Возле стойки сидело несколько посетителей: парочка хорошо одетых молодых людей, которые выглядели чужаками в этом заведении, и пара одиноких, выискивающих добычу моряков. Еще несколько человек, все мужчины, сидели за столиками в ожидании, не произойдет ли что-нибудь интересное. Пятеро или шестеро праздных посетителей, все женщины с помятыми лицами, столпились вокруг рояля веселой напевающей кучкой, пританцовывая в такт музыке. Одна из них, с плохо окрашенными волосами под блондинку, в зеленом платье с неровно свисающим подолом, начала напевать что-то стонущим голосом.
Пианист вполне мог бы сойти за труп в любом морге, если бы не двигался и не терзал костлявыми пальцами разбитую клавиатуру. Он был седой и нетрезвый, но трудно было сказать, какой дряни он набрался. Я присел за стол недалеко от рояля и смотрел на него до тех пор, пока он не повернул ко мне свое лицо. У него были печальные, неправильно поставленные, некрасивые глаза, похожие на дырочки посреди сморщенной, как гнилое яблоко, мордашки.
Я заказал пиво у угрюмой официантки в оранжевом фартучке. Когда я оставил ей сдачу с доллара, она извлекла из глубин своего отчаяния страдальческую улыбку и одарила меня ею.
— Зизи взлетел теперь выше воздушного змея. Надо было бы заставить его прекратить игру, когда он в таком диком состоянии, вместо того чтобы поощрять его.
— Я хотел бы заказать ему стаканчик.
— Он не пьет. — Она поправилась: — Я имею в виду, с посетителями.
— Скажите ему, что я хочу с ним поговорить, когда он перестанет барабанить. Если сможет перестать…
Она дважды окинула меня оценивающим взглядом, а я постарался прикинуться самым последним дегенератом. Может быть, у меня получилось это легче, чем я предполагал. Я хотел выпить пива, но оставил его на столе нетронутым, позволив ему выдыхаться, пока Зизи наигрывал еще с полдюжины вещей по просьбе публики: «Луну и розы» — этого хотели девушки, «Звездную пыль» и «Голубую луну» и другие вещи, которые вернули в полуночный подвал на дне города другие времена и другие земли. Один из моряков решился на что-то и отошел от стойки. Без всяких церемоний он пристроился возле блондинки в зеленом платье и затем увлек ее на улицу. Она пошла с моряком, виляя своими узкими бедрами. Лицо бармена провожало их поверх стойки, подобно потухшей бледной луне. Зазвучали «Счастливые дни опять вернулись» и «Ненастная погода». Одна из женщин попыталась пропеть их, но разрыдалась. Другие стали ее утешать. Пианист издал протяжный диссонанс и прекратил игру. Одинокий пьяница, сидевший позади меня, у стены, монотонно разговаривал со своей отсутствующей матерью, вполне разумно и очень подробно объясняя ей, почему он такой выродок и позор для всей семьи.
Странный голос, хриплый и разбитной, звучал в углу зала:
— Извините, друзья, мое время вышло, но я вернусь, когда часы пробьют час ночи, и подарю вам другую зажигательную музыку и веселье, — Зизи оттолкнул от себя микрофон и поднялся, пошатываясь.
Официантка протиснулась сквозь группу окруживших его женщин и что-то прошептала ему на ухо, жестом указывая в мою сторону. Пианист подошел к моему столику, высокий мужчина средних лет, был он когда-то красив и до сих пор сохранил манерность подростка. Опершись одной ладонью о стол в позе усталого изящества, он наклонился ко мне. Его челюсть вяло отвисла.
— Вы хотите поговорить со мной, дружище? Я — Зизи. Вам нравится моя музыка?
— У меня совершенно нет музыкального слуха.
— Вам повезло. — Он болезненно улыбнулся, обнажив бледные десны над зубами со стершейся эмалью.
— Я хотел бы поговорить не о музыке.
— Да? — Он склонился еще больше, и его длинное хрупкое тело чуть не свалилось на край стола.
Я понизил голос и схватился за рукав его позеленевшего смокинга жестом, который, как я надеялся, будет выглядеть умоляющим.
— Мне срочно надо поправиться, — зашептал я. — Я совсем слетел с катушек.
Его тонкие перепутанные брови поднялись к редеющим волосам.
— Почему вы обращаетесь ко мне?
— Я доставал это у Ронни в Пасифик Пойнт. Он сказал, что вы знаете Москито.
Он медленно выпрямился, покачиваясь как лоза, и уставился на меня. Я дал ему время поглазеть:
— Ради Бога, Зизи, выручите меня.
— Я вас не знаю, — сказал он.
— Вот моя визитка. — Я положил двадцатку на стол, возле его руки. — Мне это нужно позарез. Где я могу найти Москито?
Рука проползла над купюрой. Я заметил, что ногти на ней были сломаны и кровоточили.
