Что уж быть-то мне, доброму молодцу, во солдатах,
Что стоять-то мне, доброму молодцу, в карауле.
Вот стоял я, добрый молодец, в карауле,
Пристоялись у доброго молодца мои скоры ноги.
Как задумал я, добрый молодец, задумал бежати,
Что бежал я, добрый молодец, не путем-дорогой,
А бежал я, добрый молодец, темными лесами.
Во темных лесах, добрый молодец, весь я ободрался,
Под дождем я, добрый молодец, весь я обмочился.
Прибежал я, добрый молодец, ко свому подворью,
Прибежавши, добрый молодец, под окном
я постучался:
«Ты пусти, пусти, сударь батюшка, пусти обогреться,
Ты пусти, пусти, моя матушка, пусти обсушиться».
«Я б пустила тебя, мое дитятко, – боюсь государя.
Ты поди, поди, мое дитятко, во чистое поле:
Что буйным ветром тебя, дитятко, там обсушит,
Красным солнышком, мое дитятко, тебя обогреет».
Что пошел-то я, добрый молодец, пошел, сам заплакал:
«Уж возьмись, засоритесь вы, батюшкины хоромы,
Уж ты сгинь, пропади, матушкино подворье».
Молодец убивает целовальника
Мила матушка своему сыну наказывала:
«Дитё ли ты мое, дитятко, чадо милое мое!
Послушай, дитятко, наказа моего:
Не ходи ты, мое дитятко, поздно во царев кабак, -
Во царевом кабаке сидят твои недруги
И большие неприятели твои;
Хотят, мое дитятко, поймать тебя,
Поймать тебя хотят – зарезати;
Буйну твою головушку хотят отрезати,
Белую твою грудушку хотят взрезати,
Накрыть хотят белой грудью твои очи ясные,
Вынуть хотят из тебя, дитятко, ретиво сердце».
Подпоясал добрый молодец саблю острую,
Побежал он, добрый молодец, во царев кабак.
Прибежал добрый молодец во царев кабак,
Не застал он там неприятелей,
Стращат он бурмистров, целовальничков:
«Гой ты гой еси, целовальничек, скажи
правду-истину.
Кто меня в кабаке изгубить хотел?»
Таит целовальник разбойников и не сказыват.
Разгоралося у молодца ретиво сердце,
Не стерпя сердца, срубил целовальничку
буйну голову;
Сказал им молодец таковы слова:
«А ищите меня, доброго молодца, за быстрым
Днестром».
Еще был-то жил купец богатой-от.
Помирал-то купец да в молодых летах,
Оставлял он именье своему сыну,
Своему-то он сыну одинакому.
С того горюшка сынок купеческой
Полюбил-то он пить да сладку водочку,
Сладку водочку пить и зелено вино.
Пропивал-то всё именье родна батюшка,
Проиграл-то он да вдвое в карточки,
Прогулял-то, проживал да он три лавочки
С дорогима он заморскима товарами.
Он пошел-то во кабак да к зелену вину,
Напивался в кабаки-то зеленым вином,
Говорил-то он голям, голям кабацкиим:
«Я скажу-то вам, скажу, голям кабацкиим:
Я ходил, голи, сегодня я по городу,
Я искал-то всё себе брата крестового,
Я крестового себе брата, названого;
Я не мог себе найти брата крестового,
А никто со мной крестами не побратался,
Как идут мимо меня, всё надсмехаются,
Надсмехаются идут да сами прочь бежат».
Вдруг стоит-то тут у стойки голь кабацкая,
Голь кабацкая стоит, всё горька пьяница,
Говорит-то он ему всё таковы слова:
«Мы побратаемся мы с тобой крестами золотыма мы!»
Говорит-то всё ему да голь кабацкая:
«Неужели у тебя имеется да золотой-от крест?»
Говорит-то тут кабацка голь таки речи:
«Я сижу-ту хошь за стойкой, прохлаждаюся,
Я ведь был-то на веку не голь кабацкая,
Я имел ведь у себя-то черны карабли».
Когда было молодцу
Пора-время великая,
Честь-хвала молодецкая, -
Господь-бог миловал,
Государь-царь жаловал,
Отец-мать молодца
У себя во любве держал,
А и род-племя на молодца
Не могут насмотретися,
Суседи ближние
Почитают и жалуют,
Друзья и товарищи
На совет съезжаются,
Совету советовать,
Крепку думушку думати
Оне про службу царскую
И про службу воинскую.
Скатилась ягодка
С сахарного деревца,
Отломилась веточка
От кудрявыя от яблони,
Отстает доброй молодец
От отца, сын, от матери.
А ныне уж молодцу
Безвременье великое:
Господь-бог прогневался,
Государь-царь гнев взложил,
Отец и мать молодца
У себя не в любве держал.
А и род-племя молодца
Не могут и видети,
Суседи ближние
Не чтут, не жалуют,
А друзья-товарищи
На совет не съезжаются
Совету советовать,
Крепку думушку думати
Про службу царскую
И про службу воинскую.
