Для начальной эпохи после — никейскихъ движений характернымъ для этой партии документомъ можетъ служить известное намъ исповедание, предоставленное Ариемъ, въ которомъ ο Сыне Божиемъ сказано было только то, что Онъ есть прежде вековъ рожденное отъ Отца Богъ–Слово. Эта широта и догматическая безцветность евсевианской группы давала имъ право надеяться на поддержку консервативно настроенныхъ епископовъ; ведь она, въ сущности, стояла на той же почве до–никейскаго богословия, охранить которую отъ никейскаго нововведения хотели эти консерваторы. И эти расчеты оправдывались. На соборахъ, состоявшихся на Востоке противъ никейцевъ и никейскаю вероопределения, мы везде на первомъ плане видимъ евсевианъ, но за ними повсюду скрывается масса епископовъ, которые никогда не были повинны ни въ какихъ связяхъ съ арианствомъ, которые примкнули къ евсевианамъ съ единственной и почтенной въ существе дела целию отстоять неприкосновенноеть преданной веры. — Такимъ образомъ, съ прибытиемъ на Востокъ сосланныхъ за арианство епископовъ, начавшаяся здесь еще ранее того оппозиция никейскому символу получила свою внешнюю организацию. Если ранее протестъ противъ единосущия высказывался лишь въ частныхъ беседахъ и посланияхъ отдельныхъ епископовъ и не выходилъ изъ области теоретическихъ словопрений, то теперь все недовольные никейскимъ символомъ элементы объединились подъ руководствомъ евсевианъ и ооставили крупную силу, которая могла уже вступить въ более деятельную борьбу съ никейцами. Евсевий и Феогнисъ были возвращены изъ ссылки, какъ мы видели, въ 328–мъ году, а уже въ 330–мъ несколько епископовъ восточныхъ пали жертвою за никейский соборъ.
Такъ какъ открыто выступить противъ никейскаго символа и осудить установленное имъ учение ο единосущии было невозможно, пока оставался въ живыхъ императоръ Константинъ, видевший въ этомъ соборе лучшее дело своего царствования, тο борьба оппозиции прежде всего должна была направиться противъ техъ епископовъ, которые съ наибольшей энергией защищали никейское учение, служили проводниками его въ церковное сознание. Нужно было сначала устранить этихъ подозрительныхъ въ глазахъ реакции лицъ, очистить отъ нихъ церковь, чтобы потомъ на свободномъ поле построить новыя формулы взаменъ никейской. Развитие антиникейскихъ движений пошло, такимъ образомъ, по определенному плану. Сперва, до 40–хъ годовъ IV–го века, борьба направляется противъ защитниковъ единосущия и достигаетъ внешней победы надъ ними, а затемъ, съ 40–хъ годовъ она переносится на догматическую почву и выражается въ издании новыхъ символовъ.
Первый решительный ударъ оппозиции пришлось испытать на себе св. Евстаaию, еп. антиохийскому. По своему положению на главнейшей каaедре Востока, по своей учености, литературному таланту и энергии Евстаaий являлся однимъ изъ опаснейшихъ противниковъ реакции и долженъ былъ вызывать къ оебе наибольшую подозрительность. Онъ первый подметилъ зарождавшееся на Востоке недовольство никейскимъ определениемъ и началъ съ нимъ борьбу въ литературе и жизни. Прервавъ церковное общение съ уклонившимися отъ слова едишсущный, Евстаaий подвергъ суровому обвинению и техъ епископовъ, которые, не отказываясь вполне отъ никейскаго вероопределения, искажали его смыслъ, толковали применительно къ своимъ традиционнымъ воззрениямъ. Его полемика была весьма удачна, такъ какъ будила религиозное чувство, привлекала къ никейскому собору живыя религиозныя силы. Догматъ ο Сыне Божиемъ Евстаaий раскрывалъ съ христологической стороны, показывалъ, что только въ учении ο единосущш вера во Христа, какъ Искупителя, находитъ свое оправдание, что всякое принижение природы Сына Божия приводитъ къ неправильному и уничижительному воззрению на лицо