Господи, как он додумался?!
Мы подъезжали к Москве. Проводница принесла нам билеты и спросила Мишу по-свойски, чем он так довел супругов, что они столько времени торчат в коридоре! Я был неприятно удивлен поведением этой четы, они шарахнулись от меня, как от чумного. Впоследствии я не раз замечал такое отношение к себе.
В России я пробыл довольно долго и все это время никак не мог избавиться от привязавшейся фразы "Я - никто". В Тбилиси я вернулся только в шестьдесят первом году. Республикой правили люди моего поколения, они очень помогли мне. Собственно, ничего особенного мне и не требовалось, кроме той маленькой комнатушки, которую нам с дедом дали после конфискации. Я не мог притязать на свою старую квартиру, она составляла половину частного дома - ее заполучил чекист. Какими путями - Бог весть. Он оказался себе на уме: узнав загодя, что готовится реабилитация и возврат имущества, взял и продал дом моих родителей семье тбилисских дельцов. Те щедро отвалили мне деньги, лишь бы я отстал от них. Оставаться в Тбилиси мне расхотелось. Даже если бы я попытался отстаивать свои права, мне бы это все равно не удалось: мог ли я тягаться с такими китами? Я взял деньги и устроил себе временную берлогу в комнатенке, которую мне вернули.
Вероятно, с этой поры и началось все то, что заставило меня покинуть Тбилиси. Я по-прежнему мучился сознанием своей никчемности, ремесло радиотехника не могло прокормить меня. Поддавшись уговорам, я, как Гоги Цулукидзе, поступил на заочный в индустриальный институт, только я - на факультет "добычи и переработки нефти и газа", а он - на финансово-энономический. Поступил без протекции. Когда я вернулся, Гоги уже заканчивал учебу, обзавелся семьей. Бедный мой Гоги, на этом чертовом пути я ни разу не подумал о нем, разве что мельком. Что ж, исправим огрех. Согласен, с чего начнем?.. А вот с чего. Еще в ссылке Гоги запала в душу мысль стать директором гастронома. Отсидев десять лет на Колыме, он предпринял попытку бежать, но неудачно - ранили в ногу. Во избежание приговора, он решился на ампутацию, ногу отняли выше колена. Высокий стройный мужчина, а нога деревянная. В ту пору зэков по окончании срока отправляли на "вольное поселение". Гоги открыл лавку в одном из поселков золотоискателей - жить-то надо было. Вероятно, тогда и почувствовал он вкус к этому делу, в нем зародилась тайная и страстная мечта стать директором гастронома. Наступили хрущевские времена, поселенцам разрешили вернуться на родину. Вернулся и Гоги, сдал экзамены, окончил институт и стал директором гастронома. Исполнилась заветная мечта, но нам, друзьям, это директорство тяжко далось. В конце каждого квартала у Гоги обнаруживалась недостача. Магазин помещался неподалеку от мастерских художников - не мог же он брать деньги с приятелей, старых и новых, за колбасу и пиво?.. Вот и пускали шапку по кругу его старые друзья по заключению. Наконец Гоги ушел с этой работы. Вано Таргамадзе взял его к себе коммерческим директором. Гоги поработал у него недолго. Скончался. Прилег на диван с книгой и вдруг умер. Находчивый, остроумный, с замечательным юмором! Самый внимательный, заботливый и непосредственный из всего нашего братства. Уж если ты заговорил о юморе и находчивости, приведи хотя бы несколько примеров... Ладно, приведу, а то Бог знает, доведется ли еще вернуться к этой теме. В Тбилиси был парень по прозвищу Бако. Он как-то трепанул, что меньше чем за три тысячи в услужение к коммунистам не пойдет! Не пошел, всю жизнь пробездельничал. Как-то раз собрались друзья, человек десять, и Гоги известил Бако, что знает место, где ему будут платить три тысячи, лишь бы он согласился заступить на эту работу.
Бако встрепенулся, что это за место такое, где дают министерскую зарплату. Гоги, не жалея красок, стал расписывать, что это место заведующего базой, что Тбилисскую канализационную систему переоборудовали, теперь по единому трубопроводу фекалии поступают на завод в Поничалах и там перерабатываются в удобрения, - "так вот, все эти нечистоты собирают на базе, которую я тебе предлагаю". Бако отмахнулся: "Кляузное дело". Гоги невозмутимо возразил: "Как раз не кляузное; если обнаружится недостача, друзей у тебя - пруд пруди, никто из нас не поскупится - придем и восполним!.." Теперь и не вспомнить, сколько шуток было... Расскажи о бешеной собаке... Да, это было здорово! Поехали Гогины теща с тестем отдыхать в Кавтисхеви и взяли с собой внучку. Отправился Гоги с женой навестить ребенка. Навестил. Собрался было обратно, как вдруг откуда ни возьмись шавка. Повертелась, покрутилась и тяп за ногу Гогину супругу. Кинулись в Тбилиси, в институт Пастера, там Медее сделали укол против бешенства. Прошло три или четыре дня. Гоги сидел под вечер в кресле, полураздетый, без протеза. Раздался звонок, Медея открыла. Пришли санитары из института Пастера и потребовали, чтобы Медея шла с ними: нельзя прерывать курс инъекций. Она отказалась. Добром не получилось, санитары решили действовать силой. Медея крикнула Гоги на помощь. Тот вышел, опираясь на костыль, и потребовал объяснений: что происходит?! Санитар объяснил: так, мол, и так, пациентка должна пойти с нами. Гоги в ответ: "Эта женщина моя супруга, никто не знает ее лучше меня, вам бы доискать ту собачку, как бы с ней беда не стряслась" - и закрыл дверь... А как он к нам в Магадан заявился?.. Да, это классно!.. В Магадане у меня обнаружили кавернозный туберкулез, я сообщил о своей болезни по трассе, в лагеря, расположенные в глубинке Колымы, и попросил помочь продуктами и деньгами. Первым прибыл для "изучения вопроса", то бишь уточнения моего местонахождения, Шукур Инаишвили. Он понавез мне массу всего и уехал. За ним те же семьсот или восемьсот километров отмахал Гоги, ясно, с разрешения подкупленного коменданта. Он привез с собой продукты, лекарства - в районах золотоискателей этого добра было навалом, помог и деньгами. Мы, друзья, всегда приходили на выручку друг другу.
