— Мы уже дома! — сказал казах, которого Лева встретил первым в Уиле. — Как хорошо! Отец, мать, сестры, дома очень хорошо.
Лева слушал и думал:
— А мне уже не видать такой встречи! Я оставил все, отрекся от родных, от матери и уже не мечтаю вернуться в тот дом, где родился. Дом мой там! Там, у источника спасения, будут меня встречать! Но тут же он вспомнил слова Спасителя: «Нет никого, кто оставил бы дом или братьев, или сестер, или мать, или жену, или детей, или земли — ради Меня и Евангелия, и не получил бы ныне во время сие, среди гонений, во сто крат более домов и братьев, и сестер и отцов и матерей и детей и земель, а в веке грядущем и жизни вечной» (Марк 16:29–30). И грядущее полностью подтвердило в его жизни эту истину.
Они ехали дальше. К вечеру, когда уже стемнело и стали светить звезды, показались и огни железнодорожной станции и послышались паровозные гудки.
Расспрашивая в поселке, прилегающем к станции, о том, есть ли тут верующие, Лева вскоре подошел к избушке, в которой, как было слышно, живет брат.
«… Предаст же брат брата…»
Мтф. 10:21
Хотя было поздно, но на стук Левы дверь тотчас же отворилась. В дверях стоял плотный высокий мужчина.
— Мир вам! — сказал Лева.
— С миром принимаем! — ответил басом хозяин и попросил проходить в дом. Прошли темные сени, и он отворил перед Левой дверь в ярко освещенную комнату. Множество детворы сидело за столом, на который мать, высокая, полная женщина, ставила ужин.
И слова «с миром принимаем», и плакаты на стене с текстами, — все говорило о том, что Лева попал к брату. Поприветствовались.
— Ты что-то вроде военного, — сказал хозяин, рассматривая гостя.
— Да, добрый воин Иисуса Христа, — сказал Лева, снимая вещевой мешок и все свои доспехи.
— Откуда же Господь направил?
— Сейчас из Уила.
— Из Уила? — изумился хозяин. — Далекий путь! Лева кратко рассказал о себе.
— Ну и рисковый же вы человек! — сказал брат, усаживая гостя за стол. — Разве можно…
Он не договорил, о чем думал, и предложил помолиться, предполагая, что гость сильно проголодался. Действительно, скрывать было нечего: у Левы аппетит был прекраснейший. Сестра поставила на стол горячие щи. Они были очень вкусные, и Лева, не стесняясь, как в родном доме, стал их есть.
— А у меня здесь домашняя церковь, — сказал хозяин. — Все дети поют, а жена хористка была.
— А что теперь? — спросил Лева.
— А теперь у нас все разрушено, ни молитвенного дома, ни хора.
После ужина спели семейным хором: «Мой дом и я служить хотим, Тебе, Господь, лишь одному, но дай мне силы самому, примером быть…»
Когда дети улеглись спать, Лева долго беседовал с братом.
— Я известен тут как сын старика; ведь мой отец — пресвитер здешний общины Иванов. Он не раз бывал у вас, в Самаре, бывал и в вашем доме, рассказывал про вашего папашу. Ведь у нас здесь такая община была: и молокане здесь были, и трясуны начинались. Но главное дело Божие было среди нашей общины. Сколько радости было, какие съезды, пение! А теперь… камня на камне не осталось. Многих арестовали. Отец мой уехал, и остался я один, как сын старика. И моей души ищут…
— Как же это так все получилось? — спросил Лева. — Ведь не могут же так, без всякого, закрывать, арестовывать. Откуда же Иуды взялись?
— Да, гостеприимством мы обладали широким. Бывало, кто ни придет, всех привекали. Были всякие люди. Вот, например, приехал один, сидит на собрании. Спрашиваем: «Брат?» — отвечает «Брат»… «Из проповедующих?» — Говорит: «Из проповедующих». Ну, пошептались между собой, решили дать ему слово. Уж так он сказал, так сказал, всех растрогал, у всех на глазах слезы… Вот мы и обрадовались: «Вот брат приехал, так брат». А он обобрал верующих и исчез. Слышим дальше, он у молокан. Те спрашивают на собрании:
«Брат?» — он говорит: «Брат». Ну, говорят ему, спой псалом. А он так запел, так запел псалмы! Молокане говорят: «Вот уж брат приехал, так брат!» А он и их обобрал и скрылся. Слышим, попал к трясунам, как начали молиться, он как крикнет: «Дай дух! Дай дух!» Да притопнет, да заговорил на языках, трясуны говорят: «Вот брат, так брат!..», а он оказался обманщик.
— Так он и навредил вам? Общину закрыли? — спросил Лева.
— Нет, не совсем он.
— Да кто же?
