Продолжаем Всенощное бдение следующим образом:
Одна четка-трехсотница:«Господи Иисусе Христе, помилуй мя».
Одна четка-сотница: "Пресвятая Богородице, спаси мя".
Потом, если есть желание, поем молебный канон Пресвятой Богородице.
Одна четка-сотница:"Кресте Христов, спаси нас силою твоею".
Одна четка-сотница:"Крестителю Христов, моли Бога о мне" (о том, чтобы Бог даровал нам покаяние).
Одна четка-сотница:"Святый апостоле Христов, моли Бога о мне" (имеется в виду святой апостол и евангелист Иоанн Богослов, которому мы молимся о даровании нам любви).
Одна четка-сотница:"Святче Божий, моли Бога о мне грешнем" (это молитва преподобному Арсению Каппадокийскому, которому мы молимся о даровании нам здравия).
После этого следуют такие прошения:
О старцах:
Одна четка-трехсотница:"Господи Иисусе Христе, помилуй рабов Твоих".
Одна четка-сотница:"Пресвятая Богородице, спаси рабов Твоих".
О братстве:
Одна четка-трехсотница: "Господи Иисусе Христе, помилуй нас".
Одна четка-сотница:"Пресвятая Богородице, спаси нас".
Об усопших:
Одна четка-трехсотница:"Господи Иисусе Христе, упокой рабов Твоих".
Одна четка-сотница:"Пресвятая Богородице, упокой рабов Твоих".
О благодетелях:
Одна четка-трехсотница:"Господи Иисусе Христе, помилуй рабов Твоих".
Одна четка-сотница:"Пресвятая Богородице, спаси рабов Твоих".
Далее совершаем три четки-трехсотницы со следующими прошениями:
— Боже мой, не оставь рабов Твоих, которые пребывают вдали от Церкви. Пусть Твоя любовь подействует на них и приведет их к Тебе.
— Помяни, Господи, рабов Твоих, которые страдают от рака.
— Помяни, Господи, рабов Твоих, которые страдают от малых и великих болезней.
— Помяни, Господи, рабов Твоих, которые страдают от телесных увечий.
— Помяни, Господи, рабов Твоих, которые страдают от душевных увечий.
— Помяни, Господи, владык (президентов, министров...) и помоги им править по-христиански.
— Помяни, Господи, детей из неблагополучных семей.
— Помяни, Господи, неблагополучные семьи и тех, кто развелся.
— Помяни, Господи, сирот всего мира, всех, кто испытывает боль, и всех, к кому в этой жизни отнеслись несправедливо, вдовцов и вдов.
— Помяни, Господи, всех, находящихся в тюрьмах, анархистов, наркоманов, убийц, злодеев, воров, просвети их и помоги им исправиться.
— Помяни, Господи, всех, находящихся на чужбине.
— Помяни, Господи, всех, кто путешествует по морю, по суше, по воздуху, и сохрани их.
— Помяни, Господи, нашу Церковь, отцов Церкви (священнослужителей) и верующих людей.
— Помяни, Господи, все монашеские братства, мужские и женские, старцев и стариц и все братства и всех монахов Святой Афонской Горы.
— Помяни, Господи, рабов Твоих, находящихся на войне.
— Помяни, Господи, рабов Твоих, гонимых в горах и на равнинах.
— Помяни, Господи, рабов Твоих, которых ловят и хватают, как птиц.
— Помяни, Господи, рабов Твоих, которые оставили свои дома, которых выгнали с работы и которые мучаются.
— Помяни, Господи, бедняков, тех, у кого нет крова и беженцев.
— Помяни, Господи, все народы, держи их в Своих объятьях, покрывай их Своим святым покровом и храни их от всякого зла и от войны. И нашу возлюбленную Элладу держи в Своих объятиях день и ночь, покрывай ее Своим Святым покровом и храни ее от всякого зла и от войны.
— Помяни, Господи, мучающиеся, оставленные, онеправданные, исстрадавшиеся семьи и богатно подай им Свои милости.
— Помяни, Господи, рабов Твоих, которые страдают от душевных и телесных проблем всякого рода.
— Помяни, Господи, рабов Твоих, которые попросили у нас, чтобы мы за них молились.
Усопшие сами себе помочь не могут, они ждут помощи от нас, подобно тому как заключенные, находящиеся в тюрьме, ждут, чтобы кто-нибудь принес им прохладительный напиток.
Перерыва на Всенощном бдении не делаем: однако, если кто-то хочет отдохнуть, пусть отдохнет».
