— Признаюсь, да, — ответил я. — Я думал, что с вами, по меньшей мере, случилось что-нибудь необыкновенное…
— И вы были совершенно правы! — весело воскликнул Холмс. — Положительно, этот Карцев выдающийся человек!
— А что?
— Нет, я просто удивляюсь тому, что человек с такими талантами пошел по такой дороге. Ведь направь он свои способности в хорошую сторону, из него вышел бы прекрасный делец, администратор, купец, даже циркач, ну, одним словом, все, что угодно. И на любом поприще он заработал бы крупную деньгу.
Я был положительно заинтригован.
— Вы, вероятно, открыли в нем еще один талант? — спросил я Холмса.
— Да. На этот раз я окончательно убедился в его замечательной способности дрессировать зверей и птиц, — ответил Холмс, заметно потешаясь моим любопытством. — Вы, конечно, не забыли его прекрасного экземпляра павиана, которого он так мастерски приучил душить людей и который задушил его дядю, чуть не задушив нас с вами?
— Еще бы не помнить это проклятое животное! — воскликнул я, содрогаясь при одном воспоминании той ночи, когда чуть не погиб Холмс.
— Ну, вот… А теперь как вы думаете: кто его помощник?
— Вот уж не знаю!
— Черный ворон!..
— Черный ворон? — воскликнул я удивленно. — Уж не тот ли самый, который прилетал к нему на решетку?
— Он самый и есть! — самодовольно произнес Холмс. — Я еще тогда заподозрил это, а сегодня лишь убедился в этом окончательно.
Заинтересованный словами Холмса, я стал просить его рассказать мне подробнее все то, что ему удалось открыть.
Кивнув головой в знак согласия, он докурил сигару и, усевшись поудобнее в кресле, начал.
V.
— Я не могу себе до сих пор ясно представить плана побега, задуманного Карцевым. То, что он серьезно готовится к побегу или вообще к освобождению, это несомненно. Когда я увидел на его решетке откормленного черного ворона, я сразу же понял, что мясо, которое он покупает, якобы, для себя, на самом деле берется для ворона. В тот раз, когда мы были с вами у Карцева, ворон каркнул два раза и Карцев в ответ каркнул четыре раза. Я прекрасно знал, что арестанты терпеть не могут воронов, и мне сразу показалось странным, что ворон, птица обыкновенно очень осторожная и дикая, на этот раз является совершенно ручной. Однако, я решил проверить самого себя и посмотреть: не приручили ли действительно арестанты эту птицу? Вы слышали, Ватсон, что ответил мне старик, кормивший голубей? И вот, после его ответа мне стало ясно, что черный ворон прилетает специально к Карцеву. Птица сразу отыскала своего хозяина и проникла туда, куда не могли проникнуть его товарищи. Черный ворон Карцева выдрессирован великолепно и служит заключенному не только как поставщик необходимых предметов, но и как прекрасный сигнальщик.
— Это каким же образом? — удивился я.
— Я сегодня весь день наблюдал за ним, — продолжал Шерлок Холмс. — Выйдя отсюда около шести часов утра, я спрятался в одном из садиков, находящихся против окна той камеры тюрьмы, в которой сидит Карцев. Отсюда я мог незаметно наблюдать за окном, не рискуя быть открытым. Действительно, как я и ожидал, черный ворон около семи часов очутился на решетке. На этот раз он каркнул один раз и спрыгнул в камеру. Я подозреваю, что он принес ему что-то под крылом. Через несколько секунд ворон снова вскочил на решетку и Карцев каркнул из камеры два раза, после чего ворон взмахнул крыльями и улетел.
— Крайне любопытная история! — воскликнул я.
— О, да! — согласился Холмс. — Завтра, как только Карцева уведут на прогулку, я постараюсь поставить снаружи окна силок с приманкой.
— А что вы говорили относительно сигнализации? — полюбопытствовал я.
— В этом я еще не совсем уверен, но… мне кажется, что через черного ворона идет условный разговор. Представьте себе, что ворон приучен повторять карканье столько раз, сколько ему приказывают. Карцев каркнет три раза, и ворон, прилетев к его сообщнику, каркнет столько же раз. В свою очередь и помощник, прокаркав, предположим, пять раз, знает, что ворон столько же раз прокаркнет на решетке тюрьмы.
— Да ведь это настоящий телеграф!
— Только упрощенный. Каждое число карканий обозначает или известное действие или предупреждение. Условный смысл этого карканья известен, конечно, лишь им одним и вряд ли возможно понять его, но то, что приносит с собой ворон, завтра же будет моих руках.
