— Я поступил с вами несправедливо, — сказал я, — очень несправедливо.
Я достал карточку и отдал ему. Он выудил из кармана очки в металлической оправе, и надев их на нос, стал читать карточку, далеко отставив ее. Читал он медленно, шевеля при этом губами. Окончив, он посмотрел на меня поверх очков и отдал мне карточку.
— Возьмите, а то еще уроню, и потеряется, — сказал он. — Я думаю, жизнь у вас, наверно, интересная.
— И да и нет. Как ваше имя?
— Грэнди. Зовите меня просто Поп. А кто его убил?
— Не знаю. Вы тогда никого не заметили, кто был бы вам не знаком, или странно вел бы себя?
— Что вы! Я ведь ничего не замечаю, — сказал он, — сам не знаю, как это мне удалось вас запомнить.
— Ну, например, высокая блондинка, или высокий стройный мужчина с бачками лет тридцати пяти.
— Не-а.
— А ведь любому и вверх и вниз надо ехать в вашей карете.
Он кивнул костлявой, похожей на череп головой.
— Но кое-кто пользуется пожарной лестницей, выходя потом в коридор через запертую на засов дверь. Есть и еще один путь, — рядом с лифтом идет лестница, она начинается на втором этаже. С нее можно потом пройти на пожарную лестницу — ничего уж тут не поделаешь.
Я согласно кивнул.
— Мистер Грэнди, не могли бы вы принять от меня в дар пять долларов, — разумеется, не как взятку, но как дань уважения от искреннего друга?
— Ну что ж, сынок, она у меня пойдет в такой оборот, что у Эйба Линкольна вспотеют баки.
Я достал пятерку, но прежде чем ее отдать, посмотрел, был ли на ней Линкольн. Да, точно. Был.
Он мелко-мелко сложил ее и глубоко засунул к себе в карман.
— Очень хороший вы человек, — сказал он, — только, черт возьми, не думайте, что я ее у вас выудил.
Я отрицательно тряхнул головой и пошел по коридору, читая надписи на дверях.
Д-р Е. Бласковиц, врач-хиропрактик. Дальтон и Рис, перепечатка на машине. Л. Придвью, бухгалтер. Четыре двери без надписей. Мосс, отправка почтой. Еще две двери без надписей. Х. Р. Тигер, зубоврачебный техник. Это помещение было расположено так же, как и офис Морнингстара, только двумя этажами ниже. Отличие было в том, что у Тигера была только одна дверь, и расстояние от его двери до следующей было несколько больше.
Взявшись за ручку, я толкнул дверь — она не открывалась. Я постучал — ответа не было. Я постучал сильнее — молчание. Я вернулся обратно к лифту, который все еще стоял на шестом этаже. Поп Грэнди посмотрел на меня так, словно он видел меня впервые.
— Ничего не знаете о Х. Р. Тигере? — спросил я его.
Он подумал, потом сказал:
— Полный, пожилой, одет неважно, ногти, как и у меня, грязные. И сегодня я его, вроде бы, не видел.
— Как вы думаете, не позволил бы мне заведующий осмотреть его офис?
— Этот начнет вынюхивать, я бы с ним не связывался.
Он медленно повернул голову и посмотрел куда-то вверх. Повыше и чуть в стороне от него на большом металлическом кольце висели ключи. Поп Грэнди опустил голову и, встав с табурета, сказал:
— Ужас как приспичило, пойду-ка в сортир.
Он ушел. Увидев, как за ним закрылась дверь, я снял ключи и пошел опять по коридору. Подойдя к двери офиса Х. Р. Тигера, я открыл ее ключом и вошел.
За дверью была маленькая прихожая без окон, на обстановку которой не пожалели средств. Два стула, вытяжной шкаф, купