Луиджи вынул изо рта две соломинки, через которые потягивал необыкновенный напиток, рецепт которого держал в секрете, всякий раз вынуждая бармена строго следовать его указаниям, и приступил к рассказу:
— Так вот, любезный, собрание в Отей было необычно оживленным. Вы, полагаю, в курсе, что Жокей-клубу предстояло назначить нового президента. Имелось два кандидата.
— Одним из кандидатов, — продолжил Миньяс, — был, насколько мне известно, граф Мобан, а другим — миллиардер Максон.
Луиджи отпил еще глоток и усмехнулся:
— Но чего вы знать никак не можете и чего не знал никто, было окутано страшной тайной… Держитесь крепче, приятель, представьте себе, что граф Мобан, тот самый граф Мобан, которого все мы знаем и который любил гульнуть на широкую ногу, так вот, он оказался никем иным, как…
— Обыкновенным вором, — закончил Миньяс.
Луиджи снова пожал плечами.
— Это было бы еще полбеды, — сказал он.
— Тогда убийцей?
— Еще того хуже.
— Черт подери, Луиджи, я уж тогда и не знаю…
Перуанец оперся локтями о колени и, приняв эту странную позу, отчеканил:
— Дорогой мой, граф Мобан оказался самим Фантомасом!
От волнения финансист Миньяс спрыгнул с табурета.
— Не может быть! — воскликнул он. — Как вы сказали?
Перуанец повторил еще раз:
— Я говорю, что граф Мобан, тот самый граф Мобан, который на миг мелькнул в великосветской хронике Парижа, вовсе не был дворянином, как все мы думали. Граф Мобан оказался Фантомасом, и разоблачил его знаменитый Жюв, этот несравненный полицейский, заклятый враг Гения преступного мира, разоблачил с помощью своего неразлучного друга, известного журналиста Жерома Фандора.
Выдержав паузу, Луиджи расхохотался.
— Ну как, Миньяс, — спросил он, — не ожидали такого поворота событий? Пожалуй, моя информация — из раздела сенсаций…
Миньяс и впрямь застыл от изумления.
Спутник его разразился смехом.
— Вы не один такой, приятель, — заявил он, — члены клуба тоже в полной растерянности, я повстречал Кемена — знаете толстяка Кемена? — и он поведал мне, что вчерашний сеанс в клубе прошел отвратительно, так ведут беседу в комнате, где лежит покойник. Подумать только — Фантомас проник в Жокей-клуб, да это позор для клуба… К тому же, есть кое-что еще…
— А что же выборы? — прервал его Миньяс.
— Об этом я ничего не слышал, но теперь их исход предрешен, Фантомас ведь точил зуб на Максона, его-то он и хотел оставить в дураках; понятное дело, раз Фантомас разоблачен и граф Мобан пустился в бега, справедливости ради, Максон имеет все основания рассчитывать на победу… Я лично ничуть не сомневаюсь в его избрании. Ну и повезло же ему!
Лишь только Луиджи произнес эти слова, как к приятелям подошел толстый, лысый, безбородый человек с типично английским лицом; внешность толстяка отнюдь не внушала симпатий, природа наделила его поразительными глазками — маленькие, голубые, они моргали, не переставая, и никогда не смотрели собеседнику прямо в лицо; вдобавок он обладал особым нюхом на всякого рода темные делишки, умел вовремя к ним примазаться, а потом так же вовремя смыться, сорвав солидный куш и сумев выйти сухим из воды.
— Так вот вы, оказывается, где, — как ни в чем ни бывало сказал толстяк, — празднуете за стаканчиком вина сегодняшний успех на бирже… А я, дорогие мои, потерял на своей меди сорок пять тысяч… Ну и наплевать, все это пустяки.
— Это удача, — сухо поправил его Миньяс.
Толстяк не смог скрыть удивления:
— Удача? Вы считаете удачей потерять сорок пять тысяч франков?
— Черт возьми!.. Это избавит вас кое от каких ваших врагов.
Все трое прыснули, и толстяк продолжил:
— Знаете что, не будем говорить об удаче. Для тех, кто играет на бирже, удачи не существует… Удача — это кое-что получше. Слышали последнюю новость?
Луиджи и Миньяс в один голос ответили:
— Вы имеете в виду Фантомаса, историю с Мобаном и Максоном?
Толстяк отрицательно качнул головой:
— Да будет вам о Фантомасе, есть вещи поинтереснее. Знаете Коралеса?
— Какого? — спросил Миньяс.
— Племянника.
Такой ответ позабавил Луиджи.
— Бедняга! — изрек он. — Вот уж кому решительно не повезло, кто никогда не будет самим собой. Его тетушка так богата, что прямо-таки поглощает его. Никогда не скажут просто — Коралес, говорят — племянник Кончи Коралес.
— Говорили, — поправил толстяк.
