— Успокойся, старый, мы своё отпели…
Между тем певица колхозного ансамбля, победившего на районном смотре, завывая и притопывая в такт, тряхнула обширным задом и протянула руки к гармонисту – истрёпанному парню с искусственным цветком в фуражке и толстыми ловкими пальцами. Забегав глазами, тот стал пятиться, тоже притопывая каблуками хромовых сапог. Взяв высокую ноту и потряхивая приличной грудью, солистка пошла на него. Пашка глазами, а не руками, к сожалению, впился в грудь певицы.
— Не так, не так поют, – окончательно расстроился дед. – Гоняется за мужиком, будто он червонец задолжал… Эх, бабка, – расчувствовался вояка, – помнишь, как мы, бывало, в клубе эту песню пели?.. У нас даже фотография есть… Я на стуле сижу, на коленях гармонь, она вот, худенькая такая, рядом стоит, руку свою мне на плечо положила и поёт… и как пела! – мечтательно произнёс он. – С душой! Помнишь, старая?
— Чё уж теперь, – махнула та рукой, – не чета этой финтифлюшке была.
— Бабка, чего ты как красна девица?.. Давай, как раньше, по полной шмякнем да споём…
— Разгулялся старичок, – подняла рюмку. – Смотри, чтоб не получилось, как у нашего колхозного бухгалтера. Помнишь Яшку–хромого?
Дед покивал лысой головой.
— Как же не помню?
— Тот, как на гулянье каком за стол садится, – обратилась она к нам, – так первый тост у него: «Под столом увидимси–и!..»
— Ха–ха–ха, – закатился дед.
— Главное, тост всегда сбывался… «А где Яшка‑то? – кинемся искать. – Да вот же он, на своём месте спит», – молодо засмеялась бабка.
— Грамотный был человек, семь классов кончил, – похвалил его старик.
— Помер недавно, сердешный, – жалостливо произнесла хозяйка. – Простой был, покладистый, такие долго не заживаются.
Начинало смеркаться. Зажжённый свет ударил по глазам, заставив сморщиться.
— А чего это у вас неруси сколько? – задал вопрос.
— Беженцы, мать их, – ответил дед. – Какие лет десять назад прибежали, какие недавно. Устроились пастухами в колхозе, теперя большая половина стада ихняя. Председатель было рыпнулся, чего уж ему сказали, не знаю, только нонче тихонько сидит. Участковый их стороной обходит, местные страшатся. Теперя они хозяева, не мы.
— А чего бояться‑то?! – стукнул кулаком по столу опьяневший Пашка.
— Как же, ружья у этих нехристей, – перекрестилась бабка.
— К Юльке помчишься или тут ночевать будешь? – приколол Заева перед сном.
Рано утром приехал Марк Яковлевич. Вид у него был – хоть картину рисуй, а мы даже не умылись толком. За ночь наши машины под завязку загрузили парным мясом и плотно накрыли брезентом. Грузчиков, конечно, мы не видели и в глаза. Я отогнал свою машину на Сенной рынок, а Пашка – в Крытый. Русские бомжи под присмотром кавказцев споро таскали туши в мясной отдел. Денег я получил прилично, но в два раза меньше обещанного. Правда, Марк Яковлевич разрешил нам два дня отдыхать.
Денис закончил первый класс, к нашей с Татьяной гордости, на пятёрки. Я знал, что парень растёт умный, но чтобы до такой степени.
Лето было в самом разгаре, жара стояла несусветная. Благо мебели стали возить меньше, покупать тоже. Кризис нашей «военки» постепенно перекинулся на другие сферы производства. Директоров и чиновников различных уровней это, разумеется, мало трогало. Марк Яковлевич готовил документы на приватизацию магазина.
— Скоро хозяевами станем, – объяснял он коллективу.
«Скоро ты будешь хозяином, а я как был «овном», так «овном» и останусь», – без конца бегал в душевую споласкивать лицо.
Не успевал вытереться, как тут же опять начинал потеть. Народ по очереди принимал водные процедуры. На женщинах–продавцах, кроме халатов и трусиков, одежды не наблюдалось. Да и эта, на мой взгляд, казалась лишней. Халаты без конца расстёгивались то сверху, то снизу. Особенно часто, когда в торговом зале с контрольной проверкой появлялся Марк Яковлевич.
Правда, выходил он обычно не один, а с замом – красивой женщиной бальзаковского возраста, с большими выразительными глазами и необъятной пятой точкой, напоминающей лошадиный круп.
Пашка теперь беспрестанно что‑то ронял, в основном коробок спичек или пачку сигарет. Особенно всё валилось из рук и карманов, когда рядом находились две подруги – Томка и Ленка. Они любили, чтобы их звали, как девчонок, хотя тётям перевалило за тридцатничек. Если кто‑то хотел досадить, то называл подруг по имени–отчеству. Когда Заев, выкатив глаза, нагибался за своей потерей, они раздвигали ноги и интересовались, чего он там ищет. Пашкина любимая по пятам ходила за ним, предлагая зашить карман.
