— Степановна! Мы тебе камин, а ты нам — кирпич найди. Понимаешь, парнишку жаль. Ведь мой Федька мог на его месте оказаться. Я как глянул на него и на мать, поверишь, душа кровью изошлась. Ведь все мы под Богом, коль не поможем один другому, как жить станем?
— Михалыч, не грузи! Скажи конкретно, что ты хочешь от меня? — спросила женщина.
Андрей изложил все подробно.
— Ладно! Будет тебе кирпич, и цемент дам. Но ведь сам говоришь, что нужна еще и плитка на облицовку. Вот с этим помочь не смогу. А я с камином могу до лета подождать. Мне он не горит. Сейчас на работе допоздна сижу. Тут же мне кормить вас надо да и грязь убрать. У меня, когда домой прихожу, уже ни сил, ни времени нет, — призналась грустно.
— Дарьюшка! Нашла об чем печалиться? Да моя Тонька накормит нас и в твоем дому все приберет. Я ж ее с детсада забираю, — рассказал Степановне что случилось, та слушала молча, хмуро.
— На работу и я могу взять ее. Это не проблема, Васенька! Но… Где гарантия, что наши рабочие не станут допекать? Даже если она скажет, что с мужем в разводе, а у нас и разводяг и одиночек хватает, все равно прикипаться и прикалываться станут. Народ наш такой: каждый норовит в чужую щель свой нос воткнуть Нужно уметь за себя стоять.
— Речь не о Тоньке! Кольку шпыняют, змееныши! — вставил Михайлович.
— С ним проще! Отдадим в школу к дочери моей приятельницы, она начальные классы ведет, проследит, не даст в обиду пацана. Как за родным смотреть станет, — пообещала уверенно. И глянув на Петровича с улыбкой, добавила:
— Коль, все так гладко складывается, ты у меня тоже без дела не останешься. Забор мне почини, поставь его на, лапы поровнее. А то половина штакетника отлетела, да и сами щиты, того гляди, отвалятся, столбы заменить нужно. Много их погнило, покосилось. Выровняй, обнови. У меня полно «кильки», но самой всюду не успеть. Займись, если сыщешь время.
— Я Андрюхе нужон. Кто ему кроме меня раствор вымесит? Уже посля камина забор глянем. С им мороки немного. В пару дней уложимся. Только помни, столбы понадобятся. А коль хошь надолго, заместо деревянных столбов асбестоцементные трубы поставим. Они не гниют и служат долго. Верно сказываю, Михалыч? — повернулся к соседу, тот одобрительно закивал головой.
— Где посоветуете камин поставить, ребята?
— Как прикажешь, — отозвался Андрей.
Обойдя весь дом, сошлись на том, что лучше всего будет поставить камин в столовой.
— Вот Роза обалдеет, когда увидит! У нее все есть, а камина нет, — рассмеялась Дарья.
— Не умеют тамошние! Не дано им наше русское ремесло! А хвалилась, что ихние все могут. Ан осечка! — обрадовался Петрович.
— Им камины, что жопе галстук, совсем ни к чему. У них ни холодов, ни снега не бывает. Потому только кондиционеры ставят. Ему, нажал кнопку, он и тепло и холод даст, как закажешь, все без мороки! — говорил Михалыч с видом знатока и продолжил:
— Мне сама Роза говорила о том. И по телевизору; показывали, как живут те, кто в Израиль переехал.; Они забыли, что такое дрова. У них в каждом углу цивилизация и комфорт!
— Эх-х, Андрюха! А об главном, об душе оне и забыли. Ну, имеют они кондиционеры, но не замените ими камины. И сам про то ведаешь. Наши камины для души! Оне не токмо греют, а и чистят душу, сымают хворь и усталость. Железкам, пусть и самым умным, с тем не сладить.
— Ас чего им души лечить? Они живут спокойно! У них ничто не болит, никакая блоха не грызет и не точит.
— Не базарь пустое! Чево ж та Роза в своем Израиле одна сохнет? Иль и ты поверил, ровно бабе сиротой в свете легко дышится? То она тебе на уши навешала. Но ни мне! Я в такие басни давно веру растерял. Баба, хоть она и сильная, а подпора надобна всегда. Иначе гнется и стареет. Верно сказываю, Дарья!
