— Из чего вы это заключаете? — быстро спросил Холмс.
— Из того, что каждый раз, как он встает, он просится на двор. Вероятно, сырое мясо, которое он продолжает есть, действует слабительно на его желудок.
— Благодарю вас, это все, что мне нужно было знать, — поклонился Холмс. — А теперь я бы попросил вас исполнить мою просьбу. Самим вам лучше было бы не ходить с нами, а вести разговор с ним самим. Это не возбудило бы его подозрения.
— Как угодно, — немного обидчиво произнес смотритель. — Не могу ли я, по крайней мере, узнать, чем вызвано все это?
Холмс улыбнулся.
— Вы ведь прекрасно знаете, что преступник собирается бежать. Я имею некоторые данные предполагать, что он подготовляет побег…
Смотритель так и подскочил на стуле.
— Как подготовляет?! — воскликнул он, бледнея.
— Успокойтесь! — насмешливо проговорил Холмс. — Мы сумеем предупредить его. А пока, повторяю, пора выполнить мою просьбу.
Перепуганный смотритель не заставил себя просить два раза.
Выскочив за дверь, он исчез на четверть часа и, возвратившись, произнес:
— Все готово. Карцева только что повели в канцелярию, и я сейчас иду к нему, а вас служитель проводит в его камеру.
Мы вышли.
В прихожей нас встретил тюремный сторож и, временно простившись со смотрителем, мы ушли в тюрьму.
Как только Холмс переступил порог камеры Карцева, он сию же минуту принялся осматривать ее самым тщательным образом.
Он осмотрел стол, табуретку, кусок выходившей в камеру кафельной печи, заглянул под кровать и матрац, и через несколько минут во всей камере не осталось ни одной щели, не осмотренной Холмсом.
Но все было напрасно.
В камере не было ни одной посторонней мелочи и решительно ничего такого, что могло бы подтвердить хоть сколько-нибудь подозрения Холмса.
Не добившись осмотром никакого толку, Холмс быстро придвинул стол к стене, вверху которой было окно. Поставив на стол табурет, он влез на него и, вынув из кармана приготовленные петли, стал закреплять их за решетки, выводя их на наружную половину подоконника, так что их никоим образом нельзя было заметить изнутри камеры.
Затем, положив приманку, он осторожно спустился вниз и, поставив сдвинутые стол и табуретку на прежние места, вышел из камеры.
VII.
Сначала мы зашли к смотрителю, но не застали его дома. Он все еще был в канцелярии, где, для отвода глаз, вероятно, делал допрос Карцеву, а потому, сказав слуге, что уходим, мы вышли из тюрьмы.
— Желал бы я посмотреть, дорогой Ватсон, как эта птица вывернется на сей раз из моей западни! — произнес Холмс, потирая руки. — Пойдемте-ка в мою засаду. Откуда прекрасно видна решетка карцевского окна. От угла оно седьмое справа.
Обойдя здание тюрьмы, мы зашли в переулок, примыкавший к ее боковому фасаду и, перейдя улицу, вошли в ворота одного из домов.
Со двора мы проникли в сад, окруженный сильно прогнившим дощатым забором, и засели там около одной из многочисленных щелей, сквозь которую можно было прекрасно наблюдать за окнами тюрьмы.
Как мы и ожидали, ворон скоро прилетел.
Но — увы! — на этот раз мечтам и надеждам Холмса суждено было потерпеть полнейшее фиаско…
Подлетев к окну, черный ворон сел на железную решетку и, по-птичьи подозрительно, оглянулся кругом.
Положенное на подоконнике мясо, видимо, удивило его. Он несколько раз взглянул на него, нагибая голову то на один бок, то на другой, и вдруг поднял такой отчаянный крик, как будто бы его собирались резать.
Он махал крыльями, подпрыгивал на железной решетке и вообще вел себя так, как будто бы видел перед собою не лакомые куски, а смертельного врага.
С напряженным любопытством смотрели мы на мрачную птицу, полные изумления, смешанного с невольным восторгом.
Через несколько секунд за решеткой показалась рука.
Ворон, не переставая кричать, доверчиво вспрыгнул на поднятую руку, словно спасаясь от опасности, и исчез с нею за окном.
— Вот это так птица! — с неподдельным восторгом прошептал Холмс. — Первый раз в жизни приходится мне видеть подобное чудо.
— Признаюсь, и я не видел до сих пор ничего подобного! — воскликнул я.
— Нет, каков ум! — снова заговорил Холмс. — И если этот негодяй умеет сделать для себя помощника из глупой птицы, то какое, подумайте, влияние должен он иметь на людей, помогающих ему!
— О, да! — воскликнул я.
— Смотрите, смотрите!
Я снова взглянул на окно.
Ворон появился на решетке.
