За рамками собственной семьи мы иногда злимся на кого-то (и с полным правом). Когда это происходит, мы замечаем, что стали уже. Тогда нам ничего не остается, как сказать: «Да, я признаю тебя равным и не только по-своему хорошим, но и важным для меня». Тогда мы растем.
Это собственно и есть принцип мира: признать то, что раньше отвергал, не желая изменить, и согласиться с тем, что оно имеет равные права по сравнению со всем остальным. Тогда наступит мир.
У меня есть друг, который сказал очень хорошие слова о равноправии людей: «Мой Отец Небесный дает в равной степени светить солнцу для добрых и злых и идти дождю для справедливых и несправедливых». Здесь нет различий.
Я могу расти, когда я вчувствовался. Тогда я смогу сказать каждому, такому как есть: «Я признаю, что перед лицом чего-то большего мы с тобой равны. Я признаю, что все остальные перед лицом чего-то большего тоже равны». Это и есть мир. И это позиция, которая позволяет нам заниматься нашей работой. Без каких бы то ни было предпочтений, без отвержения чего-то, без эмоций. И с любовью на этом более высоком уровне.
Участница: Речь идет о пациентке, которой около 40. Она замужем, у нее двое детей (девятнадцатилетний сын и четырнадцатилетняя дочь). Эта семья из Ливана. У нее тяжелая мигрень и она страдает депрессией. Брак очень плох. Жена узнала, что ее муж двадцать лет назад изнасиловал свою четырехлетнюю племянницу. У нее самой было много романов.
Хеллингер: В чем же проблема?
Участница: Она не может принять решения. Уйти ей или остаться. Уехать в Ливан и остаться там, уйти от мужа или остаться с ним. Все это отражается на ее здоровье.
Хеллингер: Она должна вернуться в Ливан.
Участница: Муж не поедет с ней.
Хеллингер: Пусть остается здесь. Это и есть решение.
Участница: Да, я именно так и думала.
Хеллингер: Да, именно.
Громкий смех в группе.
Хеллингер (обращаясь к группе): Да, именно. Только мы не всегда осмеливаемся последовать своему пониманию. Не осмеливаемся действовать и говорить об этом другим.
Обращаясь к участнице: Если ты просто скажешь об этом своей клиентке, это уже подействует. Но ей не обязательно что-то делать. Ты с ней не для того, чтобы проверять, сделала она это или нет. Если ты просто скажешь, это уже подействует. Этого совершенно достаточно.
О краткосрочной терапии
Хеллингер (обращаясь к группе): То, что я демонстрирую вам, это примеры краткосрочной терапии. При краткосрочной терапии важно найти решающую точку и что-то в ней изменить. Остальное произойдет само. Это будет происходить и происходить, и происходить, и происходить само по себе.
Участница: В нашем учреждении помощи молодежи живет один семнадцатилетний молодой человек. Его мать родом из Нойфундланда.
Хеллингер перебивает: В чем его проблема?
Участница: Его проблема в том, что он не может строить отношения, то есть после окончания школы он не сможет пойти работать. Он рвет все отношения, в том числе отношения на работе, очень быстро, хотя заметно, что…
Хеллингер перебивает: Мне не нужны детали. Что с его отцом?
Участница: Его отец турок, но мальчик с ним не знаком. Мать наполовину индианка и…
Хеллингер перебивает: Этого достаточно. А куда он поедет работать?
Участница: Сейчас он работает…
Хеллингер перебивает: Куда он поедет работать?
Участница: Я не знаю.
Хеллингер: В Турцию.
Участница: Я так и думала.
Хеллингер (обращаясь к группе): Помощь терапевтов, как правило, приходит слишком поздно.
Смех в группе.
Участница: Как правило, мы этого не признаем.
Хеллингер: Вот именно. Понимание есть, но мы не осмеливаемся его озвучить, потому что боимся, а что скажут другие? Когда боишься, становишься ребенком и не способен действовать.
Участница кивает.
Хеллингер: Есть одна прекрасная песня: «О как хорошо, как хорошо быть ребенком». Что-нибудь еще?
Участница: Нет, спасибо большое.
