Вернемся к обсуждению происшедшего на соборе. В ответ на предложенье Евсевия император произнес одно слово. И слово было о Боге, и было это слово «Единосущный». То есть Константин рекомендовал дополнить формулировку таким вот образом: «Веруем во Единого Господа Иисуса Христа, Бога от Бога, Сына Единородного, ЕДИНОСУЩНОГО Отцу (Όμοούσιον τω Πατρί), Перворожденного всей твари». И эта рекомендация была принята. Определение «Единосущный» стало неотъемлемой частью Символа веры, которым руководствуются христиане мира поныне. Не правда ли, за одно лишь это Константин I может именоваться по праву не только покровителем христианства, но выдающимся богословом?
Заметим интересный нюанс. И то, что ключевое богословское дополнение было предложено именно Константином, и факт его принятия соборянами представляются почти столь же невероятным, как чудо, что явлено было Свыше на соборе впоследствии, о чем еще мы скажем подробнее. Свершившееся ставит перед внимательным исследователем три вопроса, ответ на которые нашему современнику вовсе не очевиден.
Первый: как это владыка светский, то есть невежда, вроде бы, в тонкостях богословия, сумел разрешить спор лучших теологов своего времени, единственным штрихом завершив ту формулу осмысления «велий благочестия тайны», о коей мы говорили выше? Второй: почему собор, которому в делах веры была никак не авторитетом светская власть, стал вообще рассматривать предложение не то, что мирянина, но вовсе некрещеного человека (Константин посчитал себя достойным креститься во Иисуса лишь на смертном одре) и строителя трех «языческих» храмов? И третий вопрос, наконец: как оказалась принятою подчеркнуто антиарианская формулировка Символа, когда представители Александрийской и Скифской школ, вместе взятые, являли на соборе очевидное меньшинство по сравнению с последователями Антиохийской?
По поводу последнего из этих удивительных моментов А.В. Карташев пишет: «В том-то и чудо I Вселенского собора, что он произнес сакраментальную догматическую формулу Όμοούσιον τω Πατρί устами только избранного меньшинства». И ниже замечает еще: «Это – меньшинство, вполне осознавшее ядовитость арианства, владеющее орудием философской и литературной образованности. Это было ведущее и ответственное меньшинство. Большинство (же) не постигало сложности вопроса… но историческая необходимость заставила для победы над арианством выдвинуть соответствующее орудие, ибо… ариане провозили на соблазн простецам свою рационалистическую контрабанду. А потому-то и всю тяжесть борьбы пришлось вынести передовому меньшинству».
Воистину это так. Затем и призывал Константин «скифских» учителей на помощь александрийцам. Логика его была следующая. Чтобы не постигающее сложности вопроса большинство не мешало, по крайней мере, передовому меньшинству, последнее должно обладать безусловным авторитетом. Таким, чтобы первое могло голосовать с чистой совестью, полагаясь на решения этого меньшинства как на суждение основоположников и учителей. По-видимому, в качестве таковых и воспринималась во времена раннего христианства Скифская, т. е. Славянская, богословская школа.
И это есть еще одно подтверждение вывода, который сделан В.А. Чудиновым в результате исследования сакральных надписей на многочисленных культовых предметах раннего христианства и славянского ведизма. «Сюжеты… непременно подписывались, независимо от того, ведические они или христианские… Языком изображений, всех без исключения (даже если оно касалось латинян), был русский… Более того, сами христианские святыни (изображения, кресты) изготавливались в мастерских славянских ведических культов (изображения – в мастерских Макоши, кресты – в мастерских Рода). Из этого можно сделать только один вывод: культ Иисуса Христа зародился и развивался в недрах славянского ведизма»[13].
Сегодня евионитская или околоевионитская ересь в различных модификациях своих столь укрепила позиции, что выводы подобного рода воспринимаются большинством «в штыки» даже несмотря на тома скрупулезнейшим образом представленных доказательств. (Страшная эта штука – навязываемый голословным, но бесконечным гипнотическим повторением неправды стереотип восприятия!) Греки же времен раннего христианства скорее всего отреагировали бы на заявление Валерия Алексеевича идиомой «кто ж этого не знает». Климент Александрийский в «Строматах» почтительно отзывается о скифе Анахарсисе, как о понимающем в символах. А вот Моисея, например, зовет «варварским философом»[14].
Святой Иустин Философ (II в.) называет ведавших Слово (Логос) «христианами до Христа». Он почитает их подобными в мудрости Сократу и Платону. Вспомним, откуда взялся в античной эллинской философии этот ее знаменитый Логос. От Гераклита и стоиков. Первый, как было сказано выше, получил посвящение в Северную Традицию в русском городе Голунь, а школу последних основал один из «семи мудрецов античности» скиф Анахарсис. Любимый ученик Христа начинает свое Евангелие, фактически, цитатой из Гераклита: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».
Бог Слово испокон известен племенам Русова корня, то есть славянам или, точней – словенам[15]. Именно в честь него был назван один из наших великих пращуров – основатель Словенска, древнейшего русского города, который сгорел дотла и отстроен был заново Рюриком и поэтому стал называться Новгород. Бог Слово есть иное именование Даждьбога, хотя сегодня это уже мало кому известно. Поэтому говорили: если не сдержал слово – обидел Даждьбога, и Он накажет тебя. И выражение «живет в согласии с Даждьбогом» означало: этот человек держит слово.
Стихия Слова представляет собою умный – духовный – свет и поэтому несущие Слово называются просветители. И посему еще одно имя Даждьбога – это Яр, и символ Его есть Солнце. Как у славян, так и у скандинавов был очень распространен обычай: все сколько-нибудь важные соглашения заключать не иначе, как только в светлое время суток. Дабы за соблюдением слова, данного на земле, присматривал сам Бог Слово своим всевидящим и ярчайшим небесным оком.
Рассматривая пантеоны различных племен славян, то есть Даждьбожьих внуков, мы можем видеть, что они рознятся, и в некоторых случаях весьма существенно. Они могут различаться и даже, в каких-то случаях, рознятся довольно существенно. Однако историкам и этнографам не известно ни одного славянского племени, которое бы не знало Даждьбога. Нашу семью племен можно было бы именовать и «даждьбожиане», да только это название неудобопроизносимо. Поэтому на деле мы прозвались от иного имени того же самого Бога: словене, что и преобразилось впоследствии как «славяне».
Прямые пращуры наши служили Даждьбогу с очень давних времен. Еще до легендарного похода князя Яруны на Индостан, который был совершен в 7–8 тысячелетие до Р.Х. (Кстати, в ознаменование начала этого великого похода и был воздвигнут на Урале знаменитый «Шигирский идол» – единственный из известных русских, который изображает божество идущим, а не стоящим.) Бармины севера Евразии передали брахманам Индии ведение о Даждьбоге. Поэтому Он и упоминается в книге индуистских гимнов богам – Ригведе, составленной не позднее двух тысячелетий до Р.Х., под именем «Даджи-бхага» (Риг II 17:7). Подобное не объяснить случайным созвучием, потому что в другой священной книге индуизма – Упанишадах – мы видим точное изложение славянского (точнее, словенского) ведения о Даждьбоге. «Непреходящее Слово единосущно Высшему Брахману. Два знания следует знать: о Брахмане Слове и Высшем Брахмане. Сведущий в Брахмане Слове достигает затем и Высшего Брахмана» (Упанишады, Брах 16)[16].
Предание, которое хранит Русская Северная Традиция, сообщает, что ведение о Боге Слове далекие наши предки переняли от легендарных арктов[17]. Примерно с тех же времен пошло выражение «да будет слово твердо», входящее почти во все наиболее древние русские заговоры и заклинания. Сегодня если мы говорим: «слово такого-то – твердое», то выражаем уверенность: человек сделает, как он обещал, не бросит слово свое на ветер. Но в прежние времена понимание было более буквальным: отвердевание слова мыслилось как становление его плотью или же делом. (Во время Аскольдова крещения, например, епископ обещал киевлянам, что произойдет чудо в ознаменование истинности христианской веры. Киевляне же отвечали: как станет слово твое твердо, мы уверуем.)
Исполнить слово и означает его наполнить реальной плотью. Древние замечали: слово нередко будто бы исполняет само себя – так проявляется зримо сила его творящей умной стихии. Практическое знание о такой мощи стихии слова запечатлено в простых поговорках типа: «как вы назовете корабль – так он и поплывет». Или: «написанное пером не вырубишь топором». Фундаментальные труды Валерия Чудинова представляют собой, фактически, собрание свидетельств существования у протославян – то есть словен, руссов – религиозного почитания Слова и письменности. Культ этот имел влияние на весь мир, почему, как это доказывает ученый, практически все известные на сегодняшний день алфавиты произошли от сакрального русского силлабария[18].
