Одержимость справедливостью - Александр Эл

— Вот именно, по образованию — живописец. А работаете оформителем. Видно, не сильно Вас творчество увлекает. Кстати, Вы знаете, почему Вас не назначили директором? Не догадываетесь? Дело в том, что несмотря ни на что, моего предшественника в министерстве почему-то уважают. Представьте себе, это он Вас не рекомендовал. Оказывается, у Вас с ним давнее знакомство. Может быть поэтому, его слово оказалось решающим?

В глазах у меня потемнело, этот гад из могилы меня достанет,

— Димка? Да кто же его слушает? Он же — сбитый лётчик…, — сказал я первое, что пришло в голову.

— Ну, вот видите, всё и выяснилось. Оказывается он для вас — «Димка». Ну и ладненько, — удовлетворённо потирал руки новый директор, — понятно, что без Вас тут не обошлось. Короче, если вздумаете задержаться, обещаю Вам весёлую жизнь. Мало денег, и публичные разборки Ваших тут, полётов, художественных. И пишите куда хотите, отмашку по Вашему поводу мне дали. Устранить Вас, было моим условием. И не мелькайте здесь больше. Всё, будьте здоровы.

Новость про Димку ошарашила. Я хотел срочно рассказать всё Петровичу. Прибежав к его мастерской, услышал голоса за дверью. Остановился и прислушался.

— Петрович, ты говорил, Димку директором назначат. Видишь, не вышло, по-твоему.

— А что ты удивляешься, они же, оказывается — друзья, два сапога — пара, — раздался в ответ голос Петровича.

— А прежнего-то, куда теперь денут? Может, замом назначат?

— Не, я слышал, он из страны сваливает. Чуть ли ни в Австралию. У него, вроде, там какие-то родственники, — снова заговорил Петрович.

— Петрович! — закричал я, ворвавшись в мастерскую, — Я всё слышал!

— А тебя не учили, что подслушивать и подглядывать, нехорошо, — спокойно отреагировал Петрович. И, повернувшись к двоим, присутствовавшим тут же оформителям, добавил, — ну какой он директор, сами не видите, что ли.

— Петрович! — чуть не лопнув от злости, заорал я. Но наткнувшись на холодный, злой взгляд, замолчал.

— Заткнись, и пошёл вон, — прохрипел Петрович.

Я попятился к двери. Предал, предал, предал, — стучало в голове. Опять я один. Что делать? Что делать… Невыносимо захотелось водки. Петрович, сволочь продажная, уничтожил мою фляжечку. Ноги сами несли к Гастроному. Уже на выходе меня толкнули, и я выронил бутылку, которая вдребезги разбилась об асфальт. Стоявшие в очереди мужики заржали. От возмущения я хотел ударить в харю, но вокруг ещё громче засмеялись.

— Мужики, ну что за смех дурацкий? С каждым может случиться. Иди за мной приятель, поделюсь с тобой, — на меня сочувственно смотрел помятый мужик с тяжёлыми мешками под глазами.

В ближайшем подъезде он открыл бутылку, отхлебнул и протянул мне.

— У меня на той неделе такое же приключилось. Представляешь, я целый день прийти в себя не мог. И ни одна сволочь не поделилась, — взяв у меня бутылку, он с наслаждением сделал два крупных глотка.

Уже забытое тепло разлилось в груди, и я стал приходить в себя.

— Ты знай, мир не без добрых людей, — продолжал рассуждать мой новый приятель, — слышь, подержи пока. Нет мочи терпеть, — доверив мне драгоценную бутылку, он зашёл за лифт.

Оттуда послышался характерный шум, мужик за лифтом мочился,

— Слышь, ты там всё не пей, мне оставь, — не прерывая процесс, забеспокоился мой собутыльник.

Тфу, вот скотина! — подумал я, ведь могут войти в подъезд. Я инстинктивно пошёл к выходу и открыл дверь.

— Стой, гад! Отдай бутылку! — сзади летел разъярённый мужик с расстёгнутой ширинкой.

— На, держи свою бутылку. Что же ты ссышь в подъезде, тут же люди живут?

— А тебе, что? Это что, твой подъезд? С тобой как с человеком, а ты бутылку красть?

Хотелось выпить ещё. Я купил новую бутылку. Вернулся в мастерскую, заперся там до утра, думая о том, что это уже не моя мастерская. Хотелось сбежать куда-нибудь от всего этого. А что это Петрович говорил, что Димка в Австралию уезжает? В Австралию! Я вспомнил, когда-то давно слышал, что там живут дальние родственники Димкиной матери. Вот бы и мне, в Австралию. Туда, где кенгуру…

— Директор, директор! Просыпайся. Ишь, как нажрался, хоть бы дверь запер.

Я с трудом открыл глаза. За плечо тряс Петрович.

— Иди, морду помой, пока никто не видит, — мерзко скалился Петрович.

— Да, плевать мне, — я вспомнил, что было вчера и мне захотелось ударить Петровича.

— Эй, эй, ты что? Сдурел совсем. Кончай руками махать!

— Сволочь! Предатель! — я схватил со стола пустую бутылку.

— Успокойся, дурак! Не предатель, а Политический технолог! Я хотел тебя прикрыть, а ты ворвался и орёшь, «я всё слышал, я всё слышал!» Что ты хотел, что бы я им сказал? Умей проигрывать. И вообще, приведи себя в порядок. Нельзя, чтобы тебя таким видели. И не дыши ни на кого. Давай, быстро, пока люди не пришли.

В туалете, умываясь холодной водой, я пытался соображать. Петрович что-то мутит…. Следующая мысль никак не складывалась, тяжёлое похмелье мешало соображать. Казалось, душа сейчас вывернется на изнанку. Бутылка — пустая, значит, я выпил её всю. И ещё пил с тем, кто мочился в подъезде. Вспомнив это, я с опаской посмотрел на свои штаны. Слава богу, не обмочился. Надо же было так напиться.

— На вот, опохмелись, — протянул бутылку Петрович

— Откуда? Я же вроде всё выпил.

— Это, моя заначка.

— Не могу, вытошнит.

— А ты, через «не могу», иначе до вечера в себя не придёшь.

Петрович оказался прав, через полчаса сознание начало возвращаться.

— Запомни, будешь так бухать, а потом опохмеляться, тебе крышка. Соскочить, не сможешь. Завязывай с бухлом. Ну, что, очухался? Говорить можешь? Что, там случилось? Чего тебя так колбасит?

— Это Димка. Димка сказал, чтобы меня не назначали.

— О, как! Откуда знаешь?

— Новый директор сказал.

— Может, врёт? Тебя дразнит? Кстати, зачем?

— Он сказал, чтобы я уходил. Чтобы увольнялся! Сказал, что это я, тут воду мутил. Что он, моё личное дело изучил. Сказал, что Димку в министерстве уважали.

— Опасный человек. Ещё что-нибудь говорил?

— Про тебя, ничего. Если тебя это интересует. Просто в душу плевал.

— То есть, тебя не назначили потому, что послушали предыдущего директора. Да, так бывает, может быть…, — задумался Петрович, — а ты, твоего Димку видел?

— Не видел, и видеть не хочу. И никакой он, не мой. Не говори так, мне это неприятно. Он тот, кто испоганил всю мою жизнь.

— Напрасно, напрасно. Мало ли что. Найди его, прикинься