Обсуждая богословскую систему Маркелла съ той точки зрения, на которой онъ самъ стоялъ, т. — е. какъ философско–догматический комментарий къ евангелию Иоанна, строго говоря, едва ли можно было представить противъ нея какия–либо серьезныя логическия воззрения. Но для начала IV–го века, при вполне оформившемся и впитавшемъ въ себя все лучшие элементы греческой философии церковномъ учении, система Маркелла явилась, какъ совокупность ересей, противъ которой должно было возстать не только консервативное богословие, но и само арианство. Изъ писателей первыхъ трехъ вековъ христианства онъ отчасти напоминалъ Ипполита, но ближе всего сходился съ позднейшимъ савеллианствомъ, придавъ его трансцендентальной Троице христологический смыслъ и понявъ Троицу, какъ экономическое развитие монады въ троичномъ расширении. Обвинение Маркелла въ савеллианстве имело все основания для себя въ его системе. — Под–линное учение Маркелла долгое время оставалось неизвестнымъ въ церкви. Явившись на соборъ въ Никею уже после десятилетняго служения въ епископскомъ сане, Маркеллъ ни у кого не вызвалъ здесь подозрений въ своемъ правоверии. Онъ охотно принялъ слово единосущный, вполне гармонировавшее съ его воззрениями на Сына Божия и благодаря энергичной защите его занялъ даже выдающееся положение среди никейскихъ деятелей. Никейцы ценили его богословские таланты и открытый ненавидевший компромиссы характеръ. Любопытно, что на первыхъ порахъ и противники никейскаго собора, по–видимому, пытались привлечь Маркелла въ свои ряды. Такъ мы видимъ анкирскаго епископа въ числе присутствующихъ на соборахъ въ Тире и иерусалиме, осудившихъ Афанасия и принявшихъ въ церковь Ария. Но двусмысленныя роли были не въ натуре Маркелла; возмущенный поведениемъ евсевианъ, которые, не нападая прямо на никейский символъ, на самомъ деле стремились совсемъ уничтожить его результаты, Маркеллъ неожиданно убежалъ съ иерусалимскаго собора и, решившись обратиться съ аппеляцией къ Константину, представилъ ему свой трактатъ на судъ. Этотъ смелый шагъ погубилъ Маркелла, потому что его книга обвиняла более его самого, чемъ его противниковъ. Конечно, не престарелый и больной Константинъ могь входить въ непосредственное обсуждение сложныхъ вопросовъ, поднимаемыхъ Маркелломъ; онъ передалъ книгу темъ же евсевианамъ, на которыхъ жаловался въ ней Маркеллъ, и последние на соборе въ Константинополе (5 февраля 336 г.) низложили его за савеллианство: — Изобличение ереси Маркелла произвело глубокое впечатление на Востоке и сделалось новымъ звеномъ въ развитии антиникейскихъ движений. Если уже обвинение Евстафия антиохийскаго въ савеллианстве, какъ одного изъ главнейшихъ деятелей на никейскомъ соборе, кидало густую тень на догматический авторитетъ никейскаго вероопределения, то в раскрывшемся лжеучении Маркелла антиникейская оппозиция должна была видеть свое высшее самооправдание, торжественное подтверждение всехъ опасений, связывавшихся на Востоке со словомъ «единосущный». Маркеллъ оказалъ своимъ врагамъ самую лучшую услугу, въ какой только они нуждались. Его трактатъ, — а заметимъ, что это былъ первый более или менее обширный трактатъ, вышедший въ целяхъ защиты никейскаго собора, — съ наглядностью убеждалъ каждаго въ томъ, насколько правы были те, которые съ недовериемъ встретили никейский символъ. Ужасъ объялъ весь консервативный Востокъ; со всехъ сторонъ посыпались обвинения на новаго Савеллия, на новаго иудея, хулителя Сына Божия. Самъ Евсевий кессарийский взялся за перо, чтобы ниспровергнуть новую ересь; въ пространныхъ двухъ книгахъ, написанныхъ въ популярной диалогической формуле, онъ подвергъ учение Маркелла