На верх комода он поставил спиртовку и зажег ее серебряной зажигалкой. Совсем как новая, игла поблескивала в его другой руке.
— Вам поставить капсулу за сорок или за шестьдесят пять? — спросил он меня через плечо.
— За шестьдесят пять. У тебя высокие цены.
— Точно. Сначала деньги на бочку, дядя.
Я показал ему деньги.
— Давайте их сюда.
Он растапливал в ложке немного желтовато-белого порошка. Я отсчитал шестьдесят пять долларов и положил их рядом с шипящей спиртовкой.
За дверью ванной комнаты зажурчала вода. Кто-то закашлялся.
— Кто там? — спросил я его.
— Это мой друг, не пугайтесь и не убегайте. Снимите лучше пиджак. Или вы колетесь в ногу?
— Я хочу посмотреть, кто там находится. Я здорово накачался и не могу рисковать.
— Это — всего лишь девушка, дедуля. — Его голос звучал утешающе. — Нет ни малейшей опасности. А теперь снимайте свой пиджак и ложитесь, как хороший мальчуган.
Он опустил иголку в ложку и набрал жидкость, потом повернулся ко мне. Я выбил иголку из его руки.
Москито покраснел как рак. Дряблая кожа под его крошечным подбородком тряслась, как зоб у индюка. Он молниеносно сунул руку в открытый ящик и выхватил оттуда нож. Я не успел его перехватить, и острое тонкое лезвие выскочило под воздействием пружины и сверкнуло у моего носа.
— Ты, грязный мерзкий подонок, не смей прикасаться ко мне! — Он попятился к стене и, пригнувшись, двинулся к двери, держа перед собой нож в вертикальном положении. — Я зарежу тебя, если притронешься ко мне хоть пальцем.
Я достал из кармана пистолет.
— Убери нож, Москито.
Его маленькие черные глазки недоверчиво следили за мной, затем взгляд переместился на кончик лезвия. Я взмахнул пистолетом и ударил дулом по кулаку, сжимавшему нож. Нож упал на пол. Я наступил на него и подошел ближе к Москито. Он попытался ногтями вцепиться мне в лицо. Поскольку возникла необходимость ударить его, я нанес удар — короткий боковой по челюсти. Он сполз вниз по стене, как тряпичная кукла.
Каблуком я раздавил шприц для подкожных уколов, втоптав его в ковер. Потом нагнулся, поднял нож, сложил его и сунул себе в карман. Москито потерял сознание. О том, что он жив, свидетельствовало лишь учащенное сопение через нос. Белки глаз под тяжелыми веками были такими же бесцветными, как у статуи. Головой он уперся в стену. Я приподнял его и немного отодвинул от стены, чтобы он не задохнулся.
Позади меня щелкнул замок двери из ванной комнаты. Я быстро выпрямился и оглянулся. Поскрипывая, дверь медленно открывалась внутрь в темноту. Из темноты вышла знакомая мне девица Руфь, которая двигалась, как лунатик. На ней была слишком большая, не по росту пижама из желтого в красную полоску нейлона. Мягкие свисающие складки скрадывали ее фигуру и усиливали призрачность походки. Ее провалившиеся глаза темными пустыми бойницами зияли на гладком бескровном лице.
— Хелло, хелло, хелло, — запела она. — Салют, салют. — Она увидела револьвер в моей руке, но не проявила ни страха, ни любопытства: — Не стреляйте, ковбой. Я сдаюсь. — Ее руки наигранно взметнулись вверх, потом опять повисли как плети. — Сдаюсь окончательно. — Ее качало из стороны в сторону.
Я убрал револьвер и взял ее под руку. Выражение ее лица не изменилось. У нее был отрешенный взгляд.
Такой же взгляд я видел когда-то у человека, сраженного пулей на моих глазах.
— Уберите руки, злодей, — произнесла она без злобы, вырвалась, подошла к краю кровати и села. Только тут она увидела Москито, хотя практически он лежал у ее ног. — Что случилось с этим отвратительным коротышкой?
— Он упал и ушибся. Весьма печально.
— Весьма печально, — воскликнула она. — Весьма печально, что он не подох. Он все еще дышит. Посмотрите, он меня укусил. Она откинула воротник пижамы и показала мне красные следы зубов на плече. — Впрочем, он не мог причинить мне зла. Я унеслась за тысячу миль. За десять тысяч миль. За сто тысяч миль отсюда, — нараспев говорила она.
— Где ты была, Руфь?
— На моем острове, на острове, который я посещаю. Мой маленький белый остров среди огромного синего океана.
— Совершенно одна?
