class="p1">Приятели отправились в буфет, где в компании Сорокина и Шпанагеля, который решил отложить визит к доктору на завтра, так как сегодня он «успокаивает нервы», они провели полдня в вялом обсуждении газетных и телевизионных новостей, хотя телевизор смотрели здесь редко и мало, а газеты приходили один раз в два дня.
А вечер принес сюрприз…
После плотного ужина приняли приглашение Сорокина сыграть в «американку», но поскольку адвокат поиздержался, проводя бурно дни со своей избранницей, то предложил сыграть на «интерес», поставив дорогой коньяк.
Мужчины согласились, но при условии, что в любом случае разопьют эту бутылку вместе.
Но игру пришлось отложить на завтра, так как появилась дама Сорокина и силой увела того в номер. Договорились встретиться за зеленым столом завтра.
Разошлись по комнатам, пожелав друг другу спокойной ночи.
Но уже через несколько минут Герасюк ворвался в номер Дубовика, держа в руке объёмистый пакет.
– Тебе, что, почту по ночам приносят? – Андрей Ефимович с удивлением посмотрел на приятеля.
– А вот и нет! Это тебе! – Герасюк протянул толстый конверт Дубовику. – Тут твоя фамилия стоит. Видимо, почтальон ошибся номером! – он иронично скривил губы. – Ну, знакомься с содержимым, а я пошел спать! – Петр Леонидович направился к двери, но был остановлен громким окриком приятеля:
– Стоять! Читать будем вместе, здесь у меня нет от тебя никаких секретов, даже если это будет роман-признание в стихах.
Андрей Ефимович перочинным ножом вскрыл пакет, из которого к немалому удивлению обоих выпала пуговица от форменного железнодорожного кителя.
Дубовик поднял её, оглядел, подал Герасюку, а сам развернул письмо, написанное круглым размашистым почерком.
– Вот это да! – воскликнул он.
– Что? Не роман? – Петр Леонидович попытался заглянуть в исписанные листы.
– Не роман, но признание! И не в стихах, а в жесткой прозе! Письмо, как я понимаю, нашего разыскиваемого преступника.
– А кто он, кто? Посмотри подпись!
– Вместо подписи непонятная закорючка, – Дубовик заглянул в конец письма. – Видимо, нам предлагается самим догадаться, кто есть кто… А даже интересно!
– Погоди, Андрей! Пока будем читать, он же может просто удрать!
Дубовик невесело рассмеялся:
– Зуб даю, что он уже удрал! До утра мы всё равно ничего не сможем с тобой предпринять, а потому будем предаваться чтению и, по возможности, получать от этого удовольствие! Усаживайся удобнее, наливай по рюмочке, и… начнём!
– Андрей! Не понимаю твоего оптимизма! Он нас «размазал», а мы будем спокойно коньячок потягивать? – Герасюк был в негодовании.
– А ты что предлагаешь? Сыграть «Рота, подъём!»? Выстроить всех и по списку проверять? Взять фонарь и по следам злодея бежать? Да, видимо, он нас обошел! Но надо уметь проигрывать! И не думаю, что он рванул на финскую границу. Петь, успокойся! Давай по соточке! – Дубовик сам налил в бокалы коньяк и подал один Герасюку, пригубив из своего. – Водки у меня нет, пей благородный напиток… – Он сел в кресло и стал читать:
– «Уважаемый (зачеркнуто) Товарищ Дубовик! Если вы читаете это письмо, а я рядом с вами не стою и не сижу, значит, у меня всё получилось. Путь к отступлению я подготовил заранее. Заявление подал давно, чтобы меня не кинулись искать на работе. Если моё письмо будет сумбурным, извините, я очень спешил. Я понял, что вы не журналист, что вы ОТТУДА, но не сразу, вернее, только сегодня, когда вы со своим товарищем заговорили про Перницкого. Да, в моём списке оставался только он.
Но, обо всём по порядку…
Мы с братом потеряли рано родителей, и Вадим сам воспитал меня. Такого человека больше (зачеркнуто) Если бы вы знали, какой это был человек! Он был мне и мамой, и папой! Не всякая женщина может дать столько любви ребенку, сколько дал мне мой брат! Потом в нашей семье появилась Светлана, жена брата. Мы были очень дружной семьёй…
Но однажды всё, всё рухнуло!.. Как это описать в словах (зачеркнуто) Если бы вы знали (зачеркнуто) Перницкий давно претендовал на её руку. Они дружили ещё с детства. Но она выбрала простого парня, железнодорожника. Перницкий затаил злобу на моего брата и его жену. Однажды этот зверь встретил её, посадил в свою машину и привез в НКВД. Там он со своими подчиненными Якушевым и Салпенником изнасиловали Светлану, а она была беременной! Они с братом так долго ждали этого ребенка!.. Нет, я не могу писать спокойно! Я (зачеркнуто) Мне (зачеркнуто)»…
– Здесь большие расплывчатые пятна, что это? Как думаешь? – Дубовик подал лист Герасюку.
Тот сглотнул ком в горле:
– Ну, если не ошибаюсь – это следы слёз…
– … «На следующее утро Светланы не стало – ночью она выпила пачку таблеток! Мир рухнул! Его больше не было! Только страшная боль в сердце до потери сознания…
Но молодость взяла своё. Брат достал мне путевку на море, там меня старенькая докторица поставила на ноги, только лучше не стало! Дома меня ждало новое потрясение: Вадима арестовали за контрреволюционную деятельность! Вы можете представить (зачеркнуто)
Соседка рассказала мне, что это наш сосед написал письмо в НКВД. Он не очень дружил с законом, тем его и шантажировал Перницкий. Соседка видела, когда тот приходил к этому соседу.
Я был молод, да и брат меня оберегал, и я не знал, что Вадим после смерти Светланы написал заявление в прокуратуру. И следователь ему попался настоящий, честный человек. Против Перницкого и его товарищей возбудили дело, вот тогда им и понадобилось письмо соседа.
Как я жил все те годы после ареста Вадима, не знает никто! В школе от меня все отвернулись, выгнали из комсомола. Есть мне было нечего, ночами я разгружал вагоны и мыл полы в подъездах. Спасибо моим милым соседям: иногда на своем обеденном столе я находил то пару яиц, то миску каши, по малюсенькую кастрюльку с супом и куском хлеба. Никто не признавался, что помогал мне, чтобы не накликать беды на своих родных, но умереть мне не дали. И учился я лучше всех в классе. Назло! И в институт поступил! Потому что брат со Светланой очень этого хотели.
Брат вернулся через два года – полным инвалидом! НЕ БЫЛО БОЛЬШЕ ТОГО, ПРЕЖНЕГО ВАДИМА! А вскоре он умер в муках… На моих руках! Сознавая, что умирает, и, прощаясь со мной!.. Его отпустили только потому, что он согласился отказаться от своего обвинения… И умирал он с мыслью, что предал Светлану! Видеть его страдания!.. Я много лет после его смерти почти не спал – стоило закрыть глаза, как передо мной возникало лицо Вадима! Он плакал и
