Причина, по которой исследователи, изучающие пропасть между богатыми и бедными, так носятся с управляющими функциями, заключается в том, что по этим навыкам можно не только с большой точностью предсказать степень успешности человека в жизни; они еще и легко формируются, гораздо легче, чем другие когнитивные навыки.
Префронтальная кора с гораздо большей готовностью реагирует на педагогическое вмешательство, чем другие части мозга, и остается пластичной все время отрочества и начала взрослой жизни. Следовательно, если бы мы смогли изменить обстановку, в которой растет ребенок – так чтобы это привело к лучшему действию управляющих функций, – мы могли бы чрезвычайно эффективно повысить его шансы на успешную жизнь.
8. Особенности подросткового мозга
Именно в раннем детстве наш мозг и тело чувствительнее всего к последствиям стресса и травмы. Но к самым серьезным и долгосрочным проблемам вред, нанесенный стрессом, приводит в подростковом возрасте.
Отчасти это неотъемлемая черта взросления. Когда вы с трудом контролируете свои импульсы в начальной школе, последствия этого сравнительно ограниченны: вас могут отослать в кабинет директора; вы можете поссориться с приятелем. Но тот род импульсивных решений, которые подростки склонны принимать в отрочестве, – садиться пьяными за руль, заниматься незащищенным сексом, бросать школу, совершать мелкие кражи, – часто имеют последствия, воздействующие на всю жизнь.
Более того, исследователи обнаружили, что в мозгу подростка имеет место совершенно уникальный случай разбалансирования, которое делает этот мозг особенно падким на скверные и импульсивные решения.
Лоуренс Стейнберг, психолог из университета Темпл, проанализировал две отдельные системы, которые развиваются в детстве и раннем отрочестве и совместно оказывают глубинное воздействие на жизни подростков.
Проблема состоит в том, что эти две системы не гармонируют между собой. Первая из них, называемая системой реакций на вознаграждение, заставляет человека больше стремиться к чувственным удовольствиям, делает его более эмоционально реактивным, внимательным к социальной информации (если вы когда-нибудь были подростком, эта картина покажется вам знакомой!).
Вторая, именуемая системой когнитивного контроля, позволяет человеку регулировать все эти побуждения. Причина, по которой годы отрочества всегда были таким опасным временем, говорит Стейнберг, заключается в том, что система реакций на вознаграждение достигает пика своего развития в раннем отрочестве, в то время как система когнитивного контроля достигнет зрелости не раньше, чем человеку исполнится 20 лет.
Так что в течение нескольких безумных лет мы заняты лихорадочной переработкой стимулов – при отсутствии соответствующей контрольной системы, которая могла бы держать в узде наше поведение. А если соединить это со стандартной проблемой «слетевшей с катушек» подростковой нейрохимии и перегруженной осью ГГН, то получится весьма взрывоопасная смесь.
Именно с комбинацией этих действующих сил во многих своих учениках не могла справиться Элизабет Дозье, когда руководила средней школой Fenger. После того как в октябре 2009 года в школе едва не вспыхнул бунт, она решила, что просто обязана исключить из школы некоторых учащихся навсегда. В верхней строке списка кандидатов на исключение был шестнадцатилетний парень по имени Томас Гастон, известный всем под кличкой Маш.
С точки зрения Дозье, Маш был заводилой, бандитским лидером довольно высокого ранга, который мог устроить массовые беспорядки в Fenger, бросив один-единственный взгляд на одного из своих «лейтенантов».
– Он представлял собой настоящую ходячую преисподнюю, – рассказывала мне Дозье. – Стоило ему войти в здание, и оно просто взрывалось. Он мог поставить всю школу на уши из-за какой-нибудь чепухи.
Я познакомился с Машем, поскольку он наряду с двумя десятками других учеников Fenger участвовал в интенсивной педагогической программе, оплаченной общественными школами Чикаго и руководимой некоммерческой организацией под названием «Молодежные адвокатские программы» (Youth Advocate Programs – YAP).
С осени 2010 года по весну 2011-го я провел много времени в Роузленде, общаясь с самыми разными адвокатами YAP и учащимися школ, в числе которых был и Маш. Роль моего главного «гида» по этой программе играл Стив Гейтс, директор программы в Чикаго, невозмутимый, крупный мужчина в возрасте под сорок, с короткими, туго заплетенными дредами, редкой бородкой и водянистыми, бледно-голубыми глазами.