— Ладно, приятель. Он живет в отеле «Грэндвью». В квартале от рынка, тут же за углом. Спросите ночного портье. — Банкнот нырнул в карман. — Запомните, у меня нет ни малейшего представления о том, почему вы хотите его видеть. Хи-хи.
— Благодарю вас, — сказал я с чувством.
— Сладких вам снов, приятель.
Отель «Грэндвью» находился в старом четырехэтажном здании из кирпича, зажатом между более высокими строениями. Электрическая вывеска над входом рекламировала: «Одноместные с ванной, 1,5 долл.». Бронзовая ручка на входной двери выглядела так, будто ее не чистили со времени последнего землетрясения. Я потянул за нее и вошел в вестибюль — длинный узкий зал, слабо освещенный двумя старыми настенными лампами, по одной с каждой стороны. Две женщины в пальто, подбитых мехом вымерших животных, и трое мужчин в шляпах играли в покер на столе, освещенном этими лампами. У женщин были бульдожьи лица. Игроки вместо фишек использовали кухонные спички.
Я подошел к освещенной конторке в конце зала, и молодой человек без шляпы встал из-за стола и пошел за мной.
— Вам нужен номер? — Видимо, это был портье. На его узком бескровном лице навсегда застыла презрительная усмешка.
— Мне надо увидеть Москито.
— Он вас знает?
— Пока что нет.
— Вас кто-то послал?
— Зизи.
— Подождите минутку. — Он наклонился над конторкой и поднял из ниши трубку внутреннего телефона, воткнул штепсель в отверстие старомодной коммутаторной панели, возвышавшейся над конторкой. Он тихо говорил прямо в трубку и посматривал на меня, прижав к уху принимающее устройство. Потом повесил наушник на крючок подставки для микрофона и выдернул коммутаторный шнур: — Он сказал, что вы можете подняться к нему.
— Какой номер?
Он хмыкнул над моим невежеством и незнанием его тайн.
— Триста седьмой. Можете воспользоваться лифтом, если хотите. — Он вернулся к игрокам в покер, его ноги ступали совершенно беззвучно по изношенному прорезиненному паласу.
Я доехал на ветхой клети лифта до третьего этажа и вышел в душный коридор. Коричневые двери с номерами выстроились по обеим сторонам, как вертикально поставленные гробы, освещенные статическим красным светом лампочек у дверей пожарной лестницы, которые метили потолок пятнами на определенном расстоянии. 307-й номер находился слева, посредине коридора. Его дверь была немного приоткрыта, пропуская в щель желтоватую полоску света на протертый ковер при входе и на противоположную стену коридора.
Затем эту полоску света загородил тот, кnо наблюдал за мной с другой стороны двери. Я поднял руку, чтобы постучать, но не успел дотронуться до двери. Она неожиданно распахнулась. На пороге спиной к освещению стоял молодой человек. Он был не очень высоким, но огромная черная копна волос увеличивала его рост.
— Приятель Зизи, да? Заходите. — Голос его гундосил.
Одну руку он держал на ручке двери, другой упирался себе в бок. Я вынужден был задеть его, чтобы войти в комнату. Тело его оказалось мягким и рыхлым, как у женщины. Он вяло шевелился, закрывая дверь, затем повернулся лицом к комнате. На нем была мягкая зеленая рубашка и брюки со сборками и высокой талией из темно-зеленого габардина, яркий зеленый с желтым галстук, зажатый большой золотой застежкой. Он дернул головой немного в сторону, под копной волос — небольшое, устремленное на меня лицо.
— Носите при себе пушку, дядя?
— Это мне нужно по работе. — Я похлопал по отвисшему карману своего пиджака.
— А что у вас за работа, дядя?
— Все, что удается состряпать. Нужны отзывы?
— Нет, если не начнете стряпать что-то непотребное. — Он улыбнулся смехотворности самой этой мысли. У него были мелкие, хорошие зубы, похожие на молочные детские. — Вы откуда?
— Из Пасифик Пойнт.
— Я вас ни разу не видел в Пойнт.
— Я работаю на всем побережье, — нетерпеливо сказал я. — Если хочешь узнать мою биографию, пришли мне анкету.
— Приспичило, да?
— Иначе я бы не пришел сюда.
— Ладно, успокойтесь. Я должен знать, с кем имею дело. Это вполне нормально, не так ли? Вам нужна иголка, или вы нюхаете?
— Иголка.
Через комнату он направился к комоду, стоявшему в углу, и выдвинул верхний ящик. Москито не тратил денег на убранство помещения: голые поблекшие стены, железная кровать со сломанным изголовьем, потрескавшаяся зеленая занавеска на единственном окне, ковер на полу с протертой полосой от кровати до двери в ванную комнату. По первой тревоге он мог сняться отсюда и переехать в любую из десяти тысяч таких же комнат.
