Оценка бентамок — одно из самых загадочных таинств, к которым я когда-либо приобщался. Кажется, будто кто-то приоткрыл завесу и позволил заглянуть в другое измерение. В сравнении с этим футбольное судейство представляется делом, которым может заниматься любой дурак в шортах и со свистком. Я спросил у судьи, что он ищет, и через тридцать секунд осознал, что не вижу ничего из того, что видит он. Я не вижу ничего, как ни таращусь, а он замечает весь гиперреализм мельчайших недостатков, абсолютное совершенство и что-то еще чисто метафизическое. «Этот — недостаточно гордый. Посмотри на него — ему недостает яростного тщеславия. А она должна быть словно гейша — застенчивая, но элегантная. А вот эта должна выглядеть как чайная чашка». Чайная чашка? «Чайная чашка». И тут, словно по волшебству, эта крошка превратилась в чашку. Чаепитие у Безумного шляпника.
Сначала птиц просто разглядывают, а затем берут их в руки. Куры должны быть податливы, но в то же время требуется, чтобы они могли удерживать в своих крошечных головках мысли о яростном тщеславии и чайных чашках.
Судья должен проверить наличие сотен дефектов в зависимости от породы. Вот лишь отрывок из огромного перечня дефектов, недопустимых для правильной птицы: отметины на гребне, топорщащийся гребень, белые с красным мочки ушей, красные с белым мочки ушей, жесткие перья на шее, искривленное хвостовое оперение, искривленная грудная кость, вогнутая спина, кривой хвост, беличий хвост, сдвинутые колени, кривые ноги, прямые ноги, перепончатые лапы, пододерматит, петухи без шпор, куры со шпорами, пситтакоз (справочник велит уничтожить зараженных птиц). И это мы еще не говорим об оценке признаков породы — постановке крыла, цвете радужки, мягкости оперения. Трюкам, которые проворачивают владельцы, чтобы прикрыть недостатки, мог бы позавидовать кордебалет Мулен Ружа. Ни единое перышко не выбивается, ни следа пситтакоза, по мочкам ушей прошлись замазкой. Судейство — настоящий вызов, который встречают с невозмутимостью корейских постовых. И наконец-то, как кардиналы, выбравшие папу, на свет выползают финалисты. Среди них будущая Лучшая бентамка Британии. Все мыслимые породы от бойцовых темных корнишей до будуарных кохинхинов.
Приспособленчество — генетическая черта кур, поэтому они так популярны у людей. Они будто понимают, что мы, неэлегантные и бесперые, жаждем разнообразия в других. И куры эволюционировали. Они позволили нам влезть в свою ДНК, изменяя их вид и окрас. Они смирились с абсурдными щетками на головах и перьями между пальцев, сохраняя сущность своего вида, виртуальный кубик «Кнорр» чистой куриности.
Судить кур нелегко, но это ничто по сравнению с оценкой яиц. Когда мне сказали, что яйца тоже участвуют в конкурсе, я решил, что это шутка.
Ан нет, здесь о домашней птице не шутят. Старый судья с бородой, как у Мерлина, попытался познакомить меня с основой классификации яиц. Он бережно поднял яйцо своими ручищами размером с поднос и поднес к лицу, объясняя, что с ним не так. Проблема была в плечах. Кто может предположить, что у яиц есть плечи и они могут быть неправильными? У этого был слишком широкий узкий конец, у того — слишком острый. Эти слишком круглые, а другие — неровные. «Вот хорошее яйцо, яйцо-призер», — сказал он. «А вон то отполировали, — прошептал он позже. — Это грозит дисквалификацией. А на тех яйцах — следы соломы». Действо походило на прогнозы акушерки. Но и это было не все. На соседнем столе стояли тарелки с разбитыми яйцами. Здесь сравнивали желтки: этот слишком плоский, этот слишком бледный, здесь разваливается белок, а вот это яйцо оплодотворено. Праздник Ирода, избиение младенцев.
В другом конце комнаты в два ряда стояли клетки. Это птичий приют. Место для нежеланных и недостойных. Куры и петухи, не соответствующие высоким стандартам. Куры высиживают два и более выводка в год, поэтому за количеством никто не гонится. Выставки и разведение евгенически жестоки. В войне против мелких полых гребней нет места сантиментам.
Я очарован парой курочек. Их классическими цыплячьими очертаниями, маленькими красными бородками и гребешками. У них белые перья с черным контуром, будто кто-то обвел каждое перо тонким фломастером. Это серебристые виандоты — американская порода, появившаяся в Нью-Йорке в 70-е годы XIX столетия. Они очаровательны, и стоят всего лишь 14 фунтов за пару. Мое сердце бьется сильнее, в голове пустота, как перед принятием импульсивного и неуместного решения, призванного изменить жизнь. Я спешно прогулялся по залу в поисках человека, продающего кур, и швырнул ему деньги. Он удивился, непривычный к такой финансовой сговорчивости. Бентамки — весьма экономное хобби, а я даже не пробовал торговаться. Он был слегка разочарован.
