Не хотела семья вступать в колхоз. Отказалась добровольно отдать корову в общее стадо. Попрятали кур в подвал. Но все нашли дотошные соседи, указали, выслуживаясь перед властями.
О том, как гнали ее семью в Сибирь, девчонка узнала из рассказов матери, бабки. Из восьми человек их трое осталось в живых. Другие умерли по пути в ссылку, где по приказу властей они должны были жить до полной победы мировой революции.
Несколько лет все втроем жили в землянке. Разрабатывали в тайге участок, корчевали лес. Бабка была очень умной женщиной, потому ссыльные считались с нею и советовались. Вскоре они создали свою артель, стали строить дома. Не обошли вниманьем и семью Дарьи. Поставили дом, пусть небольшой, но теплый и уютный. Троим вполне хватало места. И люди радовались, что Бог увидел и не дал пропасть.
Вскоре у них возле дома появился огород. Там и тайга помогла ссыльным. Одарила запасами грибов, ягод, орехов. В реке водилось много рыбы. Потом в поселении появились свои коровенки, куры. Средь ссыльных не было лентяев и пьяниц. Все были трудягами, хорошими хозяевами, работали с детства, помогая старшим всюду. Этим людям строго запрещалось покидать пределы своего поселения и общаться с жителями окрестных деревень, но никакие запреты не могли удержать и люди, познакомившись с местными, ходили друг к другу, дружили и помогали выживать.
Дарья помнила, как мать с бабкой вспоминали баню, построенную в их ссыльной деревне. В ней мылись и парились все сразу, вместе, мужчины и женщины, старики и дети. Никто не прятался и не стыдился. Все было чисто и пристойно. Никто никого не разглядывал и не осудил. Здесь все делалось сообща. Уже в третью зиму ссыльная деревня полностью вышла из землянок и поселилась в домах.
Были здесь свои знахарки, заменившие врачей, имелось двое учителей, свои пекари и даже свой священник отец Яков, без которого не обходилось ни одно событие.
Мать Дашки вышла замуж в шестнадцать лет за парня из своей артели. Он был старше на пять лет и стал заботливым отцом и мужем.
Степан не стал строить отдельный дом. Не захотел отделяться от матери своей жены. Он был охотником, и, как говорили, удача его не покидала. Ссыльная деревня никогда не знала перебоев с мясом, и в каждом доме ели люди всю зиму пельмени и котлеты.
Как познакомился Степан с Олей — матерью Даши, о том девчонка слышала часто. Пошла в лес за грибами и незаметно забрела в чащу. Ее звали, но не услышала голосов. Слишком далеко ушла, увлеклась и не приметила, что оказалась одна. Уже обе корзины грибов насобирала, пора и вернуться. Но куда идти не знала. Села на пенек и заплакала от страха. А тайга на все голоса кричит, пищит, рычит и воет. Девчонку озноб трясет. Уж сколько сама звала подружек, совсем охрипла. И вдруг услышала чьи-то шаги. Пот началу подумала, что медведь через кусты ломится, и на всякий случай залезла на дерево. Она и забыла, что медведи хорошо по деревьям лазают. Но вскоре увидела, что у идущего на голове шапка. А уж звери их не носят. Это знала доподлинно и закричала, позвала на помощь. Степан подошел, снял Олю с дерева, подержал на руках. Они знали друг друга, часто встречались в деревне, а тут будто впервые увиделись:
— Оля, а ты такая красивая! Как раньше того не замечал? — сказал удивленно.
Он вывел девушку на опушку к самому поселению, отдал корзинки с грибами и, придержав, попросил:
— Выйди ко мне сегодня на свиданье…
Она пришла. Степан давно ей нравился, да не подавала виду, считалось неприличным первой признаваться парню в любви.
Они встречались почти два года. А когда решили пожениться, всем поселением справили им свадьбу. Ох и веселой она была! Даже старики не усидели, плясали до седьмого пота. Казалось, сама тайга радовалась за молодых и кружилась в пляске вместе с людьми.
Целых семь лет жили они счастливо. Степан любил всех, но больше других — дочь, Дашеньку, сам ей имечко выбрал. И гордился, что растет крепышкой, рано стала говорить, и вскоре пошла, а потом и побежала. Ее звонкий смех знала вся деревня.
В глухом поселении ссыльных не было радио, не привозили газеты. Но от жителей окрестных деревень люди узнали о смерти Сталина.
— Что теперь с нами будет?
— Чего нам ждать?