Перед самым обедом меня подцепила весьма капризная клиентка. Покупала она полутораспальную кровать с деревянными полированными спинками. Кровать ей кое‑как подобрал, цвет и рисунок полировки совпали с её любимым шифоньером. Потом вместе с Тамарой и Леной направился в бендежку, где хранились матрасы.
Мне пришлось перелопатить несколько упаковок, так как нужный товар находился в самом низу. Когда с трудом добрался до него и торжественно извлёк на Свет Божий, он оказался совершенно не таким по цвету и качеству. Наступил обед. Наконец дамочка сделала выбор и указала на самый первый из предложенных, только теперь он вновь оказался внизу.
Вконец обессиленный, там же свалился на груду матрасов. Решил остаться без обеда, но зато отдохнуть. Ленка с Томкой, к моему удивлению, не вышли, а заперли дверь и легли рядом.
«Интересненько…» – подумал я и расстегнул халат.
— Жарко! – потёр грудь ладонью.
— И правда, – согласились они и стали расстёгивать халаты.
Лена была хрупкая блондинка с мальчишеской фигуркой и высокой причёской. Меня давно интересовало, натуральные у неё волосы или крашеные. Её небольшая упругая грудь с удивительно твёрдым соском прижалась к моему правому плечу.
«Поехали…» – пронеслось почему‑то в голове.
Моё левое плечо накрыла большая мягкая грудь. Тамара была выше и намного плотнее своей подруги.
«Какую же выбрать?» – мучительно соображал я.
Но выбирать не пришлось, девочки проявили незаурядную сноровку.
Как это было прекрасно! Я уже не понимал, где нахожусь, восторг охватил меня…
Уходя, они синхронно послали мне воздушный поцелуй.
— Насильницы! – успел бросить им вслед.
«Пойду помоюсь», – приведя себя в относительный порядок, направился в душ.
Усталости не ощущал, что показалось странным после таких нагрузок.
«Троих обслужил, – думал я, – клиентку и двух подруг…»
Распахнул дверь душевой и удивлённо замер. В глаза бросились четыре ноги и огромные ягодицы, сдавленные ладонями. В полумраке помещения увидел Пашкину физиономию. Губы его посылали меня на три буквы. Я был сытый и умиротворённый, как кот на масленицу, но прежде чем закрыть дверь, наступил ему на ногу.
«Ну и денёк сегодня…» – пошёл перекурить к столяру.
У кабинета директора стояли две продавщицы и Петя–глухой, внимательно к чему‑то прислушиваясь. Увидев меня, поднесли палец к губам.
— Что‑то директор с замом подозрительно давно заперлись, – объяснил потом Петя–глухой.
«Разведчик хренов», – оглядел огромный живот и маленькие уши, – ему, конечно, легче было бы ноги потерять, чем слух, он и на протезах бы, как бабочка, порхал по замочным скважинам…»
Вскоре появился нервный Заев и сходу кинулся выяснять отношения.
Оказывается, мой визит испортил ему финал.
— Позор! – хватался за голову.
Под мой смех столяр посоветовал привязывать кое–куда чайную ложку, на что Пашка и вовсе обиделся.
Вечером было стыдно глядеть Татьяне в глаза. Да ещё, как нарочно, пришёл почти трезвый.
«Лучше бы напился», – терзала меня совесть.
Через несколько дней всё повторилось. На это раз совесть не докучала.
Как‑то в конце смены в магазин заявился Лёша Чебышев, да не один, а с кладовщицей по спирту.
— Чё, бээф несёте? – широкой улыбкой встретил их Заев. – Главный, ты, по–моему, скоро в книгу рекордов Гиннесса войдёшь, как самый тощий житель земли…
— Да пошёл ты, кошёлка… От этого Гуинплена–Большого, что ли, привычку взял дразниться…
Мы по делу. Тамару сократили… Та тяжко вздохнула и промокнула сухие глаза.
— Может, её продавцом или, на худой конец, уборщицей возьмут?..
Из‑за положительных эмоций от встречи Пашка не мог настроиться на серьёзный лад и привязался к «худому концу».
— Весь в хозяина… То‑то, гляжу, с тобой Митрофаниха раздружилась… – услышали мы с Тамарой, направляясь к директору.
Свободных вакансий в магазине не оказалось.
— Вот что мы сделаем, – пришла в голову оригинальная мысль, – торговать будешь, но не мебелью, а мясом, – успокоил её.
После работы, подзаняв у насильниц деньжат, помчался на рынок, куда возил мясо и откупил торговую точку. Дело это оказалось весьма сложным. Гости с Кавказа начали с гвоздичек и постепенно оккупировали весь базар. Вся торговля шла через них. Местные менты кормились из их рук, так что жаловаться было бесполезно.