Как и Маш, Гейтс жил в Роузленде, всего в нескольких кварталах от Fenger. Он вырос, в сущности, в тех же обстоятельствах и совершил немало таких же ошибок, какие Маш совершал теперь, двадцатью годами позже: водился с уличной бандой, носил с собой оружие, рисковал своей жизнью и будущим каждый день.
Бурное прошлое Гейтса обеспечило ему уникальное понимание стрессовой ситуации, в которую попал Маш, а также острое ощущение безотлагательности проблемы, когда он пытался направить Маша и других роузлендских тинейджеров, занятых в программе, к лучшему будущему.
YAP пришли в Чикаго по приглашению Рона Губермана, который сменил Эрни Дункана на посту генерального директора чикагской школьной системы в 2009 году. Назначая Губермана на этот пост, мэр Дейли был обеспокоен растущим уровнем вооруженного насилия среди молодежи города, и он дал Губерману необычное для директора школ задание: не дать учащимся убивать друг друга.
Губерман истово веровал в статистические данные; его первым местом после университета была работа в полицейском департаменте Чикаго, где его обучали принципам CompStat – высокотехнологичной системы анализа данных, введение которой, по общему мнению, привело к постепенному снижению преступности в Нью-Йорке в 1990-е годы.
Первое, что он сделал на посту генерального директора школ – нанял команду консультантов для выполнения похожего на CompStat анализа данных по семейному насилию и гибели от огнестрельного оружия среди учащихся Чикаго. Консультанты создали статистическую модель, которая, по их словам, давала возможность выявить тех учащихся в городе, которые в ближайшие два года имели наибольшие шансы стать жертвами вооруженного насилия.
Они обнаружили в Чикаго около 1200 учеников старших школ, которые, в соответствии с их моделью, имели один шанс из 13 быть застреленными до наступления лета 2011 года; внутри этой группы из 1200 учащихся были выявлены еще 200 в «группе ультрариска», шансы каждого из которых стать жертвой огнестрельного ранения возрастали до одного к пяти в течение следующих двух лет.
Именно этих учащихся передали на попечение YAP и назначили им юристов, которые по меньшей мере 12 часов в неделю занимались с ними и оказывали поддержку.
Маш был в этом списке, и поэтому осенью 2009 года Стив Гейтс отыскал его, чтобы вовлечь в программу YAP и назначить ему юриста. Однако в то же время Элизабет Дозье пыталась вышибить Маша из Fenger. Вскоре после того как он подписал договор с YAP, ей удалось временно исключить его из своей школы, изгнав на целый семестр в Vivian E. Summers Alternative High School, маленькое, унылое, похожее на тюрьму учебное заведение в восьми кварталах от Fenger.
Хотя Машу не нравилось в новой школе, в ту зиму и весну он, казалось, просто расцвел под бдительным оком наставников из YAP. Первый юрист Маша дал ему работу в местной автокузовной мастерской, где парень мог развивать художественную сторону своей натуры, осуществляя покраску автомобилей, и некоторое время казалось, что Маш покончил со своим бурным прошлым и начинает двигаться вперед, к более продуктивной жизни.
Но однажды поздним вечером в июне 2010 года юрист Маша подвез его домой и думал, что тот останется ночевать. Но Маш решил ускользнуть обратно на улицу. Спустя несколько часов он уже оказался в тюрьме графства Кук вместе со своим приятелем Буки, и их обвиняли в угоне с отягчающими обстоятельствами – это означало, что они угнали машину, угрожая водителю пистолетом.
И Машу, и Буки грозил потенциальный приговор к 21 году заключения, но поверенный YAP каким-то образом убедил судью приговорить каждого к 8 месяцам полевого лагеря. Это исправительное учреждение оказалось нелегким испытанием для Маша – полувоенный режим, отжимания и десятимильные пробежки на рассвете, но он развил в себе некую внутреннюю дисциплину, которой ему явно не хватало в Fenger, и успешно продержался до конца срока.
Когда я начал общаться с юристами YAP и их подопечными, Маш все еще был за решеткой, и задолго до того, как я встретил его самого, много о нем наслушался – от Гейтса, от Дозье, от его приятелей в YAP, даже от его мамы, к которой мы с Гейтсом заглянули однажды вечером, пока Маш был в лагере.
