В зеленом кресле у стены сидела женщина. На ней были классические джинсы, свитер с коротким рукавом и стоптанные долгими путешествиями ботинки. Ее звали Лаура. Она работала учителем в одной из школ Анн-Арбор, но оставила службу и отправилась в путешествие. Мы вместе вышли на улицу. Магазины были закрыты, уличная жизнь постепенно стихала. Мы направились к Дамасским воротам.
Лаура жила в Иерусалиме уже не первый день и была в курсе всех событий здесь. Впрочем, она ко всему относилась со здоровой долей юмора. «Если хочешь понаблюдать за склокой, – говорила она, – не обязательно искать сирийцев или иорданцев. Достаточно посетить регулярное заседание Кнессета – они так орут друг на друга! Ты не поверишь!»
Мы поднялись по винтовой лестнице на стену. По крепостному валу можно было обойти весь Старый город. Теперь, когда город успокоился, можно было ощутить всю его силу. Старый город, святой город – он был очень настоящим. В нем пересекались события прошлого и будущего, купола и полумесяцы, его живая история была высечена на старых зубчатых стенах.
Лаура была очень логична, последовательна в своих рассуждениях. «Если начнется новая война, у Израиля не останется надежды», – говорила она. Но это ее беспокоило не так сильно. У нее были другие причины оказаться здесь. Она боролась с этим, но это было выше ее сил.
Один мой друг, ставший дзенским монахом, рассказал о своем мастере, который при первой же встрече высказал интересное наблюдение относительно духовного процесса:
«Одни принимают дзен, чтобы найти Бога. Другие практикуют дзен, чтобы избавиться от Бога… Я осознал, что мне никуда не деться от этого, – рассказывал мне друг. – Я пытался сбежать. Я думал, все это не имеет никакого значения, но я не смог уйти от Бога. Позже, разочарованный практикой дзен, я сказал своему мастеру, что ухожу. Он спросил – почему, и я ответил, что мне надоели коаны. Я собирался принять христианство.
– Ах, у христиан тоже есть коаны.
– Тогда я стану евреем.
– Да, но у них тоже есть коаны.
– Тогда я стану мусульманином.
– Но и у мусульман есть свои коаны…
Бежать было некуда. Отовсюду на тебя смотрели коаны – неразрешимые, парадоксальные загадки. Можно было не думать о них, скрываться за ритуалами, но они продолжали преследовать тебя до самого подножия креста. И мы просто ходили вокруг стены и обсуждали текущие события, оставив преследующий нас центр в покое, но в глубине души каждый из нас знал, что мы никогда не сможем сбежать от него.
Я сказал Рубену, что хотел бы ужинать с ним вечером следующего дня. Жена и дети его как раз уехали, и уютная компания была бы как нельзя для него кстати. Однако проснулся я, как всегда, ни свет ни заря, и передо мной открывались просторы долгого дня. Я сел в автобус и отправился в Вифлеем, чтобы посетить церковь Рождества Христова. Всю дорогу от Иудеи до Вифлеема автобус подпрыгивал и раскачивался под ритмы «The Doors».
Церковь построена на том месте, где согласно легенде родился Иисус. Сегодня она принадлежит трем разным конфессиям – греческой ортодоксальной, римской католической и армянской церквям, и у всех них есть отдельный вход. Правда ли, что именно в этом удивительном месте совершилось удивительное рождение? Интересно, тогда в Его доме тоже было три входа, символизировавших рождение еврейского ребенка?
Я нагнул голову, чтобы пройти сквозь низкие двери, сделанные такими специально для защиты от всадников-мародеров, прошел через главный хор и попал в Грот Рождества. Темные стены были покрыты гобеленами. Подергивающееся пламя свечей освещало путь. Место Богоявления было отмечено небольшой звездой, висящей в восточной части священного грота. Я закрыл глаза и попробовал ощутить святость момента.
Я прошел в римско-католическую часть церкви. Там находился алтарь святых великомучеников, а также келья, в которой святой Иероним переводил тексты Священного Писания. Вера и путеводная звезда привели волхвов по дороге Священного Писания к яслям в то самое место, где небеса сошли на землю, сделав ее страной веры. Но горожане, потягивающие густой турецкий кофе снаружи, были куда меньше взволнованы этим фактом. Они были добродушны и миролюбивы, с радостью принимали каждого, кто хотел просто «позависать» здесь. Но было не так-то просто беззаботно тусоваться там, где однажды появился Спаситель мира. Даже если ты и не был святым, тебе стоило по крайней мере попытаться стать им здесь.