— А вот, у Христа было много учеников, а самые близкие, неразлучные — двенадцать, и один среди них оказался… Иуда. Так и тут…
— Да кто же? — снова спросил Лева.
— Ваш, ваш, с Волги. Самый лучший друг, благовестник большой, поэт. С какой любовью мы принимали его, как одаривали…Вот он и погубил братьев.
— Уж не Филадельфийский ли? — с ужасом спросил Лева, широко открыв глаза.
— Он самый, благовестник всесоюзный. Он у нас здесь жил перед арестом братьев, и ничего плохого не было, ни слова. Не знаю: или его заставили написать на братьев, или из-за денег, только видел я, и его захватили, а он тут же им какую-то бумажечку показал, и его сразу освободили. И уехал. А у нас и дом молитвенный отобрали, и много сирот, вдов оставили…
— Да, понимаю, — сказал Лева. — Все это началось с малого. Раньше хороший брат был, потом полюбил роскошь. Бывало, на собрание в пролетке подъезжает… Костюмы за костюмами… А потом слышно было, в Сибири не святая жизнь у него была. Не было сил при искушении, вот и превратился в Иуду.
— Так, так, — сказал, брат. — «Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет ее ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее». Надеюсь, тебя, Лева не смутило то, что ты узнал о земляке?
— Нисколько! Только очень, очень жаль его. Ведь такой труженик был! А теперь, как соляной столб, — предупреждение для нас. Избави нас Бог искать уюта, роскоши в жизни… Это путь погибели.
Они преклонили колени и умоляли Бога дать им силы быть твердыми и верными до конца. Молились о многих ссыльных, заключенных, и о тех, кто, как Петр, отреклись от Него.
Леве долго не спалось. Ему было больно. Но что же сделаешь, если этот предатель был внутри гнилой. Поэтому и убран был из Церкви Божией.
Глава 22. Духовный семафор
«Стоя на башне, наблюдаю, что скажет Он мне».
Лев. 2:1
Утром Лева проснулся свежий, бодрый. Брат уже ушел на работу. Сестра пригласила гостя к столу. Когда он ел, она говорила:
— Я все думаю о вас, брат, какой вы на себя тяжелый крест взяли. Ведь вас непременно в конце концов арестуют.
— Я не хочу сказать, сестра, что тяжелый, — сказал Лева. — Ведь Господь дает силы и с Ним все не так трудно. Я вот думаю про вас: сколько у вас детей, вот их родить, воспитать, накормить — вот это крест.
— Конечно, — улыбнулась сестра, — нелегко. Но дети — моя жизнь. Не будь их, было бы пусто. Ох, хорошие они у меня! Только вот старший — непослушный немного. Но отец умеет с ним разговаривать.
— Да, ваш крест, — сказал Лева, — как раз по вас. А мой, видимо, по мне. Нам нужно только благодарить Господа, что Он каждому дает то, что нужно.
Он поблагодарил сестру за хлеб и молоко, которыми она его угостила и собрался на станцию.
Целый день Лева простоял за билетом. Народу было много. На станции, как говорится, яблоку некуда было упасть. Поезда шли переполненные. Массы крестьян хлынули в Среднюю Азию.
— Господи! Пошли мне билет! Ведь мне нужно ехать! — говорил в душе Лева. Но билета не было. Вечером он опять вернулся к брату.
— Да, — сказал тот. — Сейчас уехать очень трудно. Многие едут в Среднюю Азию. Поезда забиты, В Россию куда легче уехать, билетов сколько хочешь.
На следующий день Лева снова был на станции. Но, увы, не было никакой надежды получить билет. Стояли огромные очереди уже' много дней.
К вечеру Лева пошел на гору, которая виднелась вблизи Джурума, одиноко возвышаясь над равниной. Всякий, кто проезжает мимо станции Джурум, и сейчас может видеть вблизи поселка эту одиноко возвышающуюся гору-холм. На нее взошел Лева, и перед ним раскрылись широкие горизонты далеких степей и маленькие села. Дужрум с колеей железной дороги, лежащей как на ладони. Там он стал размышлять. Он как бы видел перед собой пройденный путь.
Небольшое начало и дальнейшее, которое уходило в неизвестную даль, как уходила далеко-далеко эта виднеющаяся железная дорога. Один конец ее шел в направлении Средней Азии, другой — в Россию. Теперь семафор в Среднюю Азию был как бы закрыт, думал Лева, — билета не достать, может быть, неделями; семафор на Россию словно открыт: бери билет и поезжай. Тут ведь совсем не так далеко: через Актюбинск, Оренбург, Бузулук и родной город. А там друзья, родные, мать, брат, сестра. Но возвращаться к ним назад Леве даже в голову не приходило. Он отлично знал, что взявшийся за плуг и озирающийся назад не благонадежен для Царствия Божия.