Миньяс искренне удивился:
— Почему — говорили?.. Не хотите ли вы сказать, что он более не племянник своей тетушки?
Тут уж толстяк не выдержал:
— Именно так, черт возьми, он больше не племянник, ему улыбнулась удача, поэтому-то я и злюсь. Он больше не племянник, милые мои, теперь он наследник.
Эту новость толстяк провозгласил торжественно.
Миньяс, посмеиваясь, заметил:
— Ну и ну! До чего же вам хочется быть на его месте.
— Ей же ей, ваша правда, приятель! Я не стал бы отказываться. Известно ли вам, что у Педро Коралеса не было ни гроша и что смерть тетушки, завещавшей ему свое состояние, в одночасье сделала его мультимиллионером.
— А что, тетушка его была молода?
— Да когда же она умерла?
— Сегодня утром.
— Где?
— Сегодня утром или вчера вечером — за точность не поручусь, новость я узнал с четверть часа назад… Впрочем, многое в этой смерти необычно, у бедняжки Кончи Коралес, похоже, не было ничего серьезного. Короче, из чувства снобизма и чтобы разжалобить своих подружек, она велела поместить ее в клинику для душевнобольных, в Кейн, кажется, на авеню Мадрид.
— К хирургу Полю Дро, — опять прервал его Миньяс, — я знаю эту клинику, она продается.
Будто и не заметив, что его прервали, толстяк продолжал рассказывать:
— Операция, скажу я вам, была пустячной, дня через три Конча Коралес была бы уже на ногах, к вдруг — вот-те на: она умирает. Педро, наверно, запрыгал от радости!.. Держу пари: на этих похоронах скучать не придется!
Толстяк расхохотался, да так заливисто, что огромный живот едва не доставал ему до подбородка.
— Подумать только, — повторял он, — а ведь сам-то я никому не довожусь племянником. Есть от чего придти в уныние!
В этот момент дверь бара внезапно распахнулась, явив живописного персонажа, одетого более чем скромно: зеленоватого цвета пальто, поношенный котелок и пара несвежих перчаток. Башмаки его были в грязи, брюки забрызганы, в руке он держал раскрытый зонт, на котором поблескивали капли воды.
Вошедший окинул взглядом посетителей бара.
— Вы здесь, господин Миньяс? — громко сказал он. — Вас-то я и искал.
Подойдя ближе, он добавил:
— Вы рано ушли с биржи, никто не знал, где вы… Если бы меня не осенило поискать вас здесь…
Вновь прибывший слегка кивнул Луиджи и толстяку, с которыми, вернее всего, не был знаком.
Миньяс представил его.
— Рекомендую, — сказал он, — господин Картере, маклер, специализируется на размещении акций торговых фирм.
И, с едва заметной усмешкой, добавил:
— Один из моих друзей.
Маклер Картере выглядел озабоченным и явно нервничал.
Кланяясь спутникам Миньяса, он глаз не сводил с самого банкира.
Наконец, он решился:
— Найдется у вас минутка?
Миньяс слез с табурета.
— Вы, разумеется, хотите поговорить со мной о деле?
— Разумеется.
Маклер и финансист отошли на несколько шагов от стойки бара, и Картере приступил прямо к делу:
— Итак, что вы решили?
Миньяс прикинулся, что не понимает.
— Что я решил? Вы, собственно, о чем?
Концом мокрого зонтика маклер вычерчивал на полу ему одному понятную фигуру.
Он уверенно заявил:
— Бросьте, господин Миньяс, вы прекрасно знаете, в чем дело.
— Понятия не имею.
— Я хочу знать, каковы ваши намерения относительно дела, о котором я говорил вам.
Миньяс усмехнулся:
— А!.. Так вы о той лечебнице, что продается? Послушайте, как раз перед вашим приходом мы говорили об одной больной, она только что там скончалась. Такой рекламе не позавидуешь!
И Миньяс сам рассмеялся своей же шутке; маклер же, озабоченный, даже не улыбнулся.
— Дельце выгодное, — продолжал он, — до сего дня лечебницей никто как следует не занимался, роскоши и удобств там хватает, и доведись ей попасть в хорошие руки, она будет давать изрядные барыши. К тому же…
Но тут Миньяс покатился со смеху, и Картере замолчал.
Финансист сам заключил начатую фразу:
— К тому же, дельце такое выгодное, Картере, что вам никак не удается пристроить хоть одну акцию — это вам-то, знакомому со всеми богатеями — вот почему вы разыскивали меня и вот почему снова пытаетесь уговорить.
Маклер Картере понимающе улыбался.
— Вы все шутите, — запротестовал он, — с вами, господин Миньяс, невозможно говорить серьезно… Уверяю вас, вы ошибаетесь: во-первых, дельце совсем недурное, а, во-вторых, я всегда помещаю все акции, какие хочу. Одного имени Поля Дро достаточно, чтобы продать лечебницу — это-то вы не будете отрицать, и, следовательно…
