— Причина?
— Надо уметь стрелять как следует.
Бодров подошел посмотреть на задержанных. Здоровенный детина с красным обветренным лицом загнанно жался в угол автомашины. Второй из-под низко опущенного козырька кепки злобно уперся запавшими воспаленными глазами в подошедшего майора, на выступающих скулах заходили желваки. Нервный тик дергал щеку.
— Чего диким зверем уставился? — спросил Сергей.
— Дай мне волю, — осевшим голосом ответил задержанный, — всех бы порвал на куски.
— Волк в предчувствии смерти свирепеет. Не подавай виду, что испугался, рядом подчиненные, авторитет потеряешь.
— Подойди ближе, гад, плюну, — дико сверкнув глазами, оскалил зубы «злюка», как его окрестил Бодров.
— Говорят, самое надежное лекарство от бешенства — пуля.
— Застрелите меня. Сам я не успел этого сделать.
— Не могу, — с сожалением развел руками Сергей. — В разведывательном отделе к вам накопилось много вопросов. Когда из вас вытряхнут все, что знаете, эти пожелания выскажете в военном трибунале.
— Меня тоже расстреляют? — вскинулся Василь, нервно тряся головой.
— Вряд ли. Но все зависит от информации, которой вы располагаете, что скажете в разведотделе.
Последнее время задушевные песни в исполнении Клавдии Шульженко стали вызывать непрошеные слезы. Зина, затаив дыхание, с затуманенными глазами, смотрела на репродуктор.
Помню, как в памятный вечер
Падал платочек твой с плеч,
Как провожала и обещала
Синий платочек сберечь.
Она представила ту девушку, на плечи которой парень накинул скромный прощальный подарок, завидовала чистоте помыслов, не сомневалась, что дождется она друга милого, если обещала сберечь себя и синий платочек.
«Ну почему у других так?.. Гад этот Иван Степанович, поеду в Батурино, плюну ему в бесстыжие глаза… Сколько горя из-за минутной девичьей слабости!.. Сколько боли матери. А Сереже… А сыну…»
Пришла Клавдия Сергеевна, принесла письмо.
— Опять расстраиваешься?
— На душе тяжело. От кого письмо? Ой! Это же от Наташки Светловой!
Она быстро раскрыла толстый треугольник письма.
— Три листа! Ну, молодец, подруга!
Зина углубилась в чтение. Мать с радостью отметила: лицо дочки изменилось, бледные щеки покрылись румянцем, потом она улыбнулась и громко рассмеялась. Давно уже не видела Клавдия Сергеевна дочь в таком настроении.
— Что тебя так рассмешило?
— Представляешь, мама, Толя с Наташей поженились с разрешения Сергея.
— Шутка, что ли?
— Сергей уже такой начальник, что может разрешать подобное.
— К кому-нибудь другому они могли же обратиться?
— Он их командир.
— Кто они, твои друзья?
— Толя заместитель Сергея, майор, а Наташа фельдшер в их части, старшина. Могла бы и я сейчас быть с ними, — взгрустнулось Зине. — Письмо написано с разрешения Сергея.
— О делах Сергея подруга пишет?
— Нет.
— Больше недели внимательно наблюдаю за тобою, сдается, ты изменилась в лучшую сторону: встаешь сама, подолгу ходишь по комнате, на голову меньше жалоб. Какое сейчас самочувствие?
— Я хочу поехать в Батурино. Чувствую, выдержу. Димку хочу повидать, прижать к себе, побыть с ним, поиграть.
Чтобы не расстраивать дочь, Клавдия Сергеевна не стала продолжать обсуждение темы. Однако на следующее утро Зина вновь возобновила разговор о намерении поехать к сыну.
— Думала, в шутку, а тебе в самом деле захотелось побывать в Батурино. Слаба ты еще для этого. Как врач говорю тебе. Да и кто знает, как тебя примут? Писем оттуда нет.
— Но не прогонят же. Побуду денек и возвращусь. Попутных автомашин много, погода хорошая.
— Димку не пытайся забрать.
— Когда окончательно поправлюсь, я и тогда сделаю это лишь с разрешения Сергея. Но как бы мне хотелось, чтобы сын был здесь!
— В доброй семье дети вырастают хорошими. Там надежнее, и нам спокойнее.
— Мама! Если задержусь, ты не разыскивай меня. Не к чужим же еду.
— Ой, дочка!..
Зина ехала на попутной автомашине, смотрела через стекло кабины, с волнением ожидая встречи с Батурино. Когда из-за поворота лесной полосы показались первые дома, сердце радостно забилось. Хотелось смотреть и смотреть на ничем не примечательные строения.