— Да, Карцев действительно редкий экземпляр! — проговорил я. — Но что вы скажете относительно его внезапной болезни?
— В этом отношении у меня имеются кое-какие подозрения, которых, впрочем, мне нечего скрывать от вас. Мне кажется, что прилеты ворона до некоторой степени связаны с этой болезнью. Можно предположить, что ворон доставил ему нужное средство, которое сделает из него мнимо-умершего. Он будто бы умрет, его похоронят, а вырыть его из могилы будет делом нетрудным для его сообщников.
— Разве есть такие средства?
— О, да! В особенности хорош для этого сок одного растения, растущего на южной оконечности Малакки. Сок этот вызывает летаргическое состояние на несколько дней при маленьких приемах. При средних приемах летаргия может длиться до двух-трех недель. Дальнейшее увеличение дозы приема становится опасным и может иметь даже смертельный исход.
— И вы думаете, что преступник прибегает к одному из этих средств? — спросил, я заинтересованный.
— По всей вероятности, — ответил Холмс серьезно. — Хотя… конечно, это лишь предположение, основанное лишь на совершенно непонятной и неожиданной болезни Карцева и на странном его отказе от лазарета, где арестанты чувствуют себя обыкновенно много лучше.
— Итак… завтра мы с вами ставим силки?
— Или иначе: превращаемся из сыщиков в птицеловов, занимающихся ловлей никому не нужной породы.
Сказав это, Холмс весело рассмеялся.
Снова одевшись, мы вышли из гостиницы и прошли в городской сад поужинать.
Тут мы встретили следователя, а затем Шестова, вместе с которыми и заняли одну из беседочек ресторана.
— Ну, как наши дела? — спросил Шестов.
— Скоро будут новости, — ответил Холмс загадочно.
— А пока? — насторожился Шестов.
— Пока же мы будем ужинать, а потом разойдемся спать, — улыбаясь, ответил Холмс.
Как ни были заинтересованы Шестов и следователь, однако они поняли, что настаивать бесполезно и, переменив тему разговора, мы принялись за поданный ужин.
VI.
Рано утром на следующий день Холмс разбудил меня.
Зная заранее, в чем дело, я быстро соскочил с постели и уже через несколько минут мы пили чай.
— Мы, конечно, зайдем купить силок? — спросил я между прочим, вспоминая его вчерашнее намерение.
— О, нет! — ответил он. — Я запасся вчера пучком конского волоса, чтобы сделать из него несколько петель на подоконнике. Птице достаточно будет лишь ступить на подоконник снаружи решетки, где между петлями будет положено мясо, чтобы крепко попасть ногой или головой в петлю.
С этими словами Холмс достал из письменного стола пучок длинных конских волос и стал приготовлять петли.
За этим занятием он провел около часу и когда мы, наконец, вышли из дому, было уже около восьми часов.
Придя к зданию тюрьмы, мы заявили, что идем к смотрителю, и нас тотчас же проводили к нему на квартиру.
Наш приход немного взволновал его.
— Уж не случилось ли чего-нибудь? — тревожно спросил он.
Узнав, что ничего особенного не произошло, он сразу успокоился и, ни с того ни с чего, предложил нам выпить по рюмке водки.
— От водки я позволю себе отказаться, — ответил Холмс. — Но позвольте вам задать несколько вопросов относительно Карцева!
— К вашим услугам! — произнес смотритель, сконфуженный отказом.
— Как ведет себя арестованный? — спросил Холмс.
— Почти все время лежит, закутанный в одеяло, — ответил смотритель. — Вероятно, его знобит.
— Часто ли он встает?
— Встает-то часто, но не надолго.
— А каков его вид?
— Плох. С каждым днем худеет и становится бледнее.
— Возможно ли под каким-нибудь предлогом удалить его временно из камеры?
— Конечно. Его можно заставить пойти в лазарет или вызвать в канцелярию, якобы для опроса.
— В таком случае, я попросил бы вас удалить его на время, — проговорил Холмс, вставая. — Мне необходимо побывать в его камере, но надо сделать так, чтобы мы не встретились с ним в то время, как его будут уводить.
— О, это очень легко! Мы выведем его, а потом пройдем вместе с вами в его камеру.
— Прекрасно! И еще один вопрос…
— Я слушаю…
— Не замечали ли вы еще какой-нибудь особенности в его болезни?
Смотритель задумался.
— Как вам сказать… — проговорил он после минутного молчания. — У него, вероятно, сильное расстройство желудка…