— Може, домой воротят нас? — гадали старики, люди как-то растерялись. Испугались будущего. Властям здесь никто не верил. Все помнили, как оказались здесь. Но даже тут — в глуши Сибири, добирались к ссыльным всякие контролеры, уполномоченные, переписывали всех людей и скот, огороды и сады, а потом заставляли платить налог за каждую курицу, за всякое деревце, за жалкую пядь земли.
Попробуй не заплати вовремя, ссыльные знали, что их ждет. Ведь неподалеку Колыма. Ею грозили каждому, постоянно.
— А что ж теперь ождать? Вовсе закопают нас живьем, — пугались ссыльные.
Замерла, затихла жизнь в деревне. Не только петь, даже разговаривать громко никто не решался. Дашка еще ничего не понимала. Да вдруг в поселение приехала комиссия. Люди ходили из дома в дом. Ссыльные на всякий случай прятали от них по привычке кур и поросят, чтоб не обложили их новым налогом.
Но комиссия никого не считала, не обмеряла и ничего не записывала. Ссыльные недоверчиво, скупо рассказывали о себе, не зная, чего для себя ждать. Власть еще ни разу никому из них не помогла. И комиссия тоже, ничего не пообещав, уехала.
Люди, подождав месяц-другой, видя, что никаких перемен нет, успокоились, зажили своей привычной жизнью. И почти год не видели в своем поселении чужих людей.
За это время в ссыльной деревне рождались и умирали люди, строились новые дома, создавались семьи. И хотя жилось людям крайне трудно, боялись перемен к худшему и всех приезжих встречали настороженно, недоверчиво, как вдруг узнали, что теперь их детям разрешено ходить учиться в деревенскую школу, а к ним, ссыльным, будет приезжать врач и станет лечить всех больных.
Вскоре в деревне появился свой почтальон. Даже парикмахер приезжал раз в месяц. Дарья помнит, как впервые смотрела кино, в набитой до отказа избе собралась вся деревня, смотрели фильм про любовь.
Дашка сидела на коленях у отца. Она еще не понимала о чем этот фильм. Его крутили целую неделю, пока не взмолился киномеханик. Потом появилась, библиотека, но сюда приходили поговорить, пообщаться.
Все эти изменения и новшества никак не отразились на сложившемся укладе. Здесь, в Сибири, во всем предпочитали надежность. А потому семьи были дружными и прочными. О разводах никто никогда не помышлял. Здесь люди не враждовали и не осуждали, не завидовали друг другу, о воровстве вообще не слыхали. А и что можно украсть у соседа, если у него, как у всех, ничего лучшего нет. Может, потому и держались друг за друга, что никакой грязи во взаимоотношениях никогда не было. И все же беда стряслась. Первой настигла Дашкину семью. Никто не думал, что крепкий, здоровый весельчак Степан вот так жестоко простынет. Он напарился в бане и решил охладиться в реке. Нырнул в воду, по ней уже шуга шла — первый знак скорой зимы — мелкие, рыхлые льдинки.
Человек почувствовал, как ноги сводит судорога, вышел на берег. Ноги едва держали. Степан вернулся в парную, но неожиданно подвело сердце. В ту ночь его полностью парализовало, а на следующий день он умер.
Дарья помнит, как кричала мать. Она не уходила от могилы и долго не могла поверить в случившееся.
— Мам, а почему про меня забыла? Ведь я еще живая. А ты уже не видишь, — подошла к матери на кладбище. Та не сразу поняла слова дочки. И лишь обдумав сказанное, молча вернулась в дом.
Вскоре ссыльным объявили, что они могут возвращаться к себе на родину, откуда их доставили сюда. Каждой семье выдали документы, а желающим выехать дали бесплатные билеты на проезд.
Мать Дарьи ничего не слышала и не понимала, чего от нее хотят. И тут за дело взялась бабка. Она быстро справилась со сборами, понимая, что дочь нужно быстрее оторвать от могилы, иначе она уйдет следом за мужем.
Получив копеечную компенсацию за долгие годы ссылки, семья покинула Сибирь поздней ночью, наспех простившись со своими деревенскими, влезли в машину, уже на станции перешли в поезд и поехали в неведомое…
Дашка видела, как онемевшей, застывшей статуей сидела перед нею мать. Ее с трудом уговаривали поесть, отдохнуть, пытались разговорить. Ольга стала приходить в себя лишь на новом месте. Нет, семья не захотела вернуться в деревню, откуда выгнали. Им предложили остаться в городе, занять дом на окраине. В нем когда-то жила семья, но от нехваток и нужды завербовалась на Север и в погоне за длинным рублем уехала аж на самый Сахалин, поверив молодому, жуликоватому вербовщику, засыпавшему простодушных, наивных людей щедрыми обещаниями о сказочных заработках.