И сказал ему Александр:
— Что ти дам, аще того же лета всё ото дна было поято. Но прииду скоро, и со мной во орду поидеши.
С этого дня батюшку нередко стали посещать видения, особенно когда поволнуется. Чаще всего виделось ему его воинство, как немцы гоняют его на разные трудовые повинности — чинить дорогу, валить лес, строить или ремонтировать здания. А однажды ночью батюшка проснулся с чётким осознанием того, что под малым куполом храма кто-то стонет. Он встал, тихонько оделся и отправился в свой храм. Шёл по ночному селу и сам себе удивлялся:
— До чего же ты чудной стал, отец Александр!
Под купол можно было проникнуть через отдельную лестницу в пристройке с северной стороны. Распугав там голубей, которые бешено метались во все стороны и пару раз погасили крыльями свечу, священник полез на карачках до деревянной двери, открывавшейся кверху, на ней висел замок, но батюшка прихватил ключи. В барабане под малым куполом имелось помещение, достаточное, чтобы в нём расположить человека. Предвидение не обмануло батюшку. Он обнаружил Луготинцева. Лёшка был ранен, голова его и предплечье обвязаны бинтами. Он спал и во сне тяжко стонал. Отец Александр не хотел его будить, но Алексей вдруг сам проснулся, приподнялся, тревожно вглядываясь в своего ночного гостя.
— Лежи, лежи, — сказал отец Александр.
— А, это вы, батюшка, — облегчённо вздохнул раненый.
— Как же ты тут очутился?
— Мне Николай Николаевич помог. Я к нему пришёл, а он меня сюда.
— И давно ли?
— Не помню. Дней несколько назад.
— Это он хорошо придумал. Никто и не догадается, что тут кто-то может прятаться. Вот только свет в окошке могут увидеть. А мы окошко фанеркой, вот. Тебе принести чего-нибудь?
— Спасибо, мне Николай Николаевич всё приносит.
— Не холодно?
— Да нет пока.
— Ну, лежи, прячься. Ишь ты, бывают подпольщики, а у меня завёлся подкуполыцик!
На другой день отец Александр весело сказал Торопцеву:
— А я нашёл твой клад, Николай Николаевич.
— Да что вы! А я-то думал, никто не догадается.
— Никто и не догадается. Это только у меня чутьё. Вот дела! Бывает подполье, а у нас с тобой, Николай Николаич, создалось подкуполье.
Ему очень нравилась эта мысль, и он часто к ней возвращался, с улыбкой думая про своё подкуполье. Подкупольщик Алексей получал всё необходимое — еду, перевязку, обеззараживающие медикаменты, и вскоре дело пошло на поправку. Раны на голове и в предплечье стали быстро заживать. По ночам он уже вылезал из своего убежища, спускался и выходил на двор, потом батюшка сидел у него, угощал тем-сем и беседовал:
— Вот ты знаешь ли, кто тебя спасает сейчас, прячет от немца?
— Простите, батюшка! Я ж хотел убить вас, а вы... Спасибо вам.
— Не нам, не нам. Ты сейчас под шлемом самого Александра Суворова. Спросишь, как? А вот так. У моего храма два купола. Большой и малый. И обоим я дал имена. Большой, само собой разумеется, князь Александр Ярославич, победитель шведов и немцев. А малый — непобедимый полководец Александр Суворов. Так вот, ты под шапкой Александра Васильевича Суворова скрываешься, знай это.
Но в разговорах с Торопцевым отец Александр ввёл условное конспиративное обозначение для подкуполыцика: «барабанный житель».
— Сегодня барабанному жителю творожку отнесу.
— Скоро барабанному жителю придётся искать иную прописку, ночами становится холодно.
Матушка заподозрила и проследила за отцом Александром. Как ни крути, а пришлось и ей открыть тайну подкуполья. Конечно, она взялась жадно пилить мужа:
— Как же ты стремишься к тому, чтобы нас всех погубить! Ну, прямо как вот несёшься на всех парах к погибели! Как будто вокруг тебя не люди, а игрушки. Зачем ты этого разбойника спрятал под куполом?
— Вот что: пойди в комендатуру и донеси на меня!
— И не стыдно такую пакость про меня говорить?
— Ну а что же ты, Аля, сама меня в столь сильных грехах укоряешь?
— Ох, горе моё, беда ненасытная! Мало того, ещё и жиденюшка твоя того.
— Чего того?
— А приглядись-ка к ней. Она и сама себя уже видит. Только ты у нас ничего не замечаешь.
Ева с того дня, как казнили партизан, стала беспокойная. Однажды подошла к батюшке с вопросом:
— Батюшка, скажи честно, я похожа на еврейку?
— Да что ты, дева Ева! Даже и не думай! Чистопородная русачка!
