Современная европейская идея общества основана на признании главной и господствующей роли этого витального динамизма в формировании и поддержании общества; ибо европеец — с тех пор, как германский ум и характер подчинил своему влиянию Западную Евро-пу, — был в основе своей практическим, динамическим и деятельным человеком, витальным по самой сути своего мышления и своей природы. Все остальное было прекрасным цветком его жизни и культуры; это же было корнем и стволом его существования; и в настоящее время эта правда о характере европейца, всегда неявно присутствовавшая, стремительно и агрессивно всплыла на поверхность и восторжествовала над традициями христианского благочестия и западноевропейской культуры. И все значение великой экономической и политической цивилизации девятнадцатого века заключалось в том, что этот витальный человек, со всеми своими мотивами, громко заявил о себе и стал играть ведущую роль в обществе. Для практического человека жизнь в общес-тве состоит из трех видов деятельности: это семейная и социальная жизнь человека (социальная в смысле его обычных отношений с окружающими, в которых он выступает и как отдельный индивид, и как член одной семьи среди множества других семей); его экономическая деятельность как производителя, добытчика и потребителя материальных ценностей; и его политическая деятельность и политический статус. Для практического человека общество в сущности есть способ организации этих трех видов деятельности, и не более того. Образование и наука, культура, этика, эстетика, религия занимают отведенное им место как вспомогательные средства жизни, которые должны направлять, улучшать и украшать ее, утешать ее в трудах, тяготах и печалях, но они не являются частью самой ее субстанции, не числятся среди внутренне присущих ей целей. Единственной целью жизни является сама жизнь.
Древние придерживались другой, в действительности диаметрально противоположной точки зрения. Хотя они признавали огромную значимость основной деятельности (в Азии главным образом общественной, в Европе политической), как должно признавать любое общество, поскольку именно в этом заключается залог жизни и процветания, все же они не считали ее основной в высшем смысле этого слова; эта деятельность была первым, но не главным делом человека. Древние видели в земной жизни возможность для развития рационального, этического, эстетического и духовного существа. Греки и римляне придавали особое значение только первым трем; Азия пошла дальше, поставила и эти три в подчиненное положение и рассматривала их как ступени на пути к духовному совершенству. Греки и римляне превыше всего гордились своим искусством, поэзией и философией и дорожили ими не меньше, а то и больше, чем своей политической свободой или величием. Азия тоже высоко ценила три эти силы и непомерно гордилась своей общественной организацией, но ценила много больше и превозносила и почитала гораздо ревностней своих святых, религиозных деятелей и мыслителей, своих героев духа. Современный мир более всего гордится своей экономической организацией, политической свободой, общественным устройством и прогрессом, налаженностью и комфортом своей социальной и семейной жизни, своей наукой — но наукой главным образом в применении к практической жизни, т. е. за созданные ею инструменты и приспособления: железные дороги, телеграфы, пароходы и прочие тысячу и одно новшество, бесчисленные изобретения и механизмы, которые помогают человеку овладевать физическим миром. В этом состоит вся разница между древним и современным взглядом на жизнь.
