— Отец меня убьет, — безучастно проронил Том.
— Полноте, он этого не сделает. Тогда чего ты боишься, а? Подумай, Томас. Ответ же очевиден.
— Он разочаруется во мне, — пробормотал Том, опустив глаза.
— Скорее всего, так оно и будет. Он в тебе разочаруется. В этом-то и есть причина того, что твой ангел до сих пор спит внутри камня, вместо того чтобы восстать королем-воином. Из-за этого ты и пребываешь в отчаянии, от этого и саднит твое сердце.
— Так что же мне делать? Мне уже тридцать лет. Отец потратил море денег на мое образование, на то, чтобы сделать из меня бизнесмена. При всем моем уважении к великим, я не тринадцатилетний мальчик из итальянского Средневековья.
— А при всем моем уважении к тебе, юный Томас, ты не слишком-то успешный бизнесмен, разве не так? — Том чуть поморщился. Старик попал в точку. — Какой из тебя делец, если твоя душа не лежит к бизнесу? Не в этом твое призвание. Ты сам сказал, что ты — творческая личность. И тебе нужно дело, в котором ты мог бы выразить свои творческие склонности. А возня с цифрами, как ты это называешь, не дает тебе такой возможности.
— Согласен, но все-таки что же мне делать? Пока это всего лишь теория.
— Тебе — бросить работу. Или, по крайней мере, начать что-то менять в этом направлении. Ты молод, семьей пока не обзавелся, значит, ничем не связан. Что тебя держит? Будь на твоем месте человек постарше, с женой и детьми, я бы и ему посоветовал изменить свою жизнь, пусть не сразу, но обязательно изменить. А ты можешь начать все прямо сейчас, вот пройдем еще несколько уроков — и вперед!
— Бросить работу? Это невозможно!
— Невозможно или трудно? Не путай разные вещи.
— Ну допустим, а что дальше?
— Томас, в этом мире великое множество людей, которые занимаются не своим делом. Большинство отдается на волю внешних обстоятельств, словно пушинки, несомые ветром. У них нет цели, укрепленной их страстью, их собственной силой. Это о них ваш философ Торо говорил, что они «прозябают в тихом отчаянии». Проходит время, и на закате дней они понимают, что не приобрели ничего, кроме сожалений о несбывшемся. Но уже ничего нельзя изменить. Жизнь прожита впустую, потому что они так и не осмелились стать теми, кем им было предначертано стать. Неужели самое страшное для тебя — это разочаровать отца?
— Ну да, хотя вряд ли это самое страшное, не проклянет же он меня, в самом деле.
— Тогда скажи мне: как ты думаешь, сейчас твой отец не разочарован в тебе?
Наступило долгое молчание. В конце концов Том тяжело вздохнул:
— Увы, вы правы. — Ему нелегко дались эти слова. Всю жизнь он пытался угодить отцу. Этот недюжинных способностей человек, которому удавалось все, за что бы он ни брался, подчинил себе жизнь собственного сына. Отец Тома был блестящим студентом и квотербэком футбольной команды; он закончил Гарвардский университет, оттуда поступил в Гарвардскую школу бизнеса, и только потом отправился завоевывать финансовый мир. Как ни старался Том, ему так и не удалось соответствовать отцовским ожиданиям. Молодого человека раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, он еле сдерживался, чтобы не разрыдаться прямо здесь, с другой — он испытывал неведомое ему ощущение свободы. Он понял, что ему больше незачем лукавить перед самим собой.
— В том-то и дело, Томас. Боюсь, что он уже разочарован в тебе. Потому что невозможно по-настоящему преуспеть в том, к чему не лежит душа. Ты просто мешаешь сам себе.
— Понимаю, о чем вы. В последнее время я так возненавидел свою работу, что опаздывал почти каждый день. Просиживал часами в Интернете, вместо того чтобы заниматься своей аналитикой. Понимаю, конечно, что тем самым только вредил себе, но мне кажется, что я таким образом выражал свой протест. Именно потому, что занимаюсь тем, чего хочет отец, а не я сам.
— Хорошо, что ты сознаешь это. Но нужно понять кое-что еще. Если ты не будешь слушаться своего сердца, ты навсегда останешься несчастным. Но есть и другой, более трудный путь: бросить все, чем занимался до сих пор, и пойти своим путем. Да, вероятно, твой отец будет разочарован, но, по крайней мере, ты обретешь душевный покой, ведь дело, в которое вложена частичка твоей души, обречено, так сказать, на успех.
— А ведь и правда, я же не могу отвечать за то, что хочет мой отец, так?
