– Вы бы лучше сломали традицию не мыть здесь пол. И добавили бы лампу. Свет этой лишь усиливает глубокую темноту. Если же вы повесите напротив входа вторую, то освещение пересечется, превратившись в центре из бледно-желтого в цвет солнечного света, который заполняет Арль в начале десятого утра. В это время чувствуется, что день начался. – Винсент кашлянул в кулак и чуть хрипловато добавил: – И перекрасить стены в салатный было бы неплохо, тогда свет ламп создаст иллюзию начинающего набираться соком веронезе. Случись такое, в эту комнату вы будете заходить, чтобы отдохнуть, мсье Деланье, не переживая о необходимости дышать пылью, угнетать свою нервную систему нахождением в похожем на склеп помещении и искажать свое представление о людях, которые сидят здесь в клетке. Голодные. Между прочим.
Деланье усмехнулся и с интересом посмотрел на Винсента. Точнее, на черное пятно, из которого выступали его ноги, обутые в обмотанные веревками ботинки.
– Я не уполномочен кормить вас, Ван Гог.
– Кто же уполномочил вас запирать не укравшего и сантима человека в клетку для зверей?
Посерьезнев, комиссар сделал вид, что вопрос ему не понравился. Вопрос ему действительно не понравился, и он мог бы вид не делать. Но так уж получилось.
– Здесь ожидают решения не только воры.
– Кто же еще?
– Не контролирующие себя и тем опасные граждане Франции.
– Не они ли взяли в свое время Бастилию?
Деланье поморщился, снова вынул платок.
– Уж не революционер ли вы, господин Ван Гог?
– Я художник. Но если вы не приведете ко мне доктора Рея прямо сейчас, я превращусь в вашего личного врага. Хотите иметь меня в качестве врага?
– Вы признаете, что утром третьего мая одна тысяча восемьсот восемьдесят девятого года напали на детей на улице Кавалерии?
– Нет, не признаю.
– И вместе с тем просите накормить вас?
Винсент вновь появился из темноты. Его заострившееся за последние недели, покрытое оранжевой щетиной лицо засветилось на фоне темноты так неожиданно, а глаза в окружении темных пятен век были так выразительны, что Деланье покрылся потом. «Он сведет с ума кого угодно», – пронеслось в его голове.
– Я не просил вас меня кормить. Я всего лишь сказал, что вы не делаете ничего, чтобы привлечь к себе внимание человека, от которого чего-то ждете. Попробуйте смешать желтый с голубым в надежде получить малиновый. А это все равно что требовать от меня хорошего расположения, посадив в клетку и моря голодом. Направляясь в бордель, вы никогда не попадете в храм, мсье Деланье. Запомните это.
В комнате помимо пыли запахло сгоревшим маслом. Причиной тому стал, видимо, Деланье, который вдруг соскочил со стола и стал ходить по комнате, разгоняя воздух. Винсент сначала пытался слушать его, потом просто наблюдать, но из-за того, что ему хотелось есть и кружилась голова, он вынужден был закрыть глаза. Когда он работал и был поглощен только видами окрестностей, голод отступал. Едва почувствовав его приближение, Винсент тотчас закуривал или делал несколько глотков абсента прямо из бутылки. В желудке раздавалось возмущенное урчание, но, получив тепло, организм на некоторое время засыпал. Здесь же, с тоской думая о том, что будет дальше, он был не в силах управлять желудком. Его сдавливало, Винсенту казалось даже, что ребра выкручивают его, и тогда появлялась тошнота и он ощущал приближение дурноты. Что бы ни говорил комиссар, казалось Винсенту, ничего в защиту его он не скажет. Пока задержанному плохо, полиция будет всегда на высоте. Ван Гог открыл глаза лишь тогда, когда услышал:
– «Отпустите меня», – говорите вы мне, но как я могу это сделать, если более пятидесяти добропорядочных граждан, проживающих на улицах Кавалерии, Бу-Д’Арль и Риколетт, а также прохожие на площади Ламартин, немало вас знающие, подали мэру петицию с требованием запереть вас под замок и не выпускать?!
– Что? – переспросил Винсент, думая, что ослышался.
– Вы все прекрасно расслышали! – вздохнул покрасневший Деланье. – На днях перевыборы, как вы думаете, мэру хочется ругаться с таким количеством избирателей? А сколько человек не подписало письмо, но думает так же? Лишиться нескольких сотен голосов из-за проявления доброго начала к человеку, который ходит по городу как тень и бросается на людей?
Винсент встал, взялся за прутья. Отяжелевшие ноги ответили ему нервным щекотанием затекших мышц.
– Так вот почему я здесь на самом деле… По доносу добропорядочных граждан Арля!