Гоги дал вахтеру на лапу, проник в лагерь со своими дарами, мы посидели допоздна, и он ушел. Ушел, но ночлега не смог найти и отправился в магаданский вытрезвитель, "подмазал" главного, выспался, а наутро снова заявился ко мне с прекрасным матрасом в подхват. Отдал мне его и отправился восвояси. В те времена в вытрезвителях был такой порядок: пьяница, доставленный милицией, должен был заранее оплатить стоимость матраса - все они, как правило, мочились в постель. Оплатил и Гоги, естественно, не обмочился, а матрас прихватил с собой: Горе, дескать, пригодится!
Когда Гоги умер, мне припомнилась мысль из "Философии духа" Гегеля. Я сделал обобщение, не знаю, правильное ли. Гегель говорит о том, что исторические личности, исполненные мирового духа, имеют свое назначение. По завершении миссии они покидают бренный мир: Александр Македонский умер в тридцать два года; Наполеон окончил жизнь на острове Святой Елены. Эта мысль не раз находила подтверждение в истории - древней и новой. Если меня спросить, то это правило почти не знает исключений, оно приложимо и к простым смертным. Выполнит человек свое назначение и уходит в лучший мир. Взять хотя бы Гоги. Всю жизнь он проявлял заботу о людях, дарил им радость своим острословием, женился, родил ребенка, поставил его на ноги, объединил квартиры, свою и жены, получилась трехкомнатная, приобрел мебель, обустроил семью, оставил по себе память достойного мужчины и скончался... Нет, ты неисправимый болтун, начал за здравие, а кончил за упокой. Разве не интересно?.. Может, интересно, но... к делу отношения не имеет. Я только хотел сказать пару слов о Гоги... Ничего себе пара слов, уболтал до чертиков!.. Ладно, приступим к главной теме! Меня зачислили на заочный в индустриальный институт. То было недосуг, то подленивал, то кутил с друзьями и ездил... Словом, до защиты диплома прошло семь лет. За эти семь лет столько всего случилось хорошего и плохого, не говоря о причинах, из-за которых я перебрался на Север... Послушай, давай-ка сначала о смешном, а потом о печальном, чтобы хватило сил "съездить" на Север! О Гоги Цулукидзе мы рассказали. О ком еще?.. Давай о мандаринах... Давай! Я шел в Сололани на день рождения сынишки одного из моих лекторов. Подарок у меня был не ахти. Поэтому, когда я увидел прохожего с мандаринами в авоське, я обрадовался: хорошо бы купить мальчику. Справившись, где продают мандарины, я пошел в плодово-овощной магазин. Он помещался в подвале на Сололанской улице еще со времен моего детства. Подвал был просторным, с прилавком посередке. Спустился по ступенькам - народу тьма. Не очередь, а куча мала. Только слева - степенный ряд, стоят ветераны войны и старые коммунисты. Я, конечно, в эту давку лезть не стал, решил удовольствоваться подарком, какой есть. Собрался было выйти, но не успел, разыгралась занятная сцена. В дверном проеме появился мужчина средних лет и на какое-то время оторопел, вроде меня. Убедившись, что не сможет пробиться к прилавку, он крикнул продавцу: "Шалико, у меня гости, нужен килограмм картофеля к обеду, твои мандарины мне даром не нужны, я брошу сумку, отвесь картофель, деньги внутри!" Шалико был в такой запарке, что, кажется, и не слышал его, иначе, надо думать, отозвался бы. Прошло много времени, мужчина повторил свою просьбу, но уже тоном повыше. На сей раз Шалико откликнулся: спроси, мол, у людей. Мужчина обратился к очереди: "Ваши мандарины мне даром не нужны, пусть продавец отвесит мне картофель, вас от этого не убудет!" Очередь отнеслась к просьбе покупателя, мягко говоря, отрицательно. Собачились довольно долго... Шалико, не прерывая работы, заметил: "Гриша, дорогой, ты же видишь, что творится, ничем не могу помочь". Гриша, видно, жил по соседству и к Шалико ходил не первый год. Я решил, что после такого ответа он уйдет. Не тут- то было! Гриша постоял-постоял и вдруг гаркнул: "Коммунисты здесь есть?!" Вопрос был обращен к степенной очереди. Я бросил взгляд - никакой реакции. Гриша выкрикнул вдругорядь. На этот раз, насколько я заметил, ветераны зашевелились, один даже выступил на полшага; второй, из боязни, как бы кто не заподозрил его в беспартийности, неуверенно последовал примеру первого, остальные отозвались со своих мест: "Да, мы коммунисты, ну и что?!" Гриша в ответ помянул их матушку и со всеми сородичами до третьего колена!.. Очень громко, отчетливо, с завидной дикцией выложил все, что думал о коммунистах, и спокойно, не спеша, удалился... Те, кто остался стоять в очереди, погалдели немного и успокоились... А те, кто сделал шаг вперед... Вот это была умора!..
