В личном деле О’Грэди содержалось письмо, где священник признавался в растлении девочки. «Я не знал об этом письме», – заявил кардинал присяжным.
– Кардинал, предположим, вы познакомились бы с его признанием [терапевту, работавшему с ним раньше] о том, что он трогал девятилетнего мальчика: доверили бы вы ему тогда заботу о душах в приходе Св. Андрея? – спросил Эндерсон.
– Это слишком теоретическая постановка вопроса, – ответил Махони. – Во всех случаях без исключения – когда есть такая проблема или мы ее подозреваем, – мы обращаемся к компетентным профессионалам, которые помогают нам принимать решения. Если компетентный профессионал не высказывает особых тревог или опасений, мы действуем в соответствии с его заключениями[557].
Когда судья объявил перерыв, кардинал начал разговаривать с журналистами в зале. Затем заседание продолжилось. «Кардинал, – начал Эндерсон, – вы только что говорили с представителями СМИ. И, как я мог слышать, вы сказали им следующие слова: «Я думал, что, отправив О’Грэди на приход, мы сделали все возможное, чтобы убедиться в его надежности».
– Я точно не помню своих слов, но, кажется, говорил что-то подобное… да.
– В тот момент, кардинал, вы обращались в полицию?
– Нет.
– Вы должны были это сделать.
– Не уверен, что был должен это сделать. Но…
– Что помешало вам обратиться в полицию и задать вопросы о вашем священнике?
– Мне сообщили, что на него поступила жалоба, было проведено тщательное расследование, жалоба оказалась безосновательной, и потому у меня не было причин звонить в полицию.
– Не следовало ли вам послать отца О’Грэди к специалисту – к доктору, который занимается такими проблемами и оценкой состояния подозреваемых в подобных правонарушениях?
– В те времена я даже и не слышал о существовании подобных специалистов.
– Вы изучали социальную работу, верно?
– Да, – ответил Махони, имевший соответствующий диплом Католического университета в Вашингтоне.
– Посылая его на приход, вы могли бы ознакомиться с его личным делом и изучить материалы об истории отца О’Грэди, разве не так?
– Да[558].
Присяжные вынесли вердикт о выплате $30 миллионов, из которых $24 миллиона были штрафной компенсацией, наложенной на церковь. Позже судья снизил размер суммы до $7,65 миллиона. Это была самая большая сумма во всех делах о сексуальных преступлениях священников в Калифорнии.
Как росла архидиоцезия Лос-Анджелеса
Роджер М. Махони родился в 1936 году. Он рос в Северном Голливуде, который тогда еще окружали поля. Его отец был электриком и разводил на ферме птиц; мальчика постоянно окружали мексиканские работники, так что ему приходилось понимать испанский; став молодым человеком, он уже знал этот язык. Он поступил в семинарию в 14, затем повысил свое образование в семинарии Св. Иоанна в Камарилло, находящейся в роскошном месте в девяноста километрах на северо-запад от города в округе Вентура. «В семинарии Роджер все время думал о мексиканцах и мечтал работать среди них, – вспоминал его сокурсник Джерри Фоллон, бывший священник. – Но он также был слишком тонкокожим – не переносил критики».
В Камарилло семинария обладала гигантской колониальной испанской библиотекой, расположенной на вершине холма, с лоджиями на уровне крыши. Это был дар Эстелл Дохени, вдовы Эдварда Дохени, который сколотил свое состояние с помощью мексиканских нефтяных месторождений в начале 1900-х[559]. В 1921-м Дохени передал $100 тысяч министру Альберту Фоллу, который был приговорен к тюремному заключению за взятку после скандала с месторождением «Типот-Доум». Дохени избежал тюрьмы, для чего ему пришлось целое десятилетие сражаться на суде. Рожденный в Ирландии архиепископ Джон Кэнтуэлл обхаживал Дохени, который был ирландцем второго поколения, так что нефтяной магнат стал важнейшим жертвователем для церкви. Американская церковь тогда казалась ответвлением ирландского ствола, распространяющимся на запад.
