В действительности ни один тибетец не ожидает увидеть этих аватаров великих лам в качестве глав философских школ, ведущих учеников по пути мудрости или совершающих мистические посвящения. Эманации этих существ, превосходящие своим могуществом даже богов, являются в основном защитниками[108]. Их присутствие в Тибете, как верят сами тибетцы, обеспечивает повсеместное процветание и счастье, а благословения, выпрашиваемые жителями страны у этих высоких лам, в основном выражаются в получении материальных благ в этой или в следующих жизнях.
Глава 12
Малая и большая колесницы
Термины «махаяна» и «хинаяна» хорошо знакомы тем, кто читал работы по буддизму, поэтому излишне объяснять их здесь. Тем не менее поскольку буддисты, и особенно посвященные ламаисты, придают им во многом значение, отличное от того, которое обычно принято на Западе, то следует обсудить это.
На языке востоковедов термины «хинаяна» (тибет. тэг-мэн) и «махаяна» (тибет. тэгпа-ченпо) применяются в делении буддизма на первоначальное учение и более поздние учения, представляющие собой либо развитие, либо искажение древнего учения.
В мои задачи не входит разъяснение философских концепций, характеризующих эти две «колесницы». Более того, деление буддийского мира на две отдельные фракции чисто теоретическое и лишь немного согласуется с действительными фактами.
Прежде всего название «хинаяна», «низшая колесница», первоначально данное последователями ортодоксальной традиции своим оппонентам, последними не признается. Сингалезцы, бирманцы, сиамцы (таиландцы) и все буддисты, которых иностранцы включают в число хинаянистов, совершенно справедливо считают себя не ниже своих единоверцев в Китае, Японии и Тибете во всех вопросах буддийской философии. Напротив, они утверждают, что они являются обладателями единственно верного учения – учения Тхера (древних).
Буддисты стран Северной Азии, которых иностранцы без разбора называют махаянистами, как правило, относятся к подобной классификации более сдержанно.
Здесь я буду обсуждать только тибетцев, точнее, учителей мистицизма, которые учат дам-нгагу и даруют эзотерические и мистические посвящения. Как уже было сказано, выражение «большая колесница» обозначает учение, более приемлемое для большинства последователей, чем учение древних, которое более способно вести за собой верующих к спасению.
Такая интерпретация, которой я в действительности в Азии не встречала, неизвестна и ламаистам. По их мнению, махаяну следует понимать как «большую колесницу» в том смысле, что она превосходит «малую колесницу» и является возвышенной.
Если им говорят, что развитие учений махаяны следовало бы приписывать Ашвагхоше, Нагарджу– не или какому-нибудь другому буддийскому философу, то они решительно опровергают это мнение. Они отвечают, что эти учителя учили доктринам, относящимся к «большой колеснице», но они вовсе не изобрели их. «Большая колесница» существовала во все времена; она включает в себя разнообразные высшие учения, которые недоступны обыденному сознанию. Отсюда, согласно ламаистам, следует, что махаяна – это не всеобъемлющая «колесница», легко доступная массам, а скорее путь, доступный только для избранных.
Ламаистские мистики не рассматривают все свои канонические писания как относящиеся исключительно к махаяне. Они включают в «низшую колесницу» работы, связанные с предписаниями по обычной этике, правилами монастырского поведения и всем тем, что хоть как-то связано с этим.
«Спасение, – не переставая повторяют они, – это чисто духовное дело; это – овладение «знанием», освобождение (тхарпа или толба)[109] от заблуждения, к тому же все эти предписания и правила необходимы как подготовительная тренировка для «очищения» сознания».
Ламаисты признают не только две «колесницы». Они говорят о множестве «колесниц», соответствующих философским системам, которые мы относим к махаяне, пытаясь отстаивать ее отдельное значение.
Тем не менее обычно упоминаемые «колесницы» можно расположить в следующем порядке:
1. «Низшая колесница» (тэг-ман).
2. «Колесница ран-сангьяй», то есть колесница «будд, достигших просветления для себя», которые не проповедуют Учение.
3. «Колесница чангчуб-семпа», то есть колесница тех, кто вкладывает всю свою энергию в практики безграничного сострадания и работает на благо и ради просветления всего человечества.
4. «Наивысшая совершенная колесница» (лама– мэд-па-тэгпа).
