в страхе Северный край, как то связано с ней.
— Это хорошо. Ты всегда можешь спрашивать совет у воды. Не всегда он будет таким, каким ты его ждешь. Но то, что касается прошлого — она не станет врать.
Вельга помогла ей подняться, подала баночку с застывшим барсучьим жиром. Дрожащими пальцами Зара принялась наносить его на лицо. Их ждала долгая дорога домой по морозному воздуху. Дмитрий сдержал улыбку при виде её красного лица, но Зара заметила, как переплетаются шутки на его остром языке. Она точно знала, что вечером, в доме Громовых, он попытается её поддеть ими.
Уже усевшись на соломе, Зара, вдруг, вспомнила, что собиралась спросить у наставницы прежде, чем отправится в деревню.
— Я хотела узнать, — начала она, надевая на руки варежки. Вельга устремила на неё взгляд. — Что значат слова — дер ха инген мате овэ мэ?
Брови Вельги дрогнули, а после свелись к переносице. Оторвав взгляд от ученицы, она посмотрела на далекие горы, туда, откуда пришли беды на земли четырёхземелье несколько сотен лет назад. Она до сих пор помнила ужас войны, когда армия севера подавливала восстания на всем материке.
Дрожащий вздох вырвался из груди, она просто не сумела его сдержать. Зара выжидающе ждала, и даже Дмитрий в удивлении перевернулся к ним. Помолчав еще секунду, Вельга произнесла простой перевод:
— «Ты не властен надо мной».
Южные степи.
Первый снег окропил землю белым покрывалом, неловко ложась на стылую землю. Шуя с интересом разглядывал холодные хлопья, падающие с небес. На этот раз зима приятно удивила — легкие морозы добрались почти до границ Семи пустынь. Много недель они путешествовали налегке, спасаясь от холода плащом и костром, теперь же, против холодного ветра пришлось бороться полушубку. Шуя замерз, едва они отошли от последней пустыни, именуемой Сарибой. Поначалу холод не был так заметен, только на второй день пути, когда трава на утро покрылась инеем, он понял, что скоро будет не до смеха. Шаман оставался безмятежен, кутаясь в меховой жилет. Он никак не комментировал низкую температуру, лишь посоветовал не раскидываться теплыми вещами, ведь холод Черногорья не сравнится ни с чем. Шуя тяжело сглотнул, он не знал, что следует ждать от этого путешествия в край варваров.
Ему не хватало под боком пушистого комка. Вот уж, действительно, из лисенка вышла хорошая телогрейка, но сейчас он поселился пол теплым пустынным солнцем, не собираясь возвращаться с ними в холода. Дети заботливо подкармливали забавного зверька, да так, что вскоре он начал лезть на руки даже к ним.
Снег усилился.
Мира держалась молодцом, хоть по ней видно, как сильно она устала брести по непогоде. Лето, полное тепла и продовольствия, скрывало ужасы зимы. Она и подумать не могла, что зимой можно ночевать на улице. Всей душой девушка скучала по пустыне, где солнце не перестаёт светить. На прибрежном островке-оазисе, где они остановились, расположился небольшой город земледельцев. Они собирали урожай с плодородной земли на берегу Людвы, строили дома из глины и ездили в Кафран продавать фрукты.
Сейчас их загорелые лица казались далеким сном. Холод смывал их прикосновения к отросшим светлым волосам, удивленно-вытянутые лица при виде васильковых глаз. В Миру тыкали пальцем первые три дня, а после привыкли. Светлая кожа покрылась загаром — стала бронзовой, а волосы, оттенка спелой ржи, выгорели без защитной косынки. Здесь она перестала стесняться короткой стрижки, женщины, помимо нее, спокойно ходили с остриженными волосами выше плеч.
Выбившаяся прядка лезла в глаза. Мира раздраженно заправила её за ухо, завязывая сильнее шарф. Хруст снега под ногами тревожил — большинство животных ушло в спячку, а те, кто не испугался пришедшей зимы, стали осторожнее. Вряд ли им удастся поймать зайца или куропатку по дороге. С пропитанием будут большие проблемы, пока они не доберутся до Северного края. Признаться, это её пугало. Разговоры о войнах севера, что несут знамя смерти, преследовали её с раннего детства, заставляя прижиматься к матери в страхе. Они смертоносны, жестоки и кровожадны, потомки безжалостного божества, поющие песни о Маране. Они казались страшнее любого Берендея.
Вырванный зуб медведя на цепочке болтался возле груди тяжкой ношей. Знак, являющийся данью памяти об отце, о доме и о том, кем она может быть. Груз давил к земле и заставлял расправить плечи.
— Кам сказал, мы зайдем в Горшленицы, — радостно сообщил ей Шуя. Кажется, что за несколько месяцев он еще больше вырос, и теперь ей приходилось задирать голову куда выше.
— Зачем нам делать крюк?
Осенью они проходили мимо нее, когда снова переплывали Людву. Небольшая деревня не являлась звеном в торговли, землю едва ли можно назвать плодородной, по большей степени её жители доживали свой век в упадке.
— Там есть дом. Иногда мы останавливаемся там, но чаще храним теплые вещи. Будь моя воля, я бы до апреля остался в землях Семи Пустынь, но наставник сказал…
Дальше она почти не слушала, погружаясь в свои мысли. Кам беспокоил её с лета, и это беспокойство росло на глазах. Шуя старался делать вид, что не замечает, как бодрый шаг мужчины превратился в плетение, как прямая спина согнулась, а руки крепче сжимали посох. От звона бубенцов у неё каждый раз шли мурашки.
Шуя как-то сказал, что дело в надвигающемся зимнем Солнцестоянии. Мира не верила в его слова, но продолжала молчать. Холодные ночи голодным волком бросались на них, спасал костер, теплая одежда. В самый жгучий мороз, она собиралась дождаться друзей в Лукоморье, в родном доме. Она бы навестила мать, брата и сестру, отогреет замершие руки у знакомого очага, где в чугуне варится каша с репой.
Закрывая глаза, всем троим снилась весна.
Домик, к которому они шли несколько дней, стоял на реке Людве, возле таких же посеревших домов. На фоне белого падающего снега они смотрелись как никогда уныло. Голые ветви деревьев нагоняли мрачности.
Когда дверь открылась, а затхлый запах пыли и старой древесины защекотал нос, Шуя понял, что продрог до такой силы, что едва может шевелить ногами. Взглядом ища стопку дров возле печи, он мигом направился к ним. Изо рта вышел клубок пара, а через секунду из рук колдуна вышла искра. Нескольких движений хватило, чтобы распалить кочерыжки.
Втроем они сидели возле печи и молчали, наблюдая, как храбрится пламя перед холодом и тьмой.
— Одежда в погребе, в сундуке, — напомнил Шаман, тяжело вздыхая. Его глаза сами собой закрывались от усталости. — Пока солнце не зашло, приготовьте все…
Борясь
