55. Итак, в бездне плача находится утешение, и чистота сердца получает просвещение. Просвещение же есть неизреченное действие, неведомым образом разумеваемое и невидимо зримое. Утешение есть прохлаждение болезнующей души, которая, как младенец, и плачет внутренне, и вместе радостно улыбается. Заступление есть обновление души, погруженной в печаль, которое чудным образом превращает болезненные слезы в сладостные.
56. Слезы об исходе из этой жизни рождают страх, а когда страх породит безбоязненность (т. е. упование), тогда воссияет радость, когда же достигнет конца радость нескончаемая, прозябает цвет святой любви.
57. Рукой смирения отвергай приходящую радость как недостойный ее, чтобы не обольститься ею и не принять волка вместо пастыря.
58. Не стремись к видению не во время видения. Пусть лучше само оно, привлеченное красотой твоего смирения, придет к тебе, обнимет тебя и соединится с тобой чистейшим браком на веки веков.
59. С самого начала, когда младенец начнет познавать отца своего, он весь бывает исполнен радости и печали радости, потому что опять зрит вожделенного, а печали, потому что столь долгое время лишен был видения любезнейшей ему красоты. Матерь также иногда скрывает себя от младенца и, видя, с какой скорбью он ищет ее, веселится и таким образом учит его всегда прилепляться к ней и сильнее воспламеняет любовь его к себе. Кто имеет уши слышать, да слышит! – говорит Господь (Мф. 13, 9)[56].
60. Осужденный преступник, который выслушал смертный приговор, не будет уже заботиться об учреждении зрелищ, и истинно плачущий не обратится ни к наслаждениям чувственным, ни к славе, ни к гневу и вспыльчивости. Плач – это укоренившаяся скорбь кающейся души, которая на всякий день прилагает скорбь к скорби, по подобию рождающей и страждущей жены.
61. Праведен и преподобен Господь: безмолвствующему с рассуждением Он премудро дарует умиление и благоразумно повинующегося ежедневно веселит. А кто ни того, ни другого пути не проходит законным образом, тому плач не дается.
62. Отгоняй (адского) пса, который приходит во время глубочайшего плача и представляет тебе Бога неумолимым и немилосердным. Наблюдая за ним, ты увидишь, что он же прежде грехопадения называет Бога человеколюбивым, милосердым и снисходительным.
63. От всегдашнего упражнения рождается навык, навык обращается в чувство, а что делается в чувстве, то бывает неудобоотъемлемо.
64. Хотя бы мы и великие подвиги проходили в жизни нашей, но если мы не приобрели болезнующего сердца, то все они притворны и суетны, ибо тем, которые, так сказать, после омовения осквернились, необходимо, поистине необходимо очистить руки свои неослабным огнем сердечным и елеем милости Божией.
65. Видел я в некоторых крайний предел плача: от скорби болезненного и уязвленного сердца они чувственным образом извергали кровь из уст. Видя это, я вспомнил сказавшего: я подсечен, как трава, и сердце мое иссохло (Пс. 101, 5).
66. Слезы от страха сами в себе имеют трепет и хранение, слезы же от любви прежде совершенной любви в некоторых людях бывают окрадываемы, разве только великий оный и приснопамятный огонь возжжет сердце во время действия. И поистине удивительно, как смиреннейшее в свое время бывает тверже.
67. Есть вещи, которые иссушают источники наших слез, и есть другие, которые рождают в них тину и гадов. Через первые Лот беззаконно совокупился с дочерьми, а через вторые диавол пал с неба[57].
68. Велика злоба наших врагов, так что они матерей добродетелей делают матерями зол и средства к достижению смирения превращают в источник гордости. Часто самые местоположения жилищ наших и вид их призывает сердца к умилению, в этом уверяет нас пример Иисуса, Илии и Иоанна, молившихся в уединении. Но я видел, что у некоторых и в городах, и среди молвы возбуждаются слезы. Это бывает по злоумышлению лукавых бесов, чтобы мы подумали, будто никакого вреда не получаем от этой молвы, и чтобы сближались с миром.
69. Часто одно слово истребляет плач, но было бы чудно, если бы одно же слово и возвращало оный.
70. Мы не будем обвинены, о братия, не будем обвинены при исходе души нашей за то, что не творили чудес, что не богословствовали, что не достигли видения, но, без сомнения, дадим Богу ответ за то, что не плакали непрестанно о грехах своих.
