смотреть?
— Пообещай, что будешь писать, и я никуда не поеду. Не хочу я никуда уезжать, я хочу пользу приносить, — Димка схватил меня за рубашку, — я тебе буду помогать.
— Зачем? Зачем ты будешь мне помогать? Потому, что мама твоя так сказала? Да? — я задыхался от злости, — ты снова будешь командовать мной? Да? Как в армии?
— Кенгуру, блин! Дима, тебя сжирает твоя собственная жаба. Ты завидуешь какой-то вторичной шелухе, обёрткам от конфет, — Димка смотрел на меня с сочувствием, как на больного, — на что ты тратишь свою жизнь, да забудь ты это. Начни работать, и весь мир будет у твоих ног!
— Забыть? Да? Сказочник хренов! У меня семья! Больная мать! Ему рассказали! Он всё знает, видите-ли! Я тоже всё про тебя знаю! Это ведь ты сказал, чтобы меня директором не назначали! Мне всё известно! Вали к своим кенгуру. Я сам всего добьюсь. Я член Партии! У меня Красный диплом! У меня тесть, влиятельный!
— Ну и дурак же ты, Дима. Диплом у него, Красный. Да, дерьмо твой диплом, у Шагала никакого диплома не было, неужели ты не понимаешь? — выкручивался Димка, поняв, что я загнал его в угол.
— Диплом не нужен? Что же ты сам в институт поступил? Разве не за дипломом?!
— Да пойми ты, у нас с тобой разное предназначение.
— Ага! Вот оно! Разное предназначение? Рождённый ползать, летать не может?!
— Ладно, всё, спасибо, что зашёл попрощаться, — Димка встал со стула, давая понять, что разговор закончен.
— Дима, ты не заболел? — вошла мама, — тебе на работу не надо? Уже одиннадцать….
— Мама, мы художники. Ты же знаешь, мы на работу не ходим, — я с трудом продирал глаза, — нам нужно настроение.
— Где это ты так поздно задержался вчера? Вставай, я блинчиков напекла.
От Димки я ушёл поздно. Долго шёл пешком. На полпути посчастливилось поймать такси. Всю дорогу думал, о чём говорили. Эх, если бы всё было так, как рассказывал Димка. Удивительно, он каким-то образом ухитрялся никогда не говорить гадости. Ну, сказал бы всё, что думает на самом деле, я бы понял. Не стал бы обижаться, я же всё понимаю, не слепой. А он зачем-то придумывает всю эту лапшу. Сказочник хренов, Шагала зачем-то приплёл. Другое дело, Петрович. Он людей насквозь видит.
Мамины блинчики, как всегда были отменными. Однако, нужно было что-то делать. Идти на работу не хотелось, и видеть никого не хотелось. Я знал, что творческому человеку не нужно себя насиловать, сознание рано или поздно предложит решение, нужно просто подождать. Завтра суббота. До понедельника ничего не произойдёт. Нужно продумать вариант «Б». Если я уйду из Фонда, то мне никто не помешает устроиться учителем рисования в школе, а то и в Художественное училище возьмут. Те старики, что меня знали, из училища поуходили уже. А у меня красный диплом Института Культуры. Буду учить молоденьких тёлочек, композициям разным. И никто мне носком в лицо тыкать не посмеет. А Петрович, ну его на хрен. Надоел он со своими наворотами. Да и в колхозе не так уж и плохо. Буду наглядную агитацию оформлять, чтобы тесть не донимал. Анжелка говорила, что в клубе есть помещение, под мастерскую….
— Мужик, одолжи рубль, трубы горят, — помятое лицо кого-то напоминало. Я и не заметил, как ноги сами принесли к Гастроному.
— Представляешь, сволочи, Тройника продают с 11 часов. А на водку у меня не хватает, одолжи рубль, будь человеком, — в глазах просившего не было никакой надежды. Я был явно не первым, к кому он обращался со своей просьбой. Это был тот самый гнусавый, помятый мужичок, что делился со мной водкой и мочился в подъезде. Меня он явно не узнавал.
— Что за Тройник? — невольно заинтересовался я, — что-то я про такое раньше не слышал.
— Ты что, из деревни? Одеколон Тройной. У нас все знают. Берёт хорошо, не хуже водки. На вкус, правда, не очень.
— Одеколон? Фу, — от одной мысли меня чуть не вывернуло.
— Ты, попробуй, может тебе понравится, — он явно хотел угодить, в надежде получить заветный рубль.
— А почему продают с одиннадцати?
— Указ такой вышел. Всю алкогольную продукцию продают с 11 утра и до 7 вечера. Ты же вроде не из деревни, неужели не знаешь?
— Одеколон, это же парфюмерия, а не алкогольная продукция, — удивился я, — такое в промтоварных магазинах продаётся.
— Вот и я о том же. Несправедливо! Продукция-то, парфюмерная, под указ не подпадает. А они говорят, пошёл вон!
— Кто они-то?
— Кто, кто, власть. Ольга Юрьевна, директор магазина Одежда, напротив парка. Я там Тройника беру.
— Слышь, уже второй час, если ты не понял.
— Второй час? Уже? Как же я так? — искренне расстроился мужик, — второй час, а я, никакой ещё.
— Да, упустил ты время. Ну, и чего ждёшь, одеколон уже продают. Давай быстрее.
Мужик обрадовался и смешно засеменил к магазину, но сразу вернулся, ещё более расстроенный.
— Одолжи рубль. Я верну, мамой клянусь….
— А с одеколоном, что?
— Обед у них, с часу до двух. Одолжи рубль… А давай лучше скинемся, я же вижу, тебе надо… У меня два рубля есть. Возьмём пузыря, — теперь его глаза светились надеждой, — знаешь, Тройник хорош, но после него во рту мылится. Врачи водку рекомендуют.
Я подумал, почему нет. Пятница, полдня прошло. Куда я пойду. А тут, живая душа.
— Ладно, пошли.
— Да я сам сгоняю. Тебя без очереди не пустят, а у меня там всё схвачено. Или, не доверяешь? Мамой клянусь, никуда не денусь. Вот, возьми шапку в залог. Она дорогая, была, — я не успел сообразить, как оказался один посреди улицы, с шапкой в руках, явно не раз валявшейся на земле.
Стоять пришлось довольно долго. Если бы не шапка, я бы, наверное, уже ушёл, но получилось бы, что я её украл. Проклиная всё на свете, я стал искать, куда бы её повесить на видном месте, и уйти наконец. Но, гонец вернулся. Прогулка без шапки, похоже, пошла ему на пользу. Щёки порозовели, он воспрял духом и гордо показывал горлышко бутылки торчавшей из кармана. Мне отдавать её, он явно не собирался.
— Пошли, я тут местечко знаю, — ответственно заявил он.
Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Пришли к тому самому подъезду, в котором мочился мой новый приятель. Увидев мою нерешительность, он с достоинством сказал,
— Не волнуйся, я тут всех знаю.
Пока шли, я уже тоже почувствовал потребность промочить горло, поэтому спорить не стал. В