уничтожающей критике и осмеянию и чрезъ это окончательно уронилъ анкирскаго епископа во мнении Востока. Къ сожалению, и никейцы не могли правильно оценить дело Маркелла, не сумели своевременно отвернуться отъ него. Враги Маркелла были ихъ собственными врагами, а потому и въ осуждении его они видели новыя козни противниковъ, не имевшия для себя реальныхъ оснований. Маркеллъ казался имъ невиннымъ страдальцемъ, осуждение котораго давало лишь новое доказательство его геройской твердости. Поэтому они не только не порывали общения съ низложеннымъ епископомъ,а напротивъ, взяли его подъ свое покровительство и защиту. Co своей точки зрения никейцы были отчасти правы: они не отвергали совсемъ заблуждений Маркелла; ценя высоко его намерения, прощали ихъ, оправдывая темъ, что они высказаны были не въ форме несомненныхъ тезисовъ веры, а въ виде предположений, неизбежныхъ во всякомъ изследовании. Темъ не менее ихъ постоянныя связи съ Маркелломъ, заявления ο невинности его и требования возвратить ему кафедру для консервативнаго Востока оказались новымъ камнемъ соблазна, еще более углублявшимъ пропасть, разделявшую защитниковъ никейскаго символа отъ его противниковъ.
Третьимъ лицомъ, на которое преимущественяо направилась агитация антиникейцевъ, былъ молодой александрийский епископъ Афанасий, еще въ сане диакона заявивший ο себе на никейскомъ соборе ревностной защитой единосущия. Устранить Аанасия съ позиции, заместить его сторонниковъ на влиятельной александрийской кафедре, —это было въ прямыхъ интересахъ реакции, потому что съ первыхъ же шаговъ своей епископской деятельности Афанасий оказался непримиримымъ ея противникомъ, разрушалъ все ея планы. Такъ, напр., все ея попытки принудить его дать церковное общение Арию разбились ο непоколебимую его тердость; не помогли ни угрозы Евсевия никомидийскаго, ни жалоба Константину, въ которой александрийский епископъ представлялся виновникомъ безпорядковъ въ епископскихъ церквахъ, закрывающимъ двери церкви для техъ, кто ищетъ мира съ нею. Афанасий отвечалъ, что онъ не можетъ нарушить постановления, утвержденнаго волею 318–ти отцовъ, и блистательно оправдался предъ царемъ. Очевидно было, что этотъ противникъ реакции не уступитъ ей ни одного шага и не пойдетъ ни на какия сделки. Но борьба съ Афанасиемъ оказывалась значительно труднее, чемъ борьба съ Евстафиемъ или Маркелломъ. Обычное обвинение въ савеллианстве было неприложимо къ нему, — за нимъ стоялъ солидный рядъ местныхъ епископовъ, всегда готовый подтвердить его правоверие, да и самъ Афанасий не давалъ къ тому повода. Въ этомъ отношении онъ былъ настолько неприступенъ, что за все время после — никейскихъ споровъ ни разу и никемъ не было выдвинуто противъ него обвинения въ неправомыслии. Къ несчастию для Афанасия въ его собственной пастве нашлось не мало личныхъ враговъ ему, которые дали богатый обвинительный материалъ въ руки противниковъ и позволили имъ борьбу съ нимъ перенести на совершшно иную почву. Въ первой половине IV–го века обширная александрийская кафедра являлась одной изъ самыхъ безпокойныхъ кафедръ въ церкви. переживавшихъ критический периодъ вследствие непрерывныхъ внутреннихъ смутъ ж неурядицъ; власть александрийскаго епископа не стояла прочно; еще ранее появления арианства, она была сильно подорвана местнымъ расколомъ, возникшимъ во время гонения Диоклитиана и известнымъ родъ именемъ мелетианской схизмы. Происхождение этой схизмы, которой суждено было оказать свое влияние и на развитие арианскихъ движений, весьма темно освещено въ сказанияхъ древности. По более вероятному разсказу, передаваемому у Епифания, поводомъ къ расколу въ Египте послужилъ тотъ же самый вопросъ ο падшихъ, который вызвалъ точно такие же результаты въ Риме и Карфагене въ III веке. Какъ и во всехъ другихъ местностяхъ, гонение Диоклитиана тяжелой бурей про–неслось и надъ Египтомъ; много христианъ пало, много искало спасения въ бегстве; въ числе бежавшихъ значился и тогдашний александрийский епископъ Петръ. Но чемъ сильнее охватывалъ однихъ страхъ за свою жизнь, темъ ярче разгорался у другихъ мученический фанатизмъ; среди египетскихъ исповедниковъ образовалась ригори–стическая партия, съ суровымъ осуждениемъ относившаяся къ слабымъ христианамъ, требовавшая применения къ нимъ во всей строгости церковной дисциплины. Еще гонение не закончилось, когда возвратившийся изъ места убежища Петръ обнаружилъ готовность снисходительно обсуждать вопросъ о падшихъ; строгая партия сгруппировалась около Мелетия епископа ликопольскаго, считавшагося вторымъ по своему влиянию епископомъ въ Египте и, по заверениямъ Епифания, прославившагося исповедничествомъ за Христа во время гонения. Серьезныя нравственныя требования, на страже которыхъ стояла партия Мелетия, придавала ей высокую моралъную силу. На сторону Мелетия встало множество епископовъ, монаховъ и другихъ чиновъ, при Петре же остались весьма немногие. Мелетий прервалъ общение съ Петромъ и образовалъ особую церковь, церковь мучениковъ, въ противоположность общине Петра, именовавшей себя кафолической церковью. Почув–ствовавъ себя главой всей александрийской церкви, Мелетий сталъ повсюду рукополагать епископовъ, пресвитеровъ и диаконовъ, нарушая темъ исконный обычай Египетскихъ церквей, по которому все епископы Египта должны были получать свое посвящение только отъ александрийскаго. За решение мелетианскаго вопроса, какъ известно, взялся никейский соборъ, но и онъ не привелъ его къ желательному концу. Правда, никейские отцы под–твердили древния преимущества александрийской кафедры и этимъ косвенно осудили мелетианство, но на епископовъ мелетианскихъ они взглянули весьма снисходительно, отчасти желая привлечь ихъ къ церковному единению, a отчасти, быть можетъ, и потому, что на соборныхъ заседанияхъ мелетиане поддерживали сторону Александра. По отношению къ мелетианскимъ епископамъ соборъ постановилъ принимать ихъ въ церковь въ сущемъ сане, т. — е. съ сохранениемъ епископскаго достоинства, съ темъ, однако, ограничениемъ, что действительныя епископския права надъ паствою они получаютъ лишь по смерти православнаго епископа этой паствы. Легко понять, что на практике постановление собора не могло удовлетворить мелетианъ; въ особенности же оно должно было вызывать неудовольствие у старыхъ мелетианскихъ епископовъ, которые не надеялись пережить своихъ соперниковъ. Α такихъ епископовъ было не мало. Изъ списка, переданнаго Мелетиемъ Александру и упоминаемаго у Афанасия, мы узнаемъ, что всехъ рукоположенныхъ имъ до никейскагособора епископовъ насчитывалось 29, т. — е. около одной четверти всехъ египетскихъ епископовъ. Недовольный элементъ, значитъ, былъ достаточно силенъ и своею численностью, но при жизни Александра онъ не заявлялъ ο себе въ какихъ–либо определенныхъ фактахъ. Иначе сложились обстоятельства при его молодомъ преемнике. Уже тотчасъ после смерти Александра, какъ мы знаемъ, мелетиане пытались провести своего сторонника на александрийскую кафедру; въ преемники ему, обходя Афанасия, они избрали было Феону. Неудача этой попытки заставила ихъ озлобиться на Афанасия, они соединились теперь съ арианами, остававшимися въ Александрии, чтобы самъ Афанасий, применявший къ мелетианамъ во всей строгости постановления никейскаго собора, способствовалъ отчасти образованию противъ себя этой коалиции.