Ступень седьмая. Сподобившийся достигнуть ее и мне да поможет, ибо сам он получил уже помощь, омывшись на этой седьмой ступени от скверн века сего.
Ступень восьмая. О безгневии и кротости
1. Как вода, мало-помалу возливаемая на огонь, совершенно угашает его, так и слеза истинного плача угашает всякий пламень раздражительности и гнева. Потому скажем теперь по порядку о безгневии.
2. Безгневие – это ненасытное желание бесчестий, как в тщеславных людях бывает бесконечное желание похвалы. Безгневие – это победа над естеством, нечувствительность к досаждениям, происходящая от подвигов и потов.
3. Кротость – это недвижимое устроение души, в бесчестии и в чести пребывающее одинаковым.
4. Начало безгневия – это молчание уст при смущении сердца; средина – молчание помыслов при тонком смущении души; а конец – непоколебимая тишина при дыхании нечистых ветров.
5. Гнев – это воспоминание сокровенной ненависти, т. е. памятозлобия. Гнев – это желание зла огорчившему. Вспыльчивость – безвременное воспаление сердца. Огорчение – неприятное чувство, гнездящееся в душе. Раздражительность – удобопреклонное движение нрава и безобразие души.
6. Как при явлении света исчезает тьма, так и от благовония смирения истребляется всякое огорчение и раздражительность.
7. Некоторые, будучи склонны к раздражительности, не радеют о врачевании и истреблении этой страсти, но эти жалкие не размышляют о сказанном: движение гнева есть падение для человека (Сир. 1, 22).
8. Быстрое движение жернова в одно мгновение может стереть и истребить больше душевной пшеницы и плода жизни, нежели медленное обращение другого в течение целого дня, поэтому мы и должны благоразумно внимать себе. Иногда пламя, вдруг раздуваемое сильным ветром, более, нежели продолжительный огонь, сжигает и истребляет душевную ниву.
9. Не должно быть от нас сокрыто, о друзья, и то, что иногда во время гнева лукавые бесы скоро отходят от нас с той целью, чтобы мы о великих страстях вознерадели[58] как бы о маловажных и наконец сделали болезнь свою неисцельной.
10. Как твердый и остроугольный камень, сталкиваясь и соударяясь с другими камнями, лишается всей своей угловатости, неровности и шероховатости и делается кругловидным, так и человек вспыльчивый и упорный, обращаясь с другими грубыми людьми, получает одно из двух: или терпением исцеляет язву свою, или отступает и таким образом очевидно познает свою немощь, которая, как в зеркале, явится ему в малодушном его бегстве.
11. Гневливый человек, временами произвольно увлекаясь этой страстью[59], потом уже от навыка и невольно побеждается и сокрушается ею.
12. Ничто так не противно кающимся, как смущение от раздражительности, потому что покаяние требует великого смирения, а раздражительность – это знак великого возношения.
13. Если признак крайней кротости состоит в том, чтобы и в присутствии раздражающего сохранять сердечную тишину и залог любви к нему, то, без сомнения, крайняя степень гневливости обнаруживается тем, что человек наедине сам с собой, словами и телодвижениями как бы с оскорбившим его препирается и ярится.
14. Если Дух Святой называется и есть мир души, а гнев – возмущение сердца, то ничто столько не препятствует пришествию в нас Духа Святого, как гневливость.
15. Нам известны премногие злые порождения гнева, одно только невольное исчадие оного, хотя и побочное, бывает для нас полезно. Ибо я видел людей, которые, воспламенившись неистовым гневом, извергли давнее памятозлобие, скрывавшееся внутри их, и таким образом страстью избавились от страсти, получив от оскорбившего или изъявление раскаяния, или объяснение относительно того, о чем долго скорбели. И видел опять таких, которые по видимому являли долготерпение, но безрассудное, и под покровом молчания скрывали внутри себя памятозлобие, и я счел их окаяннейшими неистовых, потому что они белизну голубя омрачали как бы некоторой чернотой. Много потребно нам тщания против этого змия (т. е. гнева и памятозлобия), потому что и ему как змию плотской похоти содействует естество.
16. Видел я людей, которые, прогневавшись, отвергали пищу от досады и этим безрассудным воздержанием яд к яду прилагали. Видел и других, которые, как бы благословной причиной воспользовавшись гневом своим, предавались многоядению и из рва падали в стремнину. Наконец, видел я и разумных людей, которые, подобно хорошим врачам, растворив то и другое, от умеренного утешения, данного телу, получали весьма великую пользу.