— Разумеется! Твой отец — такой же человек, как я и ты, как все мы. И он когда-то тоже был маленьким мальчиком, которого вели по жизни родители. Они вложили себя в него, а он — в тебя, в своего сына. Люди — несовершенные существа. Если человек не прислушивается к своему внутреннему голосу, то тем самым обрекает на страдания не только себя, но и своих детей.
Для твоего отца цель — это деньги. Но для тебя-то она иная.
В жизни каждого человека наступает время, когда надо сделать выбор: или он будет заниматься тем, к чему лежит его душа, или позволит решать за себя другим. Кто только не будет пытаться влиять на тебя. Родители всегда будут оказывать давление, в большинстве случаев — из самых благих побуждений, ведь они действительно любят тебя. Братья и сестры будут перешептываться за спиной. Друзья могут вовсе отвернуться. Но что бы ни случилось, помни: это не их жизнь, а твоя. Согласен?
— Наверно, до сих пор я жил жизнью отца, а не своей.
— Похоже на то. Но еще не поздно все изменить. Тебе всего лишь тридцать. И даже если и шестьдесят, какая разница? Никогда не поздно измениться и начать жить ради того, зачем ты пришел на эту землю. — Старик ненадолго умолк, а затем спросил: — Знаешь, в чем мне видится ирония судьбы?
— И в чем же?
— Лодовико больше всего заботили деньги, репутация и положение в обществе, он не хотел, чтобы его сын занимался неподобающим его происхождению ремеслом. Но пойдя наперекор воле отца, Микеланджело вознес искусство скульптуры на недосягаемую высоту. Его творения бессмертны. Люди со всего мира приезжают сюда, на его родину, чтобы замереть в благоговении и восторге перед совершенством Красоты. Следуя путем своей страсти, он добился как раз того, о чем мечтал его отец: славы и почитания своего имени. А стань он купцом, вряд ли кто сейчас вспомнил бы, что жил когда-то некий Микеланджело, сын Лодовико Буонаротти.
У Тома в голове бушевал вихрь. Он чувствовал, что живет, или, по крайней мере, пробуждается к новой жизни. Перспектива заниматься чем-то иным, кроме как просиживать штаны в отделе слияний и поглощений компаний, наполняла его буквально щенячьим восторгом. Раньше он и подумать об этом не мог, а теперь перед ним вставала совершенно другая реальность. Слова старика эхом отдавались в ушах.
Но оставались и вопросы. Изменение карьеры представлялось чем-то вроде затяжного прыжка — манящего и пугающего одновременно. Микеланджело поступил учеником к Гирландайо, и Тому понадобится наставник, который подтолкнет его к новой жизни или возьмет в ученики. Вероятно, так дорога в эту жизнь окажется хоть немного проще. Он начал прикидывать, как может сложиться его творческий путь, перебирать имена тех, кто уже достиг успеха на этом поприще и кого бы он хотел видеть своим Учителем.
Этот день навсегда изменит твою жизнь. А если хотя бы на миг допустить, что старик прав? Может ли случайная встреча на городской скамейке на другом краю земли перевернуть его жизнь? Том взглянул на часы. Три. Они уже почти два часа провели рядом с «Давидом». Но эти часы показались ему минутами, и он понял, что хочет успеть взять от этого странного старика все, что тот может ему дать.
— Кажется, первые два урока я усвоил. Что дальше?
— Ты хороший ученик, Томас. Когда ты заставляешь свои мозги работать, с тобой одно удовольствие иметь дело. А экзамен у тебя еще впереди, придет время, и ты вспомнишь те истины, которые тебе сегодня открылись, и обратишься к ним в нужный час.
— Так я и поступлю. Продолжим?
Глава 3. БУДЬ УВЕРЕН В СОБСТВЕННЫХ СИЛАХ
Если хочешь добиться успеха, ты должен обрести уверенность в том деле, которое тебе дается лучше всего.
А теперь пора взглянуть на II Gigante поближе, — они подошли к статуе. — Я расскажу тебе еще кое-что, а потом мы отправимся в другое место.
Том вслед за стариком обошел «Давида». Размеры колосса поражали воображение. В прошлый раз молодой человек не решился подойти к нему так близко.
— Томас, что ты видишь перед собой?
— Я вижу... статую.
— Завидная зоркость, — усмехнулся старик. — Хорошо, спрошу иначе: какое у Давида настроение?
— Настроение?!
— Именно!
Том задумался.
— Ну хоть намекните, в каком направлении мне думать, — сдался он наконец.
— Будь по-твоему. Какой момент изображает скульптура?
— Не знаю.