Христа. Въ этомъ отношении онъ стоялъ на одной линии съ Аaанасиемъ александрийскимъ. Но когда отъ полемики Евстаaий переходилъ къ положительвюму уяснению никейскаго догмата, его речи становились подозрительными для Востока. Какъ и все старшие никейцы, Евстафий не различалъ между терминами «сущность» и «ипостась» и потому точно не могъ установить различие между первымъ и вторымъ лицомъ въ Троице. Привыкшему резкою гранью разделять ипостаси Св. Троицы. Востоку казалось, что Евстафий возраждаетъ савеллианство, что Сына и Отца онъ сливаетъ въ одну ипостась и одну сущность. Въ защиту традиционнаго учения выступилъ авторитетнейший епископъ Востока, Евсевий кесарийский, но Евстафий обличилъ его въ требожии и склонности къ арианству и чрезъ это еще более усилилъ сомнения въ своемъ православии. Борьба съ Евсевиемъ затрогивала уже интересы всехъ консервативно настроенныхъ епископовъ и подняла на ноги ихъ руководителей. Обвинение Евстафия въ савеллианстве сформировалось само собой и осуждение его было неизбежно. Оно состоялось на соборе въ Антиохии въ 330 году. Здесь въ первый разъ собрались вместе передовые деятели оппозиции—Евсевий никомидийский, Феогнисъ никейский, Патрофилъ скифопольский и Павлинъ тирский; два последние изъ названныхъ епископовъ имели еще особенный поводъ добиваться осуждения Евстафия, потому что Евстафий открыто укорялъ ихъ въ арианстве и упорно отказывалъ въ церковномъ общении. Обвинителемъ явился беррийский епископъ Киръ, который, по странной (иронии судьбы, несколько позже самъ былъ низложенъ за савеллианство.
Прямо объявить Евстафия въ савеллианстве, очевидно не было оснований, и соборъ, поэтому, придумалъ хитрую формулировку вины антиохийскаго епископа, что онъ «умствовалъ более по Савеллию, чемъ по разуму никейскаго собора». He столько савеллианство, сколько противление никейскому собору, который продолжалъ уважать Константинъ, поставлено было въ упрекъ. Но повидимому члены собора считали недостаточнымъ одного этого обвинения, чтобы подействовать на императора, и возвели еще более тяжкую вину на Евстафия, обличая его въ политическомъ преступлении, — въ томъ, что онъ оскорбилъ мать царя!! это обвинение могло иметь поводъ для себя въ возможности неосторожности Евстафия. Мать Константина, Елена была женщиной низкаго происхожденияи сначала прислуживала въ гостинице, которую содержалъ ея отецъ въ одномъ изъ иллирийскихъ городовъ. Здесьслучайно во время одного похода познакомился съ ней Константинъ Хлоръ, отецъ Константина, и взялъ къ себе въ качестве конкубины. Известно, что по римскому праву конкубинатъ представлялъ собой явление вполне законное; но христианский епископъ, оценивавший факты по более высокой мерке, могъ неодобрительно отзываться ο неславномъ прошломъ Елены. Последнее обвинение произвело на Конставтина более сильное впечатление; после низложения Евстафия онъ написалъ особое письмо къ антиохийцамъ, въ которомъ выразилъ радость, что верующие стряхнули всю эту грязь. Евстафий былъ низложевъ и сосланъ въ Иллирию. Второй крупной жертвой евсевианскаго кружка былъ Маркеллъ, епископъ анкирский, одинъ изъ оригинальнейшихъ умовъ своего времени. Уроженецъ Галатии, — страны, населейной германскими варварами и стоявшей совсемъ въ стороне отъ греко — римскаго мира, — Маркеллъ и въ рядахъ богослововъ IV–го века оказался какимъ–то чужестранцемъ, для котораго въ прошлой истории богословской мысли не было ничего дорогого, который отвергъ все привычные ей авторитеты и хотелъ мыслить только по законамъ своей собственной логики. Ученый Евеевий кесарийский, литературный противникъ Маркелла; глубоко возмущается темъ, что неемысленный галатиецъ не чтитъ отцовъ и осмеливается пренебрежителъно говорить объ Оригене. Но