— Да с чем тут спорить? Уж даже не о помощи речь! Придешь домой, поделиться не с кем! Словом бы обмолвиться, а с кем? Кругом одна, как на кладбище. Неприятность на работе, сама выревусь ночью в подушку и все на том. Заболеешь, вовсе хило. Даже в аптеку послать некого. Всякое случалось, что и говорить. Но с другой стороны, посудите сами, а где теперь путевые мужики? Хорошие заняты, а дерьмо кому нужно? Так и у Розы! Были б у нас с нею приличные мужья, разве мы с ними развелись бы? Вот и живем одиночками, каждая в своей норе. А уж как приходится и достается, только нам известно. Никому этой доли не пожелаешь, даже лютому врагу!
— А Роза на будущий год приедет? — поинтересовался Михайлович.
— Не знаю. Если дети к ней нагрянут, вряд ли сумеет вырваться. Сколько б она ни жила в Израиле, она останется русской матерью. И как те ее нынешние земляки, не выставит взрослых детей в самостоятельную жизнь, потому что какие б ни были, они наши дети. Роза не оставит их одних без помощи и поддержки. Да что там говорить? Вон ко мне моя дочь пришла. Глаза в глаза стыдно глянуть. Сама вся в слезах и соплях. Везде непруха и облом. Конечно, дала ей денег, продуктов, а куда я денусь? Ведь она моя дочь. И умнеем все с годами в бедах. Пусть бы они обходили стороной нашу детвору, глядишь, и мы пожили бы подольше…
…А уже через неделю сидели все трое перед камином. Дарья радовалась, и вдруг вспомнив, спросила Петровича:
— Васек! Скажи, куда привести кирпич тому пареньку, какой на базаре?..
Петрович отвернулся, ответил охрипшим голосом:
— Ужо не нужно…
— Почему?
— Помер он, повесился. Не выдержал. Устал от унижений, не совладал с собой…
— А мать? У него, вы говорили, старая мать была.
— Тоже умерла, сердце не выдержало. У нее кроме сына не было никого. Она за хлебом пошла, когда ее сын повесился. Сама только и успела похоронить его. Когда в могилу мальца опускали, она как закричала… И тут же все. Парня помогали хоронить как участника боевых действий. А мамку на другом кладбище, где бездомных хоронят. За нее платить было некому, — опустил голову Андрей.
— Не успели мы, опоздали, не повезло, — добавил человек тихо.
— А у меня на работе сегодня стычка была. Грузчик наш так избил свою жену, что она в реанимацию попала. Цепью выходил бабу. Приковал наручниками к батарее и как Сидорову козу выдрал.
— Это за что же так круто?
— Гуляла от него. Все годы изменяла мужику. Он знал. Ругал, бил по морде, ну, а тут достала до печенок. Ведь двое детей, а у нее ни стыда, ни совести. Хахалей в дом привела. Вот и получила, все зубы он ей выбил, саму дочерна уделал. На спине и заднице шкуру до колен содрал. А эта стерва пришла в себя в реанимации и не о детях, о хахале спросила, живой ли он, сумел ли убежать от мужа? Вот вам тоже мать… Такую, если б и насмерть забил, жалко не стало б! Одно плохо, детям как жить в такой семье? — досадовала Дарья.
— Другую мамку искать надо!
— Теперь где мамку сыщешь, когда кругом одни бляди! — буркнул Андрей Михайлович.
— Слушай, ты полегче на виражах! Выходит, я тоже?..
— А ты при чем? Свою взрослую не кидаешь, а эти совсем малышей бросают!
— Вася! Так что Тоня решила с работой? Пока могу взять! Эти места не пустуют. Уже просятся туда! — повернулась Степановна к Петровичу, тот закряхтел:
— Понимаешь, Дарья, боится Тонька этой работы. Ведь училась она в деревне.
— Ну и что? У меня половина кладовщиков из села. Уже по скольку лет стажа имеют. Все справляются, никто не жалуется. И ее научим.
— А Кольку куда денет? — спросил человек.
— В наш детсад переведем. Ему даже лучше будет. Платить за него совсем немного придется. А уж на руки получит больше, чем в том детсаде, куда теперь водите.
— Трусиха моя Тонька, перемен пужается.
— Я с нею общалась, когда она убиралась здесь. Нормальная женщина, у нас спокойно справится. Первые две недели поучится, а дальше сама примет склад. Ничего трудного и страшного в нашем деле нет. Лишь бы не пила и не курила…
— Еще чего не достает! Да я ей ухи оторву, не приведись такое примечу! Сам держу в вожжах накрепко. У мине в сторону не сойдет, кнут завсегда в руках держу наготове! Об том и речи нет! — вспотел Петрович.
Степановна рассказала об условиях работы, зарплате, о людях, работающих на базе. Соседи слушали внимательно.
— Хочь сам туда беги! Коль так как говоришь, отчего у тибе народ не держится? Почему бегит?