«Низшая колесница», часто называемая «колесницей слушающих» (ньян-той-кьи тэгпа), соответствует хинаяне. Она ведет к нирване самым длинным путем людей, не способных усвоить труднопостижимое учение махаяны. Кроме того, как говорят тибетцы, адепты этой «колесницы» стремятся только к личному освобождению от страдания, не трудясь ради спасения других существ, и по этой причине духовно они уступают альтруистичным бодхисаттвам.
Как будет показано впоследствии, такая оценка тибетцами «слушающих» ошибочна и является следствием полного непонимания не только первоначального буддийского учения, но и его последующего философского и мистического развития в махаяне. «Колесница ран-сангьяй», на взгляд ламаистов, – это «колесница» исключительной интеллектуальности. Ран-сангьяй – это подлинный Будда. Он постиг знание путем исследования, интроспективного анализа и созерцания, и теперь он наслаждается плодами своего духовного просветления. Он не проповедует учение и никак не трудится на благо других. Ламаисты описывают его как сверхинтеллектуала в башне из слоновой кости. Иногда его называют как «тот, кто постиг только одну причину», подразумевая, что он постиг Пустоту, но не Сострадание. Такой персонаж не пользуется популярностью в Тибете. Тибетцы обвиняют его в эгоизме, не замечая, однако, что он очень похож на героя, столь превозносимого в «высшей совершенной колеснице» (лама-мэд-па-тэгпа), который достиг состояния абсолютной неактивности.
«Великой колесницей», строго говоря, махаяной является «колесница чангчуб-семпа» (санскр. бодхисаттва). Она характеризуется тем, что ее целью является не нирвана, а состояние бодхисаттвы, чье сердце преисполнено сострадания к страданиям других существ и кто способен прийти к ним на помощь. Во всех ситуациях это является его самой поразительной чертой. Однако в Тибете Сострадание, хотя и признается махаянистским, должно сопровождаться совершенным осознанием Пустоты.
Отсутствие такого осознания низвело бы Сострадание до уровня обычной жалости.
«Пустота и Сострадание едины» (тонг гнид нъин– дже зунг джуг) – таков девиз тибетских адептов «великой колесницы». Бодхисаттва практически осуществляет свое сострадание, когда освобождается от иллюзии, которую создает вера в реальность воспринимаемого нами мира. Его умственная позиция, труднопостижимая для тех, кто не достиг ее, ясно описывается в «Алмазной сутре». Там мы читаем: «Когда бодхисаттва больше не верит ни во что, приходит время совершать дары», только тогда эти дары эффективны. Кроме того, сказано, что «когда бодхисаттва приведет в нирвану существ больше, чем песчинок в реке Ганг, он должен осознать, что не спас никого». Почему? Потому что если он поверит, что спас какое-то число существ, он сохранит идею «я», и в этом случае он не будет бодхисаттвой.
Это весьма трудные для понимания учения, каждый термин которого с трудом можно перевести на западный язык, причем и в этом случае он потребует пространного комментария.
Четвертая «колесница» – лама-мэд-па-тэгпа (буквально означает «нет более высшей»). Ее адепты учат, кроме всего прочего, что нирвана и мир явлений (нангси)[110] фундаментально тождественны, это два аспекта одного и того же, или скорее два в равной мере иллюзорных взгляда на Реальность.
Кроме вышеописанных четырех «колесниц», существует также «мистическая колесница» (нгаг-къи тэгпа), «тантрическая», или «магическая колесница» (гъюд-къи тэгпа) и некоторые другие.
Роль и личность бодхисаттвы по-разному понимается во всех «колесницах», но ему отводится важное место, и обычно необходимо получение ангкура бодхисаттвы, прежде чем будет получено допущение к мистическим «посвящениям».
Сомнительно, чтобы сам Будда проповедовал о бодхисаттвах. Истории его прошлых жизней – «Джатаки», в которых он предстает как бодхисаттва, – это явно измышления низшего порядка тех верующих, которые переиначивали традиционные индийские истории о перевоплощениях или выдумывали свои в том же духе. Кроме того, поведение исторического Будды было лишено эксцентричности, присущей многим бодхисаттвам. В его учении это также не поощрялось. Пример, который он рекомендовал своим ученикам, – это умиротворенный образ архата, мудреца, полностью сбросившего десять оков[111], достигшего неколебимой безмятежности ума и живущего в нирване.
