тебе, поди, сказали, что сами померли, от сердца? Так только дураки могут думать, если подробностей не знают. – Дворник коротко хихикнул и продолжил свое дело.
– Иван, да сядь ты, поговорим! Мне ведь интересно! Ну, садись, давай!.. Покурим ещё!
– Вот тебе интересно, а следователю – нет! Я хотел высказать своё мнение, да он не дал! Ну, и давай все, как попки, твердить одно! А девка эта, молодая? У неё-то что, тоже сердце?
– А как же тогда? – переходя на шепот, спросил Герасюк.
– Ну, дом-то старый, а в той комнате камин… Может, что не так с ним, никто ведь не проверял. А отдыхающие иногда любят протопить, чтобы, значит, поленцем берёзовым припахивало. А может, и отравились… – Иван почесал затылок. – Тут бы разобраться надо было, да никто не захотел…
Он протянул руку за папиросой к открытому Герасюком портсигару.
– Да и то сказать, гнилые мужички-то были… Ветераны НКВД, мать их!.. А чем они прославились, это многим известно!.. Твоя семья от них не пострадала? – Герасюк кивнул. – И моя вся на Колыме сгинула, вот от таких!..
– Иван, а что с девочкой-то случилось? Тоже, говорят, несчастный случай?
– Это с Машей-то? – дворник тяжело вздохнул. – Утонула девчонка в проруби… А что случай несчастный, так это тот же следователь решил… Только что было делать девчонке на катке одной поздно вечером? Она кататься не умела, это я точно знаю!.. Сколько раз просила меня научить её, да я тоже мастер по конькам не великий… Слушай, Петр Леонидович, скажу тебе одну вещь: видел я, как за ней один хлюст увязался в тот вечер. Только не опознал я его толком-то, но показался знакомым. Если бы сразу, как положено, следствие провели, может и признал бы я кого.
Герасюк внимательно посмотрел на дворника:
– Скажи-ка, Иван, а зачем ты мне всё это рассказываешь?
– Ну, наконец-то, а то я думал, что никогда не спросишь!.. – он засмеялся, а потом негромко спросил: – Приятель-то твой, точно журналист?
– Ну, он мне не приятель, но точно – журналист. Только он-то тут причем?
– А ты расскажи ему обо всем этом так, между прочим, может, статейку какую про это гнилое место напишет, глядишь, проверяющие заинтересуются!.. Ты вот про Калигулу читал? Знаешь, кто такой?
– Читал… Знаю… – Герасюк заинтересованно посмотрел на дворника. – А ты что же, читать любишь?
– Если дворник, так сразу неграмотный? Я и в техникум поступал, да война помешала… А про Калигулу зачем спросил? Здесь то же самое, что у того творилось – пьянки и разврат! Вот я и думаю, что с девчонкой-то несчастье ещё до того случилось, как она в прорубь нырнула. Летом уехала поступать, вернулась ни с чем, а зимой будто подменили её, совсем с лица спала, глаза постоянно красные. Мать её обидеть не могла, как некоторые думали, что терзала за то, что не поступила, Ирма, она не такая… Значит, нашелся другой обидчик!.. Посерьёзней…
– Да-а… – только и мог произнести Герасюк.
– Так ты поговори с журналистом-то! Может, что и выйдет у него… Он хоть и гуляет с разведенкой, но вроде бы не совсем ещё испорченный…
– Слушай, Иван, – уже направившись к дому, Герасюк повернулся к дворнику. – А книги-то где берешь? Что-то я не видел здесь библиотеки.
– Библиотека-то есть, спроси у Руфины. Но нам туда вход закрыт, а мы с Сомовым на чердаке во флигеле нашли ящики со старыми книгами, вот там и берём… Только особо не распространяйся, книжки-то эти от графа ещё остались. В нашем обществе такие читать не рекомендуют! – он скабрёзно усмехнулся.
Герасюк, постояв в раздумье на развилке парковых тропинок, в конце концов направился к флигелю, решив ещё немного пообщаться с рабочим Сомовым, но дверь комнаты того была заперта.
На его стук открылась соседняя дверь, из которой выглянула женщина с полотенцем на голове:
– Так он у себя в мастерской, это в подвале дома, – она махнула куда-то рукой и скрылась за дверью.
– И в самом деле, у него же рабочий день! Вот растяпа! – пробурчал Герасюк.
Зайдя с тыльной стороны здания, он сразу же увидел вход в подвальное помещение. Возле него большой грудой лежали расколотые поленья, и лохматый здоровый парень складывал их в поленницу.
– Товарищ, не скажете, где работает Сомов?
Парень показал рукой на дверь подвала, к которой вели каменные ступеньки.
Герасюк направился туда.
Сомов сидел у большого стола и точил какую-то деталь. Увидев гостя, он с радостью отложил железку в сторону и пошел навстречу тому.
– О, Петр Леонидович! Ты каким ветром сюда? – Сомов пожал протянутую руку эксперта.
– Да вот, решил продолжить общение, скучновато там, наверху, – Герасюк показал пальцем на потолок.
– А-а, понимаю, понимаю!.. Да уж, не все могут принять предложенное «лечение», – Сомов засмеялся. – Ну, что ж, проходи, попьём чаю! С пряниками! Моими любимыми, – он достал из небольшого подвесного шкафчика плетеную корзинку с двумя большими булочками и розовыми пряниками.
Герасюк с удовольствием принял приглашение.
В помещении было тепло, в углу трещала дровами огромная печь, которая отапливала все помещения санатория. Возле неё у стены была сложена большая поленница дров.
– Что за парень там, во дворе? – поинтересовался Герасюк у Сомова.
– Истопник, он немного того, не в себе, – Сомов покрутил пальцами у виска.
– А не опасно? Всё-таки печь, огонь… – с сомнением спросил Герасюк.
– Не-ет, он тихий, дисциплинированный, уже несколько лет работает, и днем, и ночью. И ест и спит на рабочем месте. До этого был здесь пьянчужка, так вот с тем было опасно, а этот… Не-ет, – повторил Сомов.
– А я видел наверху камины. Их он тоже топит? – спросил Герасюк.
– Нет, что ты! Отопления и этого вполне хватает! – Сомов кивнул на печь. – Кухня отапливается сама, электричеством. А камины так… Больше для красоты. Остались со времен графа. Правда, некоторые отдыхающие иногда балуются, для куража разжигают.
– Но ведь дымоходы… – начал было Герасюк, но Сомов его опередил.
– Дымоходы постоянно прочищаются, это в целях пожарной безопасности требуется. С этим у нас строго. А почему ты спрашиваешь про отопление?
– Знаешь, как-то меня зацепили эти смерти… Странно всё это… Вот я и подумал, а что если из-за каминов всё случилось? Вдруг они задохнулись, те люди? Не хочется попасть в такую же ситуацию.
– А ты и не попадёшь, – глаза Сомова вдруг потемнели, и на щеках заиграли желваки. – Ты ведь признался, что тебе не по душе порядки Руфины. Они и нам не по душе. Только работа есть работа. А за тех не переживай, они заслужили такого