«Виандот — замечательная порода, — заметил проходивший мимо эксперт. — Прекрасный выбор для начинающего. Милый характер. Они почти не летают, так что вам не придется снимать их с деревьев. Но самое сложное еще впереди». О Господи, что? Еда? Вода? Ветеринар? Чистка клоаки ватной палочкой? «Нет, дружок. Нужно найти коробку, в которой ты понесешь их домой. Коробок здесь…». Можете не продолжать, коробок тут как зубов у курицы.
Я заметил, что люди, которые разводят куриц, содержат их, судят, играют с ними в господа-бога, постепенно становятся похожими на своих питомцев. И в нескладных тринадцатилетних мальчишках, и в коренастых таксистах проявляется что-то птичье. Они наклоняют голову, петушатся, ерошатся, с любопытством поднимают вещи и роняют их. И им нравится общество друг друга. Я нахожу любителей бентамок очаровательными по природе. Они с головой погружены в свое хобби и околдованы птицами. Они довольны своей стаей, проводят выходные в церквях и центрах активного отдыха, а вечерами сидят перед телевизором, держа на коленях курицу, теребя ее за хвост и обмазывая ей мочки мучной пастой. Их объединяет невинное призвание. Их опыту и терпению, их увлечению любимым делом можно позавидовать. Бентамки прекрасны, и сложно представить нечто лучшее.
Правда, есть одна проблема. Старый таксист из Эссекса говорит, что подумывает бросить эту затею. Соседи уже шесть раз подавали на него в суд. «Я потратил бог знает сколько денег на сарай, жена не знает отдыха. Но людям не нравится кукареканье. Ко мне приходили с микрофонами из муниципалитета, приходили и адвокаты, и судебные приставы. Я годами боролся за своих птиц. Но уже устал». И это не единичный случай — переехавших в сельскую местность раздражает кукареканье и не только. Они хотят избавиться от церковных колоколов и скота, а цыплят отправить в суп.
Сельская местность превращается в дом престарелых, сообщество со строгими правилами, тишина должна быть как в библиотеке. Но песнь шантеклера будила нас тысячелетиями. Это предупреждение, приветствие нового дня, звонок к завтраку и к станку, но прежде всего напоминание о том, что мы не одни в этом мире.
В обмен на яичницу и жаркое мы обязаны защищать этих птиц, таких уютных и таких домашних. Разведение кур становится все более популярным. Это недорого, опыта не требуется, а плоды своих ошибок можно просто съесть. Это вестник трудных времен. Когда людям страшно, они обращаются к курам. Когда наступают тяжелые времена, когда мы не чувствуем себя в безопасности, мы возвращаемся к своим старейшим друзьям и обнимаем наших кур.
Я отвез виандотов в свой крошечный садик в Челси. Они обосновались, копаются в земле и кудахчут о чем-то своем. Мои близняшки кормят их объедками и наблюдают за ними. Как нервные матроны, куры кудахчут на собаку и не хотят нестись. Но я не против, они по-прежнему завораживают меня. Вечерами я прихожу посидеть с ними, и каждый раз, когда беру одну из них на руки и поглаживаю ей шею, меня переполняет чувство поистине детского спокойствия, и все проблемы дня уходят в небытие. Мы тесно связаны с этим маленьким заурядным динозавром, покрытым перьями.
К сожалению, у этой истории не будет счастливого конца. Осторожно, будто ступая по скорлупкам, моя жена начала разговор: «Ты же понимаешь, что нельзя их оставить. Ты постоянно в разъездах, а у нас собака, да еще эти лисы и крысы. А куры — еще одна забота. Нам и там хватает забот. К тому же, — добавляет она, чтобы подсластить пилюлю, — нам нужен свадебный подарок для Элизабет и Аруна».
Так что теперь мои виандоты копаются в земле на ферме Элизабет Хёрли. Там им наверняка лучше, думаю я. Но по-прежнему по ним скучаю. В груди моей дыра с очертаниями бентамки. Когда мы их увезли, я вычистил их ящик и… вы наверняка догадались.
Одно бледное яйцо. Не слишком широкое в плечах, приятно округлое, не слишком острый конец, неплохая симметрия, никаких отметин от сена. Отличное яйцо. Я сварил его и поделился с близняшками. Яйца у бентамки небольшие, но мы дружно решили, что для солдата это яйцо было бы лучшим на свете.