Автомашина шла транзитом. Зина сошла возле магазинов. Их на этой улице было несколько. Зашла в первый, райпотребсоюзовский. Правая его половина — продовольственная, левая — промтоварная. Не ахти какие, но в обеих половинках товары лежали. Она купила полкилограмма конфет-подушечек, других не было. Радовало, что никто на нее не обращал внимания. К тому же она надвинула низко на лоб платок и не старалась глядеть на входивших женщин. Вышла на высокое крыльцо, навстречу поднимался Иван Степанович.
— Ой, Зина, Зиночка! Какими судьбами? — заулыбался он, пытаясь взять ее за руку.
— Гад! — плюнула она в его глаза. — Помрешь, кол осиновый воткну в могилу.
Иван Степанович снял очки, начал их протирать носовым платком, близоруко щурясь на молодую женщину, так позорно поступившую с ним.
Не останавливаясь, Зина прошла мимо и направилась к клубу, затем тропинкой к дому Бодровых. Возбужденная неожиданной встречей, она шла быстро, разрумянилась. Но постепенно злость притихла, а по мере приближения к дому, движения ее замедлились. «Что я скажу? Зачем приехала? Кто просил?» Вот и порожек, который она не раз видела. Робко преодолела обе ступеньки, поклацала щеколдой. Дверь оказалась закрытой. Сгорбившись, села на верхнюю площадку без мыслей в голове.
Анна Михайловна шла домой не спеша. Вадим на работе до позднего вечера, Лида с внуком в Горшовке, куда торопиться?! Покорно сидевшую на своем крыльце женщину увидела издали. «Кто бы это мог прийти?» Подошла.
— Зина?! — удивленно воскликнула она. — Вот уж кого не думала увидеть, хотя, честно говоря, ждала.
— Вы уж извините, без приглашения, — с румянцем неловкости ответила гостья.
— Что ты, дочка, что ты. Я рада видеть тебя.
Слово «дочка» радостно всколыхнуло сердце. Глаза Зины наполнились слезами. Захотелось сказать многое, но спазмы в горле не давали выхода словам.
— Не осуждайте меня строго, Анна Михайловна… За все…
— Жизненных путей без ухабов не бывает. Идет человек по ровному и вдруг — на тебе, влетел в колдобину. Важно в другой раз туда не попадать, не забывать смотреть под ноги.
— Рытвины на моей дороге уж больно глубокие. Выкарабкалась, но испачкалась, никак не отмоюсь.
— Время — всему судья.
Вошли в комнату. Зина огляделась по сторонам, недоуменно посмотрела на мать Сергея.
— На хуторе они с Лидой, у дедов.
— А как же я? — растерянно развела руки гостья.
— Поезжай и ты туда. Лиде надо в школу, а ты там поживешь с сыном.
— Нехорошо как-то. Ни с того ни с сего. Да и нездоровая я.
— Деды рады будут. Они души не чают в Димке, внучком его называют. А матери я письмо напишу, чтобы не беспокоилась. Воздух в Горшовке живительный, подлечишься бабушкиными лекарствами.
— Сколько вам хлопот из-за меня! Да и денег у меня мало.
— Не знаю, уж какой там начальник Сергей, но по его денежному аттестату мы получаем достаточно, я даже перестала подрабатывать. Деды живут неплохо. Не тревожься. Будешь гостьей желанной, забудешь хоть на время свои тревоги, порадуйся жизни. Ты ложись, отдохни, я пойду похлопочу в МТС насчет лошади. Пешком тебе не дойти, хотя тут всего восемь километров.
— Я дойду! — загорелась желанием Зина.
— Нет, не дойдешь, — посмотрела внимательно Анна Михайловна на гостью. — Зачем рисковать?
Зина послушалась совета. Сняла ботинки, легла на кровать, прикрыв ноги в чулках своим пиджаком. Гудела голова. Довольная гостеприимством хозяйки, быстро заснула. Пробудилась оттого, что хлопнула входная дверь. В проеме стоял Вадим, опираясь на костыль.
— Здравствуй, Зина! — сказал он буднично, будто не видел ее лишь со вчерашнего дня. — Рад встретить тебя в нашем доме.
— Я тоже рада, — засмущалась гостья.
Тяжело опираясь на костыль и прихрамывая, брат Сергея прошел к столу, сел. Воспользовавшись моментом, Зина встала, оделась, прикрыла плечи платком. Вошла мать.
— Обедаем и отправляемся в Горшовку. Вадим попросил милицейскую бричку. Тебя отвезу, — обратилась она к Зине, — и сразу же обратно. Транспорт служебный.
Анна Михайловна налила чашку наваристых щей, кружку молока. Гостья достала гостинцы, но хозяйка сказала, лучше их в подарок повезти дедам. Тут можно купить, а там они не продаются. Ели молча. Зина с удовольствием справилась со щами, выпила полную кружку молока.
— Спасибо, Анна Михайловна, не помню, когда ела с таким аппетитом.
Она поглядела на молчавшего неприветливого Вадима, и голова вновь разболелась.
