Симпатия с моей стороны не дает тебе права делать, что вздумается. Я не вещь, Амир. Меня нельзя зажимать, трогать и целовать тогда, когда тебе этого захочется. Может с твоими шлюхами этот номер прокатывает, но ты обратился не по адресу. Ты вошел, как гость, в мой дом, но повел себя тут, как хозяин, – мои ладони легли на его лицо. – Поцелуй. Прикосновение к губам того, кого желаешь, любишь или почитаешь, – нежно прикоснулась к нему губами. – То, что ты делал недавно, поцелуем не назовешь. Если я хочу поцеловать кого-то, то делаю это так, – кончиком языка обвела нижнюю губу Амира и прильнула к мужчине в поцелуе. Он ответил, только сейчас в его прикосновениях не было горечи. Руки ослабили хватку, и теперь не душили, а поддерживали. Я отстранилась и заглянула ему в глаза. – Я конечно чудовище, Амир. Монстр. Порой сама себя боюсь. Я не взываю к проявлению нежности – сама далека от этого. Но я требую уважения. И как ты не приемлешь оружия на своей территории, так и я не приемлю неуважения по отношению к себе. Знаешь, какие плюсы в том, чтобы быть чудовищем? Я могу задавить в себе любые чувства, которые испытываю. И если я ставлю точку – ставлю навсегда.
– Вчера я готов был нарушить свои же правила. Убить ублюдка, который посмел тебя обидеть, и убить тебя, потому что ты влезла во все это.
– Влезла? – мои губы тронула улыбка. Переживал значит. – Ты забыл, кто я? Обидеть меня довольно тяжело. Потому как такая попытка приравнивается к смерти. Кажется, нужно обработать твою рану, а иначе будет шрам.
– Насрать, – выругался мужчина, его голова прижалась к моей груди. – Одним больше, одним меньше – сама сказала, что шрамы украшают.
– Сказала. И еще говорю, что нужно обработать. Отпусти и присядь, – ноги коснулись пола, и я прошла к шкафчику с аптечкой. Взяла все необходимое и вернулась к нему. Обработав укус, услышала вибрацию телефона. – Кого там еще черт по мою душу прислал? – пробормотала, оторвавшись от Амира, и залезла в клатч, выуживая из него айфон. – Да. Покупатель? Организуй на завтра, сегодня у меня другие планы. Ага. Все верно. Отключаюсь, – скину звонок. Немного подумав, набрала номер. – Утро доброе. Узнал? Знаю, что узнал. Так вот, ждите в гости. Я своих слов на ветер не бросаю. Заскочу в одно место и приеду. А пока постарайтесь привести ее в чувства. А то ей не понравятся мои методы. Нет? – вздохнула. – Что ж… Значит так и должно быть. До встречи, – повернулась к мужчине, который с интересом наблюдал за мной. – У меня дела. Думаю, Захаров уже доложил, что у меня крыса завелась?
– Да, говорил.
– К тому же, Царев открыл охоту. Полагаю, что ты в курсе.
– Да.
– У меня слишком много посторонних дел, чтобы еще к ним прибавлять сердечные. Очень надеюсь, что мешать не будешь. Мне нужно в Совет, потом поеду к Тагаевым. Нужно приводить девчонку в чувства. А иначе придется заказывать ей не подвенечное платье, а саван.
– Мы усилили охрану вокруг их дома.
– Вот и славно. Что с Димой?
– Запаковали и отправили к папаше.
– То-то он с утра такой злющий был, – понимающе пробормотала. – Ладно, мне пора.
– Ставишь точку?
– Точку? – переспросила непонимающе, затем улыбнулась. – Ах, это… Нет, Сеитов. Лишь беру паузу. И тебе советую. Все это очень забавно до поры до времени. Но что потом? Терзая друг друга, мы лишь будем отнимать у себя самих время. Подумай, чего желаешь на самом деле. Реши, сможешь ли ты принять рядом с собой монстра? Два чудовища в тандеме – не слишком ли?
В тот день мы разошлись, не сказав больше друг другу ни слова. Сели в свои дорогие тачки, и под рык моторов отдалились. Уже потом, я буду вспоминать эту встречу как одну из ключевых в своей жизни. Нет, своими словами я не поменяла мужчину. Люди не меняются. Особенно жестокие и плохие. Чудовища только в сказках превращаются во что-то прекрасное. В реальности они остаются чудовищами. Мы сняли свои маски друг перед другом. Показали свои истинные лица. И ужаснулись, осознав, что видим в друг друге отражения себя. И каждый вправе был решить, сможет ли жить с этим.
***
Царев-старший к утру был в такой кондиции, к которой приходят лишь в нескольких случаях – в скорби или в гневе. И так как скорбь ему была незнакома, то было понятно, что именно разъедает его душу. Если Василиса его раздражала, то Диму он готов был прибить. Ублюдок! Как он посмел пойти наперекор его приказам? Но ничего. Наказание нашло его, и отчасти мужчина был рад тому, что все свершилось руками его Василисы. Его идеальной, но такой, сука, непослушной девочки! Царь глушил гнев, заливая его алкоголем. В кабинет постучали, и дверь неслышно отворилась. В проеме появилось лицо главы его охраны.
– Врач только что ушел. Жить будет. Хотя, скорее всего в этот раз хромота останется навсегда.
– Зашибись, – пробормотал, опрокинув в себя стопку. – Что-то еще? Чего замер?
– Вячеслав Геннадьевич, там к Вам девушка пришла, – мужчина помялся в дверях.
– Шлюха?
– Нет, это…
– Аааа, – он недобро усмехнулся. – Она пришла. Что же. Не будем заставлять даму ждать? Тащи ее сюда.
– Как скажете, – охранник исчез, а Царь приглушил свет, оставив только горящий камин. Встал из-за стола и прошел к кожанном дивану, устроившись на нем. Графин и стаканы последовали за ним на невысокий стеклянный столик перед ним.
– И кто же расстроил моего милого? – женские ладони с аккуратным маникюром легли на его плечи, немного сжав их.
– Явилась? – недобро ухмыльнулся Царь.
– Ну, Слав… Не могла раньше, ты же знаешь, как все непросто, – руки девушки начали массировать его плечи.
– Не Слава, а Царь. Не заслужила еще называть меня по имени. Новости есть? Хотя нет. Сначала покажи, насколько считаешь меня милым. А потом поговорим.
Глава 24. Ад тебя заждался, крыса!
Как-то одно из моих заданий решило пофилософствовать. Это было еще в те далекие времена, когда карт не существовало, а я была обязана выполнять прихоти Царя и Совета. Мне заказали одного из крупных предпринимателей, которому не посчастливилось перейти дорогу Тагаеву-старшему. Тогда, умирая, он сказал, что люди, окружающие меня, даны мне за мои грехи. Что чем страшнее мои грехи, тем червивее люди, стоящие за моей спиной. Как будто Америку открыл! Проповедник хренов. Я знала, кто меня окружает. Поэтому и тянулась к одиночеству. И нет, не в боязни