Однако с самого начала великий западный город формировали пестрое в расовом и культурном смысле население и геополитические маневры. Первое официальное поселение, El Pueblo de Nuestra Seсora de los Angeles (Город Девы Марии Ангелов), было основано в 1781 году испанской короной для противодействия России с ее территориальными претензиями, которая открывала торговые посты и форты на побережье Калифорнии, давая им такие имена, как Севастополь. Испанский губернатор заманивал колонистов в поселения вдоль реки Лос-Анджелес к северу от Миссии св. Гавриила, даже смешанные семьи: два хозяина дома были испанцами, четверо – индейцами, двое – черными, трое – смешанных рас. Во всех этих семьях жены не были белыми, а большинство из их двадцати двух детей представляли собой смесь испанской, индейской и африканской крови. В 1921 году, когда Мексика добилась независимости от Испании, Калифорния и большая часть нынешнего Юго-Запада оказались под номинальным контролем Мехико. После победы США над Мексикой в 1848 году Америка заявила претензию на все земли к северу от реки Рио-Гранде вплоть до побережья Тихого океана[560].
После открытия в предгорьях Сьерра-Невады месторождений золота и притока сюда людей Калифорния стала тридцать первым штатом Союза, который был признан свободным от рабовладения в 1850 году. Калифорнии подходил такой лозунг, как «эврика» – «нашел». Золотые мечты приманивали сюда людей изо всех уголков Америки и Европы; после Гражданской войны во время строительства дорог сюда приезжали работать, скажем, китайцы из провинции Кантон и ирландцы из графства Корк. Через сто лет после открытия поселения Лос-Анджелес в городе, расположенном на север от него, – в Сан-Франциско – около 27 процентов населения, достигшего возраста, когда можно голосовать, составляли ирландцы. Хотя золотые прииски уже никого к себе не притягивали, в Лос-Анджелес продолжали прибывать люди из разных народов. Население города росло и теснило окружающие фермерские хозяйства. Между 1910 и 1930 годом население Лос-Анджелеса выросло с 319 тысяч до 1,24 миллиона, из которых 100 тысяч составляли мексиканцы, убежавшие от революции 1910 года, ряды которых затем пополнили беженцы времен восстания Кристеро в конце 1920-х[561]. Архиепископ Кэнтуэлл принял к себе около тридцати мексиканских епископов и открыл пятьдесят испаноязычных приходов. Восстание Кристеро, столь важное для идентичности Масьеля, коснулось и Лос-Анджелеса. Как пишет историк Майк Дэвис, в 1934 году «Кэнтуэлл организовал самую масштабную демонстрацию в истории Лос-Анджелеса: необъятная процессия из 40 тысяч человек, среди которых было много беженцев из сторонников Кристеро, распевала гимны «Да здравствует Царь Христос» и несла плакаты, осуждающие «атеистические режимы Мехико и Москвы»[562].
В 1947 году, после смерти Кэнтуэлла, нью-йоркский кардинал Спеллмен порекомендовал Ватикану поставить на место покойного своего канцлера Джеймса Ф. Мак-Интайра. «Худой и молчаливый Мак-Интайр с аккуратно причесанными волосами, в очках без оправы, которые носят главы корпораций, был умелым администратором и непоколебимым консерватором, так что прекрасно вписывался в среду протестантского истеблишмента Лос-Анджелеса», – писал о нем Чарльз Р. Моррис. До своего священства архиепископ Мак-Интайр руководил брокерскими операциями. Он стал свидетелем необычайно быстрого роста церкви, когда в послевоенные годы в Лос-Анджелес начали приезжать белые католики по тысяче человек за неделю. Он приостановил проект открытия собора и создал более сотни новых приходов и почти удвоил количество школ, а также открыл семинарию и полдюжины госпиталей. При этом ему приходилось принимать мудрые решения относительно недвижимости, покупать участки земли, на которых еще не начали строить жилые дома, и продавать лишнее, чтобы основывать новые приходы и школы[563].
В своем отчете перед Святейшим Престолом в 1954 году кардинал сообщил, что долги его приходов составляют $15 миллионов, но только $5,5 миллиона из них были долгами банкам. Кардинал как единоличная корпорация разъяснял свою стратегию Пию XII такими словами:
1. От имени прихода берется ссуда в местном банке, а приход оставляет банку долговое обязательство. Затем единоличная корпорация подписывает бумагу как поручитель. Это единственное обеспечение, которое имеет банк.
Имущество прихода не может служить залогом. Затем приход возвращает банку ссуду в оговоренные сроки, используя те деньги, что поступают в приход.
2. В нашей архидиоцезии приходы обычно передают свои излишки на хранение канцелярии, откуда они их могут брать. Такое случается, например, если приход собирает деньги на строительство нового здания через несколько лет… Канцелярия архидиоцезии, в свою очередь, дает эти деньги в виде займа другим приходам.
Это позволяет нам не занимать деньги у банка. Это также делает канцелярию своего рода банком, по крайней мере для некоторых приходов[564].
