Получив копеечную компенсацию за долгие годы ссылки, семья покинула Сибирь поздней ночью, наспех простившись со своими деревенскими, влезли в машину, уже на станции перешли в поезд и поехали в неведомое…
Дашка видела, как онемевшей, застывшей статуей сидела перед нею мать. Ее с трудом уговаривали поесть, отдохнуть, пытались разговорить. Ольга стала приходить в себя лишь на новом месте. Нет, семья не захотела вернуться в деревню, откуда выгнали. Им предложили остаться в городе, занять дом на окраине. В нем когда-то жила семья, но от нехваток и нужды завербовалась на Север и в погоне за длинным рублем уехала аж на самый Сахалин, поверив молодому, жуликоватому вербовщику, засыпавшему простодушных, наивных людей щедрыми обещаниями о сказочных заработках.
Пытались соблазнить Северами и Дашкину семью. Цветасто уговаривали, но бабка не поддалась и ответила резко:
— Мы уже сыты Северами. Коль там так хорошо, чего тут задницы греете? Поезжайте, хлебните нашего горя! А с нас пережитого по горло хватит! Не обдурите! Ступайте прочь от нас!
И от семьи отстали.
Едва вселились в дом, мать и бабка тут же устроились на работу. Ольга пошла кладовщицей на склад. Дарью отправили в школу. Она долго присматривалась к своим одноклассникам и ни с кем не дружила. Как-то мальчишка, сосед по парте, назвал ее контрой, кулацким отродьем. Ох и оторвалась на нем девчонка, так отметелила, что не только сосед, никто в классе не решался подойти к Дарье, чтоб не остаться калекой. И лишь одна девчонка подошла к ней. Сев рядом, обняла и предложила:
— Меня Розой звать. Давай с тобой дружить. Я тоже дралась, жидовкой дразнили. Теперь нас двое. Мы всех поколотим, если никого не будем бояться!
С того дня все десять лет они сидели за одной партой и никогда не разлучались.
Может, потому, что их часто обижали, девчонки росли задиристыми, несдержанными, грубыми. Даже доброе они воспринимали по-своему и никогда не делали первыми шаг навстречу, не умели прощать и забывать обиды. Ни одна не вступила в комсомол. И хотя обе прекрасно и легко учились, с нетерпением ждали конца школьной каторги.
Дома, присмотревшись к Розе, девчонку восприняли как свою. И если Дашку ругала бабка, Роза сидела хмурая, злая, словно это ее бранила старая. Подружки никогда не подводили и не предавали друг дружку. Лишь однажды меж ними пробежала «черная кошка», будучи в десятом классе обе влюбились в тихого, застенчивого очкарика Пашку. Раньше его не замечали, а тут перед самым окончанием школы увидели его мечтательные, томные взгляды, рассеянную улыбку, полуоткрытые губы.
— Он на меня смотрит! — зарделась Дашка.
— С чего взяла? Это он мне подморгнул! — вскипела Роза.
— Пашка тебя и не видит!
— Не ври! Меня одну приметил! — обиделась Роза и впервые отвернулась от Дарьи.
— А давай у него спросим? — предложила Дашка и с сибирской прямолинейностью пошла к Пашке.
— Стой! Это неприлично самим начинать!
— А что такого? Зато точно узнаем, чей он? — не отступала Дарья.
— Нельзя самой, понимаешь? Все психи класса начнут нас высмеивать. Давай подождем!
— Чего ждать? Скоро экзамены. Так и не узнаем, кого из нас любит?
— Нет, он не скажет…
— Почему?
— Павлик робкий, но очень нежный, такой ласковый!
— Откуда знаешь?
— Чувствую его теплые волны, они окутывают меня с головы до ног. Он посылает мне свои сигналы, от самого сердца, и я вся дрожу, словно он обнял и говорит такие слова, от каких хочется петь, скакать, смеяться и кружить птицей, высоко-высоко в небе!
— А я думаю, что он обо мне мечтает. И думает, как подойти, но не решается… Надо ему помочь, подойти первой, — встала Дашка.
— Не смей! Вдруг он обо мне думает. Представляешь, как будет неловко, еще и высмеет. Он же с нашими психами такое напридумывает, потом не очистимся. Скажет, будто на шею обе вешались. А ведь ты это я! Докажи потом обратное! — удержала Роза.
Девчонки не подошли, сдержались. Но всю неделю кружили вокруг Пашки, ожидали, когда насмелится парень.