От этого зависит очень многое; ибо если практический и витальный взгляд на жизнь и общество является верным, если общество существует исключительно или главным образом ради материального обеспечения и благополучия, витального счастья, эффективной политической и экономической деятельности рода человеческого, тогда наша идея, что жизнь есть поиск Бога и высочайшего «я» и что общество также должно однажды взять это положение за свой принцип, оказывается несостоятельной. Современное общество — по крайней мере в своем сознательном стремлении к цели — довольно далеко от любой попытки прийти к мысли такого рода; сколь бы велики ни были его достижения, оно признает лишь два божества: жизнь и практичес-кий разум, организованный под именем науки. Поэтому к этой вели-кой первичной силе — жизненной силе во всех ее проявлениях — мы должны отнестись с особым вниманием, чтобы понять, чтоv она представляет собой на самом деле и чтоv — в видимом своем проявлении. Витальная сила в видимом своем проявлении нам достаточно хорошо знакома; ибо она составляет саму плоть, ткань и форму современной повседневной жизни. Ее главные идеалы — физические блага и витальное благополучие индивида и общества, полное удовлетворение желаний для обеспечения телесного здоровья, долголетия, комфорта, роскоши, богатства, развлечения и отдыха, постоянное и неустанное использование умственных способностей и динамической жизненной силы в доходной работе и производстве и — как ярчайшие вспышки этой кипучей и всепоглощающей энергии — творческая деятельность и завоевания разного рода, войны, вторжения, колонизация, открытия, коммерческие победы, путешествия, рискованные предприятия, полное обладание земным миром и эксплуатация его богатств. Вся эта жизнь по-прежнему берет за основу своей организации старые формы существования — семью, общество, нацию — и приводится в движение двумя импульсами: индивидуалистическим и коллективным.
Первичный импульс жизни — индивидуалистический; он превращает семейную, социальную и национальную жизнь в средство наиболее полного удовлетворения витального индивида. В семье индивид ищет удовлетворения витального инстинкта обладания, а равно радости любви и дружбы и осуществления другого своего витального инстинкта — инстинкта размножения. Приобретения человека здесь заключаются в обладании женой, слугами, домом, богатством, поместьями, в воспроизведении своих внутренних и внешних качеств в потомстве, в продолжении своей деятельности в жизни детей и в передаче им своих приобретений и имущества; кроме того, он получает витальные и физические удовольствия и более возвышенное наслаждение теплыми чувствами и любовью, которым семейная жизнь открывает полный простор. В обществе человек получает возможность менее интимного, но более полного выражения себя и своих инстинктов. Оно предоставляет человеку более широкое поле для дружеских отношений, взаимного обмена, совместных усилий и производства, индивидуальной или коллективной реализации, удовлетворения эмоциональных потребнос-тей, игры чувств и регулярного развлечения — тех преимуществ, которые привязывают его к социальному существованию. В нации и ее составных частях человек находит средства для не столь непосредственного, но все же более полного выражения чувства силы и власти. Если он обладает силой, он находит там славу, превосходство, лидерство или, на более низком уровне, осознание своей полезной деятельности в малом или крупном масштабе, на ограниченном или широком поле общественной жизни; если он не может достичь этого, то все равно может сознавать какой-то свой вклад в общее дело, гордиться своим истинным или воображаемым участием в грандиозной коллективной деятельности и мощном и великолепном витальном росте нации. Во всем этом в первую очередь работает индивидуалистический принцип витального инстинкта, в котором соревновательная сторона нашей природы взаимодействует с кооперативной, но преобладает над ней. При максимальном преобладании соревновательного импульса рождается идеал карьериста, для которого семья, общество и нация являются не столько полем реализации эмоций, сколько ступенями лестницы, по которой нужно карабкаться вверх, жертвами, предназначенными к закланию, чем-то, подлежащим завоеванию и покорению. В крайних случаях индивидуалистический мотив полностью обособ-ляется от кооперативного, вырождается в примитивное антиобщест-венное чувство и ведет к появлению бродяги, искателя приключений, вечного скитальца, или чистого отшельника- который уходит от мира не по велению ума или духа, но потому, что общество, некогда бывшее для него средством самовыражения, превратилось в тюрьму и непосильное бремя, стало препятствовать его развитию и отказывает ему в жизненном пространстве и месте под солнцем. Но в наше время, когда вездесущие щупальца современного общества проникли повсюду, случаев ухода от мира становится все меньше; скоро на земле уже не останется убежищ для бродяги или отшельника — вероятно, даже в пустыне Сахаре или в далекой глуши Гималайских гор. И, возможно, даже право на внутреннее уединение будет отнято у нас коллективистским обществом, стремящимся превратить каждую индивидуальную «клетку» социального организма в максимально эффективную прагматическую, экономическую и динамическую единицу.