этотъ галатиецъ имелъ крепкую голову и не–обычайно упрямый характеръ; зачеркнувши все прошлое богословие, Маркеллъ самъ взялся за решение всехъ современныхъ вопросовъ; отъ философии и предания обратился къ первоисточнику богословия, св. Писанию, и на основании его построилъ свою догматическую систему, которую трудно приклеить куда–нибудь въ истории греческой догматики. Его настольной книгой было Евангелие ап. Иоанна, и, изучая его, онъ пришелъ къ убеждению, что постояннымъ определениемъ Сына Божия въ Его предвечномъ бытии является понятие Логоса и сделалъ это понятие центральнымъ пунктомъ своего богословия. Поводомъ къ его сочинению послужило σινταγμάτιον известнаго Астерия, но Mapкеллъ расширияъ свою задачу и своею целию поставилъ разбить и уничтожить современное ему консервативное богословие, опиравшееся на Оригена, доказать происхождение его изъ языческой философии и раскрыть его политеистическую окраску и несоответствие св. Писанию. Но въ погоне за осуждениемъ другихъ овъ развилъ такое учение ο Троице, которое при тогдашнихъ обстоятельствахъ потребовало немедленнаго осуждения самого автора. Существуетъ только одинъ Богъ, — говорилъ Маркеллъ, — одно лицо (εν πρόςωπον), одна нераздельная монада, проводящая свою жизнь въ молчании и имеющая внутри себя свой Логосъ. Когда Богъ началъ творить миръ, Логосъ Его исшелъ (πρυελθών) изъ Heгo въ качестве Творца мира, какъ его осуществленная деятельность (δραστική ενεργεία), не переставая, однако, оставаться силою внутри Бога. Некоторую самостоятельность Онъ по–лучаетъ лишь по воплощении вследствие слабости плоти, но по Своей силе Онъ и теперь пребываетъ въ Отце и составляетъ съ Нимъ одно. Божество, проявившееся при творении мира въ Логосе, какъ действующая сила, въ вочеловечении какъ бы расширяется въ немъ и притомъ только по своей энергии (ενεργεία ή θεότης μόνη πλατύνεσθαι δοκεΐ). Вследствие этого Логосъ пo воплощении становится Иисусомъ Христомъ, Сыномъ Божиимъ, образомъ невидимаго Бога, жизнью, путемъ, воскресениемъ, дверью и всемъ, чемъ именуетъ Его Писание. Но это распространенное проявление Божества въ человеке, соединившемся съ Логосомъ, равно какъ и обусловленное воплощениемъ царство, составляетъ лишь одинъ временный эпизодъ. Когда Отецъ все подчинитъ Сыну, тогда и Сынъ подчинится Отцу, и царство Христа, начавшееся около 400 летъ тому назадъ, прекратится. Логосъ опять сольется съ Божествомъ и будетъ составлять съ Нимъ одно. Конечно, господство Его не уничтожится совсемъ, какъ оно и не имело начала, поскольку Логосъ всегда находился въ единстве съ Отцомъ. Но плоть по соединении съ Отцомъ Ему будетъ уже не нужна и хотя бы она сделалась нетленной, она все–таки останется недостойной Бога; къ сожалению Писание ничего объ этомъ не говоритъ. — Аналогичнымъ образомъ Маркеллъ разсуждаетъ и ο Духе Святомъ, и тоже основывается исключительно на евангелии Иоанна. Духъ находился въ Сыне, пока Онъ не сказалъ апостоламъ: приимите Духа Св. (иоан. 20, 20), и съ этихъ поръ Онъ исходитъ отъ Отца и Сына, какъ ихъ энергия, и действуетъ въ церкви. По свидетельству Феодорита, Маркеллъ училъ ο некоторомъ расширении (εκτασις τινά) отеческаго Божества въ Логосе и Св. Духа называлъ дальнейшимъ расширениемъ (παρέκτασις της εκτάσεως) Логоса, дарованнымъ апостоламъ. И Маркеллъ самъ утверждаетъ, что единица является расширенной въ троицу (η μονας φαίνεται πλατυνομένη εις τριάδα), но это расширение не есть разделение Божества: оно остается пo силе нераздельнымъ. Какъ до начала творения мира Божество представляло собой молчащую монаду, такъ по окончании мирового процесса Логосъ (а вместе съ Нимъ и Духъ) вновь сольется съ Божествомъ, и Троица, открывшаяся въ мире, снова обратится въ монаду.