Участница: Речь идет о мальчике, которому 13. Его никто не может удержать. Ни в школе, ни мама. Он до сих пор не умеет ни читать, ни писать. И…
Хеллингер перебивает: Не надо.
Участница: Вопрос в том, где он может остаться?
Хеллингер: И где же?
Обращаясь к группе: Совершенно очевидно, где он может остаться. С тем человеком, который не был назван, конечно.
Участница: Его отец умер.
Хеллингер (обращаясь к группе): Что она сейчас сделала? Она противопоставила решению упрек.
Участница: Я не понимаю решения.
Хеллингер: Ты не сможешь работать с мальчиком. И не должна этого делать.
Участница: Но я работаю…
Хеллингер перебивает: Нет.
Обращаясь к группе: Вы видели, как она улыбнулась до этого? Совсем коротко. Здесь происходит что-то другое. Это перенос, который вреден для мальчика.
Участница: Но я собственно работаю с мальчиком…
Хеллингер (обращаясь к группе): Это был второй упрек. Есть ли в ее сердце место для этого мальчика?
Участница: Да.
Хеллингер: Нет.
Обращаясь к группе: Это было видно уже потому, как она рассказывала, чего он не может. Когда в твоем сердце есть место для клиента, ты ищешь, что для него можно сделать. Это совершенно другая позиция. Когда я попытался найти путь к решению, она все время находила отговорки. Она поддерживает в мальчике его проблему.
Участница: Я так не думаю.
Хеллингер (обращаясь к группе): Я проведу эксперимент.
Хеллингер выбирает заместителя для мальчика и ставит участницу напротив него.
Через некоторое время заместитель мальчика отклоняется назад, так что рискует упасть. Затем он отходит насколько возможно назад.
Хеллингер: Недаром он это делает. Хорошо, я просто хотел это показать. А теперь я проведу еще один эксперимент.
Хеллингер подзывает заместителя мальчика к себе, выбирает заместительницу для терапевта и заместителя для отца ребенка. Он ставит отца напротив мальчика, а терапевта за спиной отца.
Сын идет к отцу. Тот раскрывает объятья. Оба крепко обнимаются. Затем Хеллингер ставит терапевта в поле их зрения.
Хеллингер (обращаясь к заместительнице терапевта): Как ты себя чувствуешь здесь?
Терапевт (взволнованно): Это очень трогательно.
Хеллингер (обращаясь к заместителям): Спасибо, это все.
Обращаясь к группе: Вы видели, какое это имеет действие, когда терапевт объединяется с исключенным персонажем и уступает ему преимущество. И, конечно, не вмешивается. Самое плохое место для помощника — рядом с клиентом. Это внушает клиенту страх и делает терапевта беспомощным.
Обращаясь к участнице: Хорошо?
Участница: Да.
Участник: Речь идет о мальчике, которому 13 лет, но выглядит он как восемнадцатилетний. Он много занимается черной магией, регулярно ворует деньги, что очень беспокоит родителей, прежде всего мать. Она дошла до такого состояния, что готова сказать: «Я потеряла доверие и скоро он станет мне безразличен».
Хеллингер: Хорошо, сядь рядом со мной. Кого ты не упомянул?
Хеллингер: Отца.
Хеллингер: Что с ним?
Хеллингер: Отец живет с семьей. Он много работает. Я работал над тем, чтобы отец уделял сыну больше внимания. Теперь он больше занимается сыном. Но основную ответственность несет мать.
Хеллингер: Я вижу, что ты работаешь с очень узким кругом, двумя или тремя людьми. Ты уже понял, что решения здесь нет. Следующим шагом ты должен расширить этот круг и посмотреть, что происходило в семьях родителей. Тогда ты доберешься до корней. Так ты сможешь найти решение.
Хеллингер: Мы уже работали на этом уровне и кое-что удалось решить. Стало спокойнее.
Хеллингер: Самый важный вопрос: что произошло?
Хеллингер: Многое. Важно было, что дядя отца, будучи ребенком, во время войны погиб под руинами, когда его дом был разрушен бомбовым ударом. Никто не смог его спасти.
Хеллингер, когда участник хочет продолжать: Достаточно, это достаточно сильно. Мы поставим дядю.