– Сядьте, сядьте, Ван Гог, – быстро и уже спокойно заговорил комиссар, предчувствуя неладное. Двадцать лет службы научили его понимать событие за минуту до его наступления. С психами он был вообще очень осторожен. Никогда не знаешь, на что способен псих.
– Выпустите меня отсюда немедленно, толстая, глупая ищейка! – закричал Винсент. – Я хочу видеть своего адвоката!.. Верните мне мое право гражданина Франции на защиту! – Сжав кулаки, Винсент попробовал привести клетку в движение. Но он был, вероятно, не первый, кто пытался это сделать, поэтому-то прутья и были такой толщины, а основание клетки вмуровано в бетонный пол. – Кто дал вам право запереть меня здесь, как животное?! Отоприте дверь, черт вас побери!..
Деланье выдвинул вперед нижнюю челюсть, как делают все, кто хочет выглядеть свирепо, но от этого его пухленькое лицо страшнее не стало. Напротив, он стал похож на толстячка в ресторане, приценивающегося к указанному в меню блюду.
Винсент кричал, Деланье думал, и в этот момент в общий фон добавились новые звуки. Кто-то громко, но спокойно говорил на лестнице, ведущей с первого этажа в подвал. Прекратив кричать, Винсент тотчас оглох от тишины, которая воцарилась в комнате. Деланье, не отводя многозначительного взгляда от того места в темноте, где светилось лицо Ван Гога, подошел к двери и распахнул ее. И тотчас оба услышали голос доктора Рея:
– Комиссар, вы меня знаете. Я здесь, чтобы забрать мсье Ван Гога.
– Этот мсье находится под арестом, – словно разрубив саблей намерение доктора, сказал Деланье.
– Извольте, пусть будет так, – и, к великому изумлению Винсента, доктор развернулся и стал подниматься по лестнице, по которой только что с таким трудом, преодолевая преграды в виде полицейских, спустился.
– Доктор Рей, – окликнул его озадаченный Деланье, – он под арестом!
– Я вас понял, комиссар. – И Винсент, ощущая прилив тревоги, услышал шаги удаляющегося доктора.
– Зачем же вы приходили? – бросил ему вслед Деланье. – Разве вам не было ясно это со слов полицейских наверху?
– Мне было ясно, но я не верил ушам своим. Мне подумалось, что в полиции не могут держать душевнобольного под арестом. Спустившись же вниз, я обнаружил, что допрос ведет сам комиссар полиции.
– Куда же вы идете? – загадочным тоном справился Деланье.
– Я иду писать письмо в Париж.
– Донос?
– Разве это не в чести? Насколько мне известно, благодаря именно доносу мой пациент оказался в кутузке. Как врач могу вам сказать, что лучшее лекарство от яда змеи – это яд змеи.
– Вы отвезете лично мсье Ван Гога в больницу? Сейчас?
– Для этого я и приехал.
Деланье кивнул и посмотрел на Винсента уже без злобы, но с неприязнью.
– Тогда идите и забирайте вашего пациента. Однако если я еще раз увижу его в Арле, ему уже ничто не поможет.
Взяв со стола папку, Деланье пропустил Рея, потом вышел сам. Через две минуты спустился дежурный офицер с ключами от клетки, но еще до того, как послышались его шаги, Рей сказал Ван Гогу:
– Винсент, не кричите и не привлекайте к себе внимания. Иначе вас на самом деле арестуют за хулиганство. И я ничем не смогу вам помочь. Давайте выйдем отсюда, а после обсудим наше положение.
Винсент кивнул.
Милиция из подъезда, похоже, и не уходила. Казалось, ее даже стало больше. Человек десять в форме и штатском топтались на площадке между первым и вторым этажом, рядом с ними Голландец заметил и соседей. Они о чем-то говорили, и молоденький капитан записывал их слова в лист, прижатый пружиной к папке. Отведя взгляд, он вошел в лифт и нажал кнопку своего этажа.
– Боже мой! – изумилась Соня, прижимая ладони к лицу. – Ты где пропадал?!
Он вошел в прихожую и тут же скинул кроссовки.
– На работе в подвале кран прорвало. Сантехник пришел почти трезвый. Пришлось все делать самому. Жданов ждет?
Она кивнула. Он поцеловал девушку в лоб и направился в ванную.
– Господин Жданов! – крикнул он оттуда. – Что же за дело у вас, если вы отказываетесь покидать мою квартиру?
– Добрый вечер, Голландец. Вы же знаете, что я могу ждать бесконечно только двух событий – бракосочетания и смерти. Все остальное бесконечного ожидания не стоит. Что такое три часа вместо получаса? Мгновение в летописи вселенной.
Голландец вышел, швырнул на пол ванной полотенце и широким жестом указал в сторону мастерской.
