– Я тебе побегу! – видя отход своих бойцов, надрывался полковник Орлов. – Под суд отдам!
Но капитан не слышал из-за сплошного грохота голос в трубке полевого телефона. Затем оттолкнул телефониста.
– Не мешай! Передай ноль первому, что не нашел меня.
Капитан подбежал к самоходке Захара Чурюмова, которая вела беглый огонь из орудия. Под ноги ему вылетела очередная отстрелянная гильза, он едва успел увернуться. Вскочил в рубку и дернул за плечо комбата:
– Слышь, земляк! За траншеей минометная позиция. Помоги с ней разделаться.
Пулеметная очередь словно зубилом прошлась по боковой броне. Заряжающий ахнул, выронил из рук снаряд и осел на дно рубки – пуля пробила голову через оба виска.
– Разворачивайся к «машингеверу»! – закричал Чурюмов. – Вон он, из дзота молотит!
Два фугасных снаряда разворотили бревенчатый дзот, а в трех шагах от «сушки» взорвалась мина.
– Ты меня слышишь, самоход! – продолжал дергать Чурюмова ротный.
– Ты кто такой? – оттолкнул пехотинца капитан.
– Командир роты, а теперь, наверное, комбат. Минометы батальон выбивают. Убили майора.
– Я в траншею не полезу, – замотал головой Чурюмов. – Сожгут машины в момент. Там фрицев полно. Если поднимешь своих людей – рискнем.
Совещались недолго. Две самоходки остались на месте, продолжая вести огонь, а две пошли вперед вместе с пехотной ротой и взводом десантников. В траншее завязался рукопашный бой, а «сушки», зарываясь в рыхлую землю, прорывались через перемычку, которая образовалась после взрыва авиабомбы.
Иван Грач сам сел за управление и умело провел машину. Вторая самоходка завалилась набок Мотор надрывался, пахло жженым сцеплением. Но механик был тоже опытным и понемногу выползал наверх.
Двое десантников, охранявших самоходку от гранатометчиков, угодили под автоматную очередь. Оба были ранены, но продолжали стрелять. Из бокового ответвления вылетело сразу несколько гранат. Добили обоих десантников, тяжело ранили командира «сушки».
Заряжающий опустошал диск «ППШ», но выстрел гранатомета пробил броню. Реактивная мина «панцершрека» огненным клубком взорвалась в рубке, заполнив ее гудящим пламенем. Сдетонировали снаряды в боеукладке, горел бензин в разорванном бензобаке.
– Вторая машина накрылась! – крикнул механик, наклоняясь к старшине Грачу.
Тот остановил самоходку, быстро пересел на командирское место. Наводчик выпустил два снаряда подряд, обрушив траншею и накрыв нескольких немецких солдат. Вокруг машины собрались уцелевшие десантники, человек пятнадцать. Они вели огонь из автоматов.
Старшина Грач действовал, как всегда, энергично.
– Траншею без нас возьмут. Наша цель – минометная батарея.
Со стороны это выглядело странно, а может, и неразумно. Небольшая самоходно-артиллерийская установка в окружении группы десантников ворвалась в тыл немецкого батальона. С маху сшибла, вмяла в землю пулеметный расчет, спешивший к месту прорыва.
Обвешанный коробками с лентами, ефрейтор шарахнулся в сторону, но его срезала автоматная очередь. Самоходка, не снижая скорости, протаранила легкий вездеход «кулбельваген», набитый патронными ящиками, и выстрелила в полевую пушку.
На быстром ходу промахнулся, но немецкий расчет не смог довернуть свое легкое орудие, и механик самоходки опрокинул его.
Минометную батарею искать долго не пришлось. В глубоких окопах стояли шесть 80-миллиметровых минометов. Четыре трубы вели огонь. Два расчета охлаждали перегревшиеся стволы мокрыми тряпками.
Подносчики сновали между окопами, поднося тяжелые корзины с минами. Если расчеты были слишком заняты, чтобы отреагировать на появление русской самоходки, то зенитчики, развернув крупнокалиберный пулемет, ударили трассой бронебойно-зажигательных пуль.
По броне словно молотил отбойный молоток, выбивая фонтанчики огня, искр, оставляя глубокие вмятины.
– Прикончи пулемет! – кричал наводчику Грач.
Взрыв фугасного снаряда сорвал со станка тяжелый ствол, искромсал щит и раскидал расчет. Десантники уже забрасывали гранатами минометные окопы.
Механик подогнал самоходку к аппарели. Орудие несколько раз выстрелило, разваливая минометные окопы. Детонируя, взрывались мины.
Через час полностью очистили обе линии траншеи. Бой закончился в темноте. Уцелевшие немцы отступили, посылая из темноты трассирующие очереди. Санитары подбирали раненых. Закончился еще один день войны.