Он снова поднял неистовый крик, глядя на приманку, и, наконец, взмахнув крыльями, взвился кверху и быстро исчез из наших глаз.
Взглянув на Холмса, я невольно расхохотался — до того потешно было его лицо, на котором теперь отражались и злость, и удивление, и досада за обманутые надежды.
— Черт возьми, вам смешно, Ватсон! — пробурчал он. — А между тем, сегодняшняя неудача имеет для меня огромное значение! Боюсь, как бы мы не опоздали узнать истину. Карцев, конечно, догадался, в чем дело, и теперь удвоит свою осторожность. Но то, что он успел за эти дни сговориться обо всем со своими помощниками, не подлежит сомнению. Нам необходимо добыть эту птицу живой или мертвой!..
— Что же вы думаете сделать? — полюбопытствовал я.
— Завтра, как только птица влетит в камеру, я захлопну окно.
— Но как?
— О, это я сделаю посредством шнурков, которые проведу в соседнюю камеру. В то же время, как только окно захлопнется, смотритель и вы войдете моментально в камеру, чтобы не дать времени преступнику отобрать от птицы то, что она принесет ему.
— Отчего же вы не хотите сделать того же самого, удалив предварительно из камеры самого Карцева?
— Оттого, что ворон не влетит внутрь, если там не будет его хозяина.
— Вы полагаете?
— Больше, чем уверен в этом! Птица даже корм берет исключительно из его рук.
Раздосадованные неудачей, мы вышли из засады и направились к смотрителю тюрьмы.
К нашему большому удовольствию, мы застали у него на квартире начальника сыскного отделения и следователя.
По-видимому, смотритель успел им рассказать о всем происшедшем, так как они встретили нас с нескрываемым любопытством, сразу набросившись на Холмса с расспросами.
Подумав немного, Холмс посмотрел на них с улыбкой.
— Вижу, что вам не терпится, — проговорил он. — Извольте, я расскажу вам все, что знаю, но взамен этого попрошу полного молчания до поры до времени. Я желал бы, чтобы вы не рассказывали ничего даже вашим семьям, так как все новости из семейств переходят обыкновенно на кухню, а оттуда расползаются по всему городу.
— О, в этом вы можете быть совершенно покойным! — воскликнул следователь.
— За меня также! — подтвердил Шестов.
VIII.
Не спеша, не упуская ни малейшей подробности, Холмс принялся излагать присутствующим весь ход своих наблюдений и предположений.
Когда рассказ дошел до черного ворона, изумлению слушателей не было границ.
Неудача сегодняшнего дня привела всех в смущение.
— Это не человек, а черт! Это — полубог! — восклицал Шестов.
— Нет, каково! Ворон, простой ворон с птичьей головой, и вдруг такой ум! Ведь это поразительно! — не переставал удивляться следователь.
— Да, — согласился и Холмс. — Случай не из обыкновенных и нам завтра надо постараться во что бы то ни стало захватить птицу в первую же минуту.
— Ну, уж это-то мы сумеем сделать! — воскликнул Шестов. — Надо будет во время прогулки хорошенько прикрепить шнурки и петли, чтобы Карцев не заметил их. Они должны проходить снаружи…
— И сходиться в руках человека, которого мы посадим в соседнюю камеру, — подсказал Холмс.
— А почем он будет знать, когда надо дернуть шнуры?
— Пусть следит за мною. Я скажу ему, где буду сидеть, и, как только я махну рукой, он должен будет дернуть шнуры.
— Прекрасно! — согласился начальник сыскного отделения. — Мы же, вместе с господином Ватсоном, будем незаметно следить за камерой, не заглядывая в глазок и лишь прислушиваясь. Как только мы услышим шум захлопнувшейся рамы, мы тотчас же вскочим в камеру и не дадим преступнику возможности взять что-либо от птицы.
— Совершенно верно, — кивнул головой Холмс. — Это именно то, чего я хотел.
Поговорив еще о разных подробностях, мы простились и, вместе с Холмсом, пошли домой.
Мы шли не спеша, желая подольше подышать свежим воздухом.
По дороге, проходя мимо одного из столбов, на которых обыкновенно наклеиваются афиши, наше внимание привлекла одна из них.
В ней костромская публика извещалась крупными красными буквами с массой восклицательных знаков о прибытии в Кострому великого воздухоплавателя, известного всей Европе смелостью своих полетов, итальянца Паоло Люччини.
Знаменитый аэронавт извещал, что через два дня состоится его полет. Он взлетит на необыкновенную высоту и затем бросится с парашютом вниз. После этого полета, шар будет несколько дней подыматься на привязи, причем публика, за известную плату, может подыматься на шаре, чтобы осматривать, под наблюдением самого Паоло Люччини, город с высоты птичьего полета.
