палубу вышел заспанный капитан, осмотрелся и говорит: «Ну и погодка, якорь мне в зад!»
Руки Воронова замирают.
— Какая грустная история. Хорошо, что ты ее вчера так и не вспомнила. Бедная рыбка: и на крючок сама насадилась, а ее все равно, я так понимаю, выбросили за борт.
— Вчера я ее не вспомнила, потому что повода не было, а сегодня ассоциации навеяли. И кататься на яхте я не люблю, и качку переношу с трудом, и животных люблю, а просыпаюсь — и чувствую себя капитаном. — Поерзав, снова пытаюсь чуть отодвинуться. — Если ты не возражаешь, я хотела бы избавиться от этой ответственности.
Я слышу смешок.
Отстранившись, Воронов поднимается.
— Да.
— Я тоже. У меня на кухне отличная кофемашина. Сделаешь на двоих? А, и что-нибудь на завтрак. Что-нибудь сытное. Горничных я вчера отпустил, чтобы тебе было проще освоиться.
Я переворачиваюсь на спину и смотрю, как бодро он марширует к двери.
— Слегка отрихтую яхту, выдраю палубу и подниму якорь. А то при таком раскладе недолго дотянуть, что могут взять на буксир. А я хочу раскрутить рыбку и исполнить желание.
Он оборачивается. Прожигает меня насмешливым взглядом.
— Естественно, обоюдное. За меньшее возиться с якорем в одиночку я бы не стал.
Глава 30
Анжелика
— Ну как ты? — спрашивает участливо Филипп. — Как оно там, замужем? Поделись опытом.
— Тебе-то зачем? Тебе выйти замуж все равно не грозит.
— О, «грозит»… Угроза — это негативное слово, — подмечает он. — Значит, я правильно делаю, что старательно избегаю уз брака.
Усмехнувшись, я продолжаю пить кофе. С тоской посматриваю на пирожные: в этом кафе они очень вкусные, но не хочется перебивать аппетит перед ужином. Лучше захвачу с собой пару штук.
— Давай рассказывай, что у вас там, — продолжает Филипп. — Давай-давай, говори. Брат волнуется. Я и так слишком долго держался, но вижу, что зря: ты все равно этого не оценила.
Это правда. Почти целую неделю он не давал о себе знать. Как выложил в сеть фотографии с моей свадьбы, так и пропал до пятницы. Не будь у него серьезной работы, я решила бы, что он один решил отдуваться за всех и продолжал отмечать.
— Ну?! — сделав строгое лицо, напоминает он. — Рассказывай, я готов.
Я ненадолго задумываюсь, а потом пожимаю плечами и честно ему отвечаю:
— Да хорошо там.
Вот к этому он точно не подготовился. Сидит, хмурится, рассматривает меня так пристально, как будто пытается найти наглядные доказательства своим опасениям. А тут совсем другая картина. Грусти нет, синяков — тьфу-тьфу — нет, и я даже не похудела. По-моему, наоборот — слегка поднабрала.
— Нет, Анж, так ты от меня не отделаешься, — заявляет Филипп. — Ты давай рассказывай, а выводы я сделаю сам. Может, я тут зря сижу с тобой кофе пью. Может, мне надо мчаться к нему и дать ему в глаз!
— У тебя это прямо навязчивая идея, — смеюсь я. — А между тем есть другие способы вывести противника из строя.
Он недоверчиво хмыкает, и я рассказываю ему, как в день нашего бракосочетания Воронов то открывал, то закрывал «бакалею». И как привел в шок Валеру. До сих пор от того ни слуху ни духу.
— Я так и знал, что без меня у вас начнется все самое интересное, — ворчит он. — Жаль, меня не было. Представляешь, какие были бы снимки для мамы?
— Не волнуйся, — говорю я, смеясь, — те, что ты успел сделать, на нее тоже произвели сильное впечатление.
— Эх… — сокрушается Филипп. — А ведь была у меня мысль зайти и передать для Ириски кусочек свежего сыра.
— Не переживай, у нас в холодильнике сейчас только мясо и сыр. Сыр и мясо. А, еще есть вино. Горничные в отгулах: Воронов их пока отослал, чтобы мне было проще привыкнуть. У меня времени свободного мало, у Воронова и того меньше, поэтому питаемся мы чем попало. Самое сбалансированное питание как раз у Ириски.
— Все больше убеждаюсь, что придерживаюсь правильной позиции. — Филипп с увлечением принимается за тартар с тунцом и трюфелями. — Бедный Воронов. Мне уже его жалко, а ведь только неделя прошла.
— Не скажу, что он страдает. Он в еде довольно неприхотлив. По-моему, его текущее положение более чем устраивает. А вот я начинаю чувствовать себя каким-то мангальщиком.
Родственные чувства? Братская солидарность? Нет, не слышали, не практикуем. Вместо того чтобы мне посочувствовать, брат продолжает сокрушаться о тяжкой жизни Воронова, который имел неосторожность жениться.
— Ну хоть какая-то ему от тебя польза! А все-таки поразительно, что он тебя в свою комнату так и не заманил. Когда я смотрел на вас на паркете… Хотя… может, он все чешки там и счесал?
Тут уже мне становится немного обидно. Непонятно, за кого больше: за меня или за Воронова, и я сообщаю, что попытка была. Очень серьезная, кстати. Ну и рассказываю про приглашение посмотреть на пижаму. Про абонемент, который мне поутру так и не вручили, молчу. Это наше с ним дело.
Но Филиппу и этой информации оказывается достаточно, чтобы минут десять просто молча орудовать вилкой.
— Пижама… — тянет задумчиво он. — Анж, а ты хоть раз видела пижаму на мужиках?..
— Нет, мне везло.
— И уже не увидишь. Жаль… Так посмотрела бы и мне рассказала. А вдруг мне такая тоже нужна?
Он отодвигает в сторону тарелку.
— Может, мне к вам с ночевкой прийти? А что? Шашлык я люблю. Манагльщик ты, правда, сама говоришь, начинающий… Но если шашлык у тебя пригорит, ночь без еды я как-нибудь продержусь ради такого открытия.
— Лучше погугли, — предлагаю я. — В сети будет тысяча вариантов пижамы.
Филипп отмахивается.
— Это не то. Мне было интересно посмотреть на выбор твоего Воронова. Но ты права. Лучше погуглить. С учетом, как он встречает гостей, можно внезапно