— Совершенно одна. — Она улыбнулась, — Я захлопываю дверь и закрываю ее ключом на замок, баррикадируюсь, натягиваю цепи и сижу в своем кресле, никго не может дотронуться до меня. Никто. Я сижу и прислушиваюсь к шепоту воды на пляже и никогда не открываю дверь до возвращения отца. С ним мы идем к воде и собираем ракушки. Мы берем только самые красивые: розовые, красные, багровые, только крупные. Я храню их дома, в специальной комнате. Никто не знаег, где находится эта комната. Только я одна знаю об этом. — Она умолкла, подтянула коленки под подбородок и сидела так, зажмурив глаза, медленно раскачиваясь взад и вперед в такт какой-то внутренней музыке.
Дыхание Москито стало ровнее, глаза закрылись. Я прошел в ванную, чтобы набрать стакан воды. Там, на полу, была разбросана одежда Руфи. Вернулся и плеснул воду на лицо Москито. Он открыл глаза, поперхнулся и закашлялся.
— Вставай, красавчик, — я подтащил его тряпичное тело к стене, придав ему сидячее положение. Голова его свисла набок. Когда он очухался, глаза налились злобой.
— Вам это даром не пройдет, дядя, — прошипел он.
Я пропустил его слова мимо ушей и спросил у Руфи:
— Ты видела Спида?
— Спида? — повторила она голосом, долетевшим издалека. Лицо выглядело замкнутым и гладким, как у ракушки, которая прислушивается к своим внутренним шумам.
Москито с трудом поднялся на колени.
— Ничего не говори ему, он жулик! — Москито, видимо, располагал какой-то информацией.
Я обеими руками схватил его за галстук и воротник рубахи, приподнял и прижал к стене. Он висел мешком, боясь оказать сопротивление.
— Ну что ж, тогда ты мне скажешь, где Спид.
Он крутил своей мокрой головой, прижатой к штукатурке, следя за мной уголками глаз.
— Никогда о нем не слышал. — У него был тонкий голосок, почти что писк грызуна, — Уберите свои грязные руки, отпустите меня. — Его лицо опять начало багроветь, он захрипел.
— От ответа на этот вопрос не уйти. — Я немного ослабил давление своих пальцев на шею, — Мне нужен Спид.
Он попытался плюнуть мне в лицо. Пенящаяся белая слюна осталась у него на подбородке. Я усилил давление, проявляя осторожность. Москито напрашивался на смерть, как мягкое и отвратительное насекомое. Он слабо сопротивлялся, задыхаясь.
— Отпустите меня.
Я отпустил. Он плюхнулся на руки и колени, кашляя и мотая головой.
— Где Спид?
— Не знаю. — Он ползал у моих ног, как собака.
— Послушай, Москито. Ты мне не нравишься. Мне не нравится твой бизнес. Если ты дашь мне хоть небольшой повод, я отделаю тебя так, что ты запомнишь это на всю жизнь. А потом вызову федеральную полицию, и тебя тут же упекут. И если я это сделаю, ты не вернешься назад в течение очень долгого времени.
Он посмотрел на меня сквозь растрепанную копну волос.
— Вы говорите слишком высокопарно для хулигана.
— Разговор чепуха. Важно го, что я собираюсь с тобой сделать, если ты меня не выведешь на Спида. — Я показал ему значок специального полицейского помощника, чтобы подчеркнуть угрозу.
— Кажется, ваша взяла, — сказал он, глядя на вытертый ковер, и медленно поднялся на ноги.
Я держал револьвер нацеленным на него, пока он причесывал волосы и надевал зеленый твидовый пиджак. Он задул спиртовку и положил ее в ящик.
Девушка все еще балансировала, оставаясь в сидячем положении, слепо покачиваясь. Я слегка толкнул ее. Она повалилась боком на кровать и осталась лежать в таком положении, с коленками, прижатыми к подбородку, в ожидании воскрешения в этом мире или в ином.
Москито запер дверь на ключ. Я отобрал у него этот ключ. Он попятился назад, к двери, страх парализовал его, превратив в тупое животное. Красная коридорная лампочка освещала его, как грязное маленькое солнце, подогнанное к тому миру, который существовал в его голове. Москито вопрошающе поднял руку.
— Ты ничего не скажешь портье, ты даже не взглянешь на него. Спид далеко отсюда?
— Он находится в хижине, у залива Хаф Мун. Не берите меня с собой. Он убьет меня.
— Беспокойся лучше о нем, — посоветовал я. — Конечно, если ты меня не обманываешь.
За этой или другой из пронумерованных дверей жалобно причитала женщина. Смеялся мужчина. Я прижимался к Москито, как брат, на всем пути вдоль коридора, в лифте, в фойе. Он шел так, будто изо всех сил заставлял себя делать каждый шаг.
Над холмами вдоль дороги висели облака, ухудшая видимость и забрызгивая ветровое стекло мелкими каплями воды. Я включил желтые противотуманные подфарники и дворники, ехать пришлось долго и медленно. Между Сан-Франциско и заливом мы не видели освещенных домов, машин нам встретилось мало. Город, оставшийся позади, провалился куда-то со всеми своими огнями, будто его и не было на свете.