А ныне уж молодцу
Кручина великая
И печаль немалая.
С кручины-де молодец,
Со печали великия,
Пошел доброй молодец
Он на свой конюшенной двор,
Брал доброй молодец
Он добра коня стоялого,
Наложил доброй молодец
Он уздицу тесмяную,
Седелечко черкасское,
Садился доброй молодец
На добра коня стоялого,
Поехал доброй молодец
На чужу дальну сторону.
Как бы будет молодец
У реки Смородины,
А и взмолится молодец:
«А и ты мать быстра река,
Ты быстра река Смородина!
Ты скажи мне, быстра река,
Ты про броды кониные,
Про мосточки калиновы,
Перевозы частые!»
Провещится быстра река
Человеческим голосом,
Да и душой красной девицей:
«Я скажу те, быстра река,
Доброй молодец,
Я про броды кониные,
Про мосточки калиновы,
Перевозы частые:
Со броду кониного
Я беру по добру коню,
С перевозу частого -
По седелечку черкесскому,
Со мосточку калинова -
По удалому молодцу,
А тебя, безвремянного молодца,
Я и так тебя пропущу».
Переехал молодец
За реку за Смородину,
Он отъехал, молодец,
Как бы версту-другую,
Он своим глупым разумом,
Молодец, похваляется:
«А сказали про быстру реку Смородину:
Не пройти, не проехати
Ни пешему, ни конному -
Она хуже, быстра река,
Toe лужи дожжевыя!»
Скричит за молодцом
Как в сугонь быстра река Смородина
Человеческим языком,
Душой красной девицей:
«Безвремянной молодец!
Ты забыл за быстрой рекой
Два друга сердечные,
Два востра ножа булатные,-
На чужой дальной стороне
Оборона великая!»
Воротился молодец
За реку за Смородину,
Нельзя что не ехати
За реку за Смородину,
Не узнал доброй молодец
Того броду кониного,
Не увидел молодец
Перевозу частого,
Не нашел доброй молодец
Он мосточку калинова.
Поехал-де молодец
Он глубокими омуты;
Он перву ступень ступил —
По черев конь утонул,
Другу ступень ступил —
По седелечко черкесское,
Третью ступень конь ступил —
Уже гривы не видети.
А и взмолится молодец:
«А и ты мать быстра река,
Ты быстра река Смородина!
К чему ты меня топишь,
Безвремянного молодца?»
Провещится быстра река
Человеческим языком,
Она душой красной девицей:
«Безвремянной молодец!
Не я тебя топлю,
Безвремянного молодца,
Топит тебя, молодец,
Похвальба твоя, пагуба!»
Утонул доброй молодец
Во Москве-реке, Смородине.
Выплывал его доброй конь
На крутые береги,
Прибегал его доброй конь
К отцу его к матери;
На луке на седельныя Ерлычок написаной:
«Утонул доброй молодец
Во Москве-реке, Смородине».
От чего ты, Горе, зародилося?
Зародилося Горе от сырой земли,
Из-под камешка из-под серого,
Из-под кустышка с-под ракитова.
Во лаптишечки Горе пообулося,
В рогозиночки Горе понаделося,
Понаделося, тонкой лычинкой подпоясалось;
Приставало Горе к добру молодцу.
Видит молодец: от Горя деться некуды, -
Молодец ведь от Горя во чисто поле,
Во чисто поле серым заюшком.
А за ним Горе вслед идет,
Вслед идет, тенета несет,
Тенета несет, всё шелковые:
«Уж ты стой, не ушел, добрый молодец!»
Видит молодец: от Горя деться некуды, -
Молодец ведь от Горя во быстру реку,
Во быстру реку рыбой-щукою.
А за ним Горе вслед идет,
Вслед идет, невода несет,
Невода несет всё шелковые:
«Уж ты стой, не ушел, добрый молодец!»
Видит молодец: от Горя деться некуды, -
Молодец ведь от Горя во огнёвушку,
Во огнёвушку, да в постелюшку.
А за ним Горе вслед идет,
Вслед идет, во ногах сидит:
«Уж ты стой, не ушел, добрый молодец!»
Видит молодец: от Горя деться некуды, -
Молодец ведь от Горя в гробовы доски,
В гробовы доски, во могилушку,
Во могилушку, во сыру землю.
А за ним Горе вслед идет,
Вслед идет со лопаткою,
Со лопаткою да со тележкою:
«Уж ты стой, не ушел, добрый молодец!»
Только добрый молодец и жив бывал:
Загребло Горе во могилушку,
Во могилушку, во матушку сыру землю.
Тому хоробру и славу поют.
Братья-разбойники и сестра
По край моря, моря синего,
По край моря ай веряжского,
По край синего моря веряжского,
Там стояла да хоромина некрытая,
А некрытая хоромина, немшоная.