Но Пашка молчал. Его взгляды, улыбки будоражили девчонок, они постоянно думали и говорили о нем. Подружки готовы были разругаться из-за мальчишки, не зная, чей он на самом деле. И тогда Дарья придумала и написала парню записку:
— Паша! О чем ты мечтаешь, о ком постоянно думаешь? Кто живет в твоем сердце? Может, я сумею помочь? Может, твоя мечта совсем рядом? Будь смелее! Черкни…
Записку сунула прямо в руки парню на перемене. Сама отошла к Розе, и они вдвоем внимательно следили за парнем.
Тот прочел записку, пожал плечами. Огляделся вокруг, Дарья хотела подойти, но Роза удержала.
— Пусти, он не видит меня. Он ищет, — хотела подойти. Но Пашка приметил урну, скомкал записку и выкинул…
Дашка вздрогнула, побледнела. Розу, словно кипятком ошпарили. Но едва прошел первый приступ шока, девчонки обнялись и улыбнулись друг другу:
— Недоносок! Псих! Полудурок! — обозвала Дарья Пашку.
— И что мы в нем нашли? Ведь он натуральный урод и дебил! — вздохнула Роза.
— Мочи нашей не стоит!
— А ведь почти влюбились! И надо ж так? Смотри, у него уши на плечах лежат! Нос, как у свиньи! И вообще он тупой! Над ним психи, и те смеются!
— Над нами тоже! Но теперь понятно, что мы его вовсе не интересовали! — грустно признала Дашка.
— Нам завидуют! Потому что дружим с тобой уже сколько лет! Они так не умеют!
— Ага! Но из-за Пашки едва не разругались, — напомнила Дарья.
— Нет! Из-за него мы не поссоримся! Ни один кретин не стоит того! Давай больше никого из прохвостов не замечать! Будем всегда вдвоем, а третьего не подпустим!
— А если Пашка не прохвост? Может, он другую любит? — предположила Дарья.
— Что? Ты глянь на психичек! Кого тут любить? Сплошные рыла и ни одного лица! Одни уродки и рахитки.
— Да он и сам такой! — решили девчонки и с того дня не говорили и не обращали внимания на Пашку.
Получив аттестаты зрелости, они не пошли на выпускной вечер, сказав друг другу, что не стоит терять время на придурков одноклассников, видеть их надоевшие за десять лет рожи, лучше подготовиться к вступительным экзаменам в институт.
На самом деле обе они страдали от того, что оказались отвергнутыми плюгавым, серым мальчишкой, какой ничего не подозревая обидел девчонок и, сам того не желая, вбил в них комплекс неполноценности, что даже он — серая посредственность пренебрег ими и не захотел ни одну заметить.
— Мама! Но ведь я любила его! — плакала Дарья, обняв Ольгу, доверив ей свой первый девичий секрет.
— А он выбросил записку и даже не оглянулся в мою сторону. Ну, даже на Розку не посмотрел. Наверно, мы с ней самые безобразные…
— Успокойся, Дашутка, лапушка моя! Присядь, котенок мой. Я попробую объяснить причину. Дело вовсе не во внешности. Нынешние мужчины, как и парни, очень боятся сильных женщин, не любят и не мирятся с их превосходством, не прощают светлый ум, каким одарил Господь! Короче, боятся лидеров, чтоб не выглядеть на их фоне жалкой никчемностью, какую все будут высмеивать. Ну какая участь у них? Всю жизнь прожить под каблуком у жены! А кому такое охота? Вот и предпочитают умницам набитых дур, с толстой задницей, с громадными сиськами и совсем пустой головой. Такими легко управлять. С ними чувствуют себя хозяевами положения. И в обществе им сочувствуют, хвалят за терпение, называют прекрасными семьянинами, а они по десятку любовниц имеют, и все им с рук сходит, никто о них плохого слова не скажет, потому как все знают, у него жена дура!
— А как же нам быть? — спросила Даша.
— Девочка моя! Тут все от Бога! Может, найдется на твою долю хороший человек. Но чаще таким как ты попадаются в мужья люди слабые. Попав под твое крыло, он будет доволен, что ты сумеешь постоять за обоих.
— Зачем мне такой размазня?
— Доченька, два лидера в одной семье не уживаются. Обязательно разбегутся. Так уж повелось в свете, что хорошим бабам в мужья говно достается, а путевым мужикам — дерьмовые бабы! Чтоб всего было поровну. И поверь, такие пары живут всю жизнь. Хоть мучаются, клянут горбатую судьбу, но терпят. Редко, очень редко уживаются в семье двое хороших людей.