Глава 8. Освобождение Минска
Минск горел. Было трудно определить, какой сейчас день – солнечный или пасмурный. Дым множества пожаров сливался высоко над головой слоистым свинцовым облаком. Там, где пожары были особенно сильными, пелена дыма становилась багровой.
Ближе к земле огонь горящих зданий, деревьев, солярки, бензина жгутами взвивался на десятки метров. Пламя трещало и гудело, как в огромной топке. Клубы густого, почти черного дыма сыпали вниз непрерывный дождь пепла. Уцелевшие березы становились серыми от копоти.
На соснах и елях сохли от жара иголки, а хвоя желтела, как поздней осенью. Когда вспыхивала сосна или ель, ревущее пламя вставало столбом, древесная смола горела, как порох.
Самоходно-артиллерийский полк подступал к окраинам Минска, три года находившегося в немецкой оккупации. Батарея старшего лейтенанта Карелина вместе с десантом и пехотным батальоном Петра Клычко осторожно продвигалась между одноэтажных домов. Часть из них догорала, но многие строения немцы поджечь не успели. Советские войска, окружая Минск, вошли в него раньше, чем этого ожидало немецкое командование.
Восточнее города уже находилась в котле 4-я немецкая армия. Наряду с продолжавшимся сопротивлением многие части вермахта спешно отступали к Минску. Обочины дорог были забиты уничтоженной и просто брошенной техникой. Только на шоссе Могилев – Минск, на участке длиной двести километров, остались три тысячи сгоревших автомашин.
Но плакаты на обочинах убеждали, что германская армия не отдаст большевикам Минск. А возле плакатов висели тела солдат и офицеров вермахта, отступивших без приказа или приговоренных к смертной казни за дезертирство.
Самоходка нового комбата Сергея Морохи по-прежнему входила в состав батареи старшего лейтенанта Карелина, а всего в ней насчитывалось четыре машины и трофейный мотоцикл «цундапп» с пулеметом «МГ-42» в коляске. Его оседлали десантники, а чтобы не перепутали с врагом, сняли жестянку с номером с переднего колеса и нарисовали красные звезды.
Из кирпичного, наполовину разваленного дома ударил пулемет. Десантники залегли, кто-то прижался к забору. Орудие лейтенанта Морохи выпустило фугасный снаряд. В разные стороны разлетелись обломки кирпича, дом окутался ржаво-красной пылью.
По другой стороне улицы и через прилегающие дворы наступали пехотинцы из батальона Клычко. Наскоро вырытая немцами траншея сверкала пулеметными вспышками, вели беглый огонь винтовки и автоматы. Самоходка Сергея Морохи продвинулась метров на тридцать и выпустила снаряд по траншее.
Механик-водитель, первым разглядевший опасность, резко надавил на педаль газа. Самоходка, высекая гусеницами искры, задним ходом проломила забор и влетела во двор.
Кумулятивная мина, выпущенная из станкового гранатомета, с воем пронеслась вдоль улицы, и взорвалась, врезавшись в бугор на обочине. Вспышка снесла верхушку бугра, а вокруг вспыхнула трава и разросшиеся кусты смородины.
– Чуть не прозевали, – оглядываясь по сторонам, сказал наводчик. – Откуда он шарахнул?
– Из кирпичного дома, – пояснил механик. – Пехоту надо вперед пускать. Нашу коробочку из-за любого угла подожгут.
Механик спас экипаж, спасибо ему. Но лейтенант Мороха, тоже достаточно повоевавший, не любил, когда лезут командовать все подряд. Пехота здесь не пройдет – слишком сильный встречный огонь. Словно подтверждая его мысли, отделение пехотинцев на другой стороне улицы, под прикрытием «максима», попыталось сделать перебежку через двор. Их частично защищали развалины дома, деревья, остатки забора. Но это не помогло.
Скорострельный «МГ-42» ударил длинной очередью. Подсек одного из бойцов, который свалился, взмахнув руками. На фоне задымленной улицы были хорошо видны цепочки трассеров, которые уткнулись еще в одного бойца. Отделение залегло.
«Максим», с его точным прицелом, нащупывал очередями немецкий пулемет. Второй номер пулеметного расчета «МГ-42», подававший ленту, выпустил ее и схватился за пробитое плечо. Но скорострельный «машингевер» поймал в свою оптику «максим». Пули хлестнули по березе, лязгнули о щит и прошили кожух.
Павел Карелин в перископ своей самоходки отчетливо разглядел распластавшееся тело убитого пулеметчика. Двое других бойцов из расчета лежали, прижимаясь к земле. Из продырявленного кожуха несколькими струйками текла вода и смешивалась с кровью.