Если в Вифлеем я отправился просто потому, что у меня было свободное время, то в Эйн Карем меня привело страстное желание. Что-то сильно тянуло меня сюда. Эйн Карем был «деревней Иуды», в которой Мария встретилась со своей сестрой Елизаветой. И сегодня здесь можно обнаружить грот, расположенный за францисканской церковью святого Иоанна, в котором появился на свет Иоанн Креститель.
Иоанн Креститель странствовал по землям саранчи и дикого меда, возвещая громогласным пророческим тоном пришествие Царствия Небесного. Он олицетворял собой абсолютную правоту, гневно указывал прямо на тебя. «Ты нарушил заветы Господа твоего». Никакой иронии, никаких подслащенных речей. Прямое, испепеляющее послание. Можно принять его, а можно не согласиться; можно подчиниться воле Господней, а можно горделиво поступить по-своему и погибнуть.
Я вошел в старую деревню, посетил церковь Посещения, стоящую близ дома Захарии, но вскоре ощутил труднопреодолимую тягу покинуть поселение, и отправился в близлежащие поля. Иоанн Креститель принадлежал дикому естеству, а не церквям. Пойти его дорогой, значит утвердить веру вместо надежды, настойчивость вместо сомнения – идти напролом, торжественно шествовать, чтобы изменить этот мир.
По дороге из города мое внимание привлекла галерея искусств, расположенная в одном из крайних домов на улице. Я вошел, осмотрел экспозицию, обменялся любезностями со смотрителем. Здесь не было Крестителя. Покидая галерею, я на миг встретился взглядами с женщиной, стоявшей в углу. Ее темные, ближневосточные глаза на секунду встретились с моими, и я вышел прочь.
До самого заката я бродил по окраинам города, пока не вспомнил о встрече с Рубеном. Я поспешил обратно в город, на автобусную станцию. Было совсем поздно, и я рисковал опоздать на последний рейс. Но мне повезло. Автобус стоял на остановке, нарушая вечернюю тишину тихим жужжанием своего мотора. Внутри было человека два-три. Водитель пил кофе, и, судя по всему, собирался сделать последний глоток перед тем, как отправиться в путь.
Я зашел в автобус, полез за деньгами, и тут к горлу моему подкатился гигантский ком недоумения. Моя наплечная сумка пропала! Где я мог оставить ее? Я обыскал все вокруг. Я выбежал на автобусную остановку. В этой сумке было все – бумажник, документы, деньги, блокноты. Все, что у меня было, исчезло вместе с этой сумой. Я напрягся. Запаниковал. Сидевшие в автобусе люди безучастно смотрели на меня. Водитель предложил довезти меня до города, но я был уверен, что сумка моя не в хостеле. Это были чертовы «The Doors» – вот что получаешь, когда погружаешься в эту музыку! Я забыл самого себя. Забыл все подчистую. Может, сумку стащил искусный воришка в автобусе или кто-то украл ее еще в хостеле – кто-то с соседней койки, пока я спал. Нет, я точно помню, что весь день приплясывал в автобусе под музыку «The Doors», должно быть, сумка просто вылетела в окно.
Я мысленно проделал обратный путь, шаг за шагом. Была ли сумка при мне в Вифлееме, в автобусе? Я собирался пойти в посольство. Я намеревался пойти к Рубену. Я думал позвонить ему с автобусной остановки, но – о нет! – номер его телефона был записан в одном из блокнотов, канувших в Лету вместе с сумкой. Солнце садилось. «Ну ладно, – сказал я. – Я должен найти ее. И я найду». Я вернулся назад, на темные просторы полей. Я проделал обратный путь с точностью до шага. Я постучал в двери францисканской церкви. Они были наглухо заперты, но я продолжал неистово колотить. Наконец сторож впустил меня, и я все тщательно обыскал, залез под каждую скамейку. Ничего. Я прошелся по улицам города, дошел до галереи искусств на его окраине. Было совсем темно, воздух резко похолодел, а я все еще не мог отыскать потерю. Пропали все мои записи, все деньги – пропало все. Я думал воззвать к святым с просьбой о помощи, но стоит ли просить о спасении от собственной безмозглости? Почему я так жаждал спасения, словно это было самым важным делом в мире? Несмотря на то, что стало совсем темно и не было видно ни зги, я решил обойти все еще раз.
Потеря денег и документов волновала меня куда меньше, чем утрата бесценной книги со стихами, заметками и адресами, собранными за время паломничества. Я был шокирован. И корил себя за то, что совершенно потерял контроль над собой, оказавшись под шквалом эмоций от прослушивания «Love me two times» и «Light my fire». Я было рванул обратно в город в надежде успеть на такси, но остановился, вспомнив, что денег-то у меня нет. Всю дорогу я раскаивался, молил о прощении. Я проговаривал аффирмации: «Я найду ее. Я найду ее». Автобусная остановка была пуста. Не было ни автобусов, ни такси, ни людей.