Старец желал, чтобы монах, который подвизается один, имел типикон, устав, который помогал бы ему в его борьбе. Старец советовал: «Находясь в келье, молитвой готовься к послушанию и, находясь на послушании, готовься к тому времени, когда ты будешь в келье. Так ты всегда будешь мирен и радостен. Когда человек рассеян, его ум блуждает в посторонних вещах. Нам поможет, если с самого утра наш день будет подробно расписан, так, чтобы у нас не возникало смущения от помыслов».
Тем, за кого Старец не нес духовной ответственности и за кем он не мог наблюдать, он устава не давал. Когда один студент попросил Старца дать ему устав, Старец ответил: «Не могу, потому что врач, когда выписывает больному рецепт, должен быть рядом с ним и за ним следить». Он ограничился тем, что дал юноше несколько общих полезных советов о духовной жизни.
Старец безгранично чтил то, что определили Святые Отцы. Одному монаху, который без причины своевольничал и «импровизировал» в отношении богослужения, Старец сделал следующее замечание: «Да, действительно, если мы изменим что-то в службе, то это еще "не конец света". Однако, поступая так, мы ставим себя выше Святых Отцов».
С почтением и благоговением Старец соблюдал церковный устав, который помог ему стяжать устав духовный, жить по нему и обрести нечто более существенное: пребывание в непрестанной молитве, которая соединяет нас с Богом.
Старец говорил, что «в монастырь мы приходим для совершенства. Монашеская жизнь — это жизнь совершенная, однако мы — жизнью своей — унижаем ее достоинство». Именно к этому совершенству Старец и стремился и именно ради него проливал пот и кровь.
Последовательность, бескомпромиссность Старца, его стремление достичь совершенства в соблюдении Божественных заповедей вызывают восхищение. Ему удалось сделать себя «домом бесстрастия» — таким домом, материалом для постройки которого служат добродетели. Сокровища бесстрастных мужей скапливаются из всех добродетелей. Бесстрастие похоже на венец, в который вплетены все виды цветов. Если недостает хотя бы одной добродетели, то путь к бесстрастию еще не окончен. «Бесстрастие есть совокупность многих добродетелей, в которой вместо души обитает Святый Дух»[218]. Старец Паисий уже не боролся против страстей, потому что он подчинил их [духу], но постоянно обогащал себя добродетелями. Его духовные соты наполнились медом, который услаждает и питает многих.
Кроме этого, бесстрастие Старца отчетливо видно и из его чрезвычайного целомудрия[219]. Господь не только сохранил его от плотских грехов, как сам он признался однажды, но его целомудрие простиралось до той меры, что он никогда не допускал себя до сосложения[220] с плотскими помыслами. Если много лет спустя после какого-то приражения постыдного помысла он вспоминал об этом, то заливался краской, как маленький ребенок. Если бесы плотскими фантазиями искушали его во сне, он решительно противодействовал им, просыпался и вскакивал. Однако это происходило в начале его монашеской жизни. Впоследствии он был совершенно недвижим к искушениям подобного рода. Поскольку он смотрел на людей бесстрастно, вид женской красоты[221] не приводил в движение его чувства и не соблазнял его. Те немногие случаи плотской брани, о которых сказано выше, имели причиной помысел осуждения или гордости.
Устойчивое духовное состояние Старца, тот мир[222], который он носил в своей душе, и та наполненность радостью, которую он чувствовал, показывают, что он был человеком, освободившимся от страстей и исполненным Благодати Святого Духа. Он переплыл море страстей, он не только«воссуботствовал» от греха действием и от греха помышлением, который совершается посредством сосложения со страстными помыслами, но и стяжал недвижимость, неудобопреклонность ко греху[223].
Своими продолжительными подвигами Старец уцеломудрил свою плоть и подчинил ее Духу, он относился к труду как к покою и стремился к страданию. Он избегал наслаждения, которое приводит нас к страстям. Даже духовного наслаждения — того, которое приходит в молитве, он не искал. «Тот, кто не вкушает телесного наслаждения и совершенно не боится страдания, стал бесстрастным», — говорят Святые Отцы.
Благодатные дарования были для него поводом к смирению и еще большим подвигам. Будучи смиренномудрым, он не возносился, когда его прославляли и не огорчался, когда подвергался клевете. Он находился в состоянии бесстрастия, потому что имел память Божию[224]. Он постоянно или думал о Боге, или говорил о Боге людям, или молился Богу. Когда он молился, его ум выходил из пределов земной действительности, пленялся в созерцание, и при этом приражения помыслов его уже больше не беспокоили[225].