— А я иной раз смотрю на себя в зеркало, и мне кажется, в лице стали сильно проявляться еврейские черты. Иду по улице, а навстречу немец, я так и обмираю вся, что он сейчас скажет: «Юде!»
— Никакое не юде! Обычная русская девушка. Не бойся, Муха, нисколько не похожа, к тебе комар носа не подточит.
Но вскоре отец Александр, тоже приглядываясь к Еве, стал и сам сомневаться. Попадётся какой-нибудь дотошный фашист, и впрямь определит национальную принадлежность девушки.
— Как бы мне моё чудо-юде и впрямь не пришлось прятать. К барабанному жителю в соседки, — разговаривал он сам с собой.
Но приближались холода, а отапливать подкуполье невозможно. Пока ещё шёл сентябрь, стояла последняя теплынь. Осень сорок третьего года только наступала.
В один из первых сентябрьских погожих деньков отец Александр на утренней молитве, перечислив имена всех, о чьём здравии духовном и телесном ежедневно просил Господа, вдруг неожиданно для самого себя добавил:
— А также, Господи, спаси, помилуй и вразуми безбожного правителя Иосифа, и даждь, Господи, ему здравия духовнаго и телеснаго и вразумления дураку... сильнаго вразумления, и мирная Твоя и премирная благая.
Произнеся это, он испуганно оглянулся по сторонам, не рухнул ли мир. Но всё было как всегда.
А в тот день на дачу к Сталину приехали на совещание Маленков и Берия с высокопоставленными чинами НКГБ, среди которых был Судоплатов, а также специалист по религиозным вопросам Карпов. Берия докладывал:
— Проведённая органами государственной безопасности специальная операция «Послушники» принесла значительные положительные результаты. Наши агенты, поселившиеся в Псково-Печерском монастыре под видом монахов, сумели одурачить немцев, внушив им, что якобы имеют связь с религиозным подпольем в Куйбышеве и получают от него важную государственную информацию.
— Одурачили? Молодцы! — похвалил Сталин.
— В результате их деятельности, — продолжал Берия, — немцы проглотили огромное количество дезинформации, особенно во время сражения на полях под Курском, Орлом и Белгородом, а также во время нашего недавнего наступления на Харьков. Таким образом, можно говорить о том, что благодаря спецоперации «Послушники» органы государственной безопасности внесли ещё один весомый вклад в общее дело грядущей победы над Германией. Предлагаю отметить присутствующих здесь товарищей, и прежде всего товарища Судоплатова, государственными наградами.
— Отметьте, — благосклонно кивнул Сталин. — А заодно нам пришла пора отметить и товарища Бога, который оказался не на стороне немцев, а на нашей стороне. Наш добрый и хороший русский Бог. В данный момент мы возлагаем большие надежды на предстоящую Тегеранскую конференцию. Союзники должны, наконец, открыть долгожданный второй фронт. Нам нужно использовать и влияние англиканской церкви, руководство которой обращается к нам с просьбой о визите своей делегации в Москву. Пусть приедут. Они должны быть уверены, что у нас нет религиозных преследований. Они должны передать союзникам, что все обвинения в наш адрес, касающиеся таковых преследований, ложны. А, кроме того, их должно встречать духовное лицо, которое по своему статусу могло бы считать себя выше, нежели глава англиканской церкви. Таковым лицом может стать Патриарх. У нас он пока называется местоблюстителем патриаршего престола. Пусть будет не местоблюститель, а просто — Патриарх. Как вы считаете, товарищ Судоплатов? — вдруг улыбнулся он Павлу Анатольевичу.
Тот от неожиданности, что вопрос задан именно ему, вздрогнул, но тотчас же чётко ответил:
— Считаю такое решение весьма полезным для нашего государства, товарищ Сталин.
— Вот и хорошо, — кивнул Иосиф Виссарионович. — А сейчас мы пообедаем и поедем в Кремль. Но сначала нам надо ещё побеседовать с товарищем Карповым.
В тот же вечер, а точнее уже в полночь, в Кремле Сталин и Молотов в присутствии Поскрёбышева и Карпова принимали делегацию высших иерархов Церкви — семидесятичетырёхлетнего Московского митрополита Сергия Страгородского и двух ровесников Сталина — Ленинградского митрополита Алексия Симанского и митрополита Киевского Николая Ярушевича. Сталин поздоровался с ними светским рукопожатием, разговаривал сухо, но вежливо.
— Иосиф Виссарионович, — начал митрополит Сергий, когда все расселись за столом переговоров, — мы очень рады встрече с вами в сердце Москвы, в священном Кремле. Позвольте заверить вас прежде всего в том, что Русская Православная Церковь и мы, её иерархи, непрестанно молимся о грядущей победе над врагом, о спасении нашего Отечества, а также и о здравии духовном и телесном всех руководителей нашего государства. И прежде всего о вас, Иосиф Виссарионович.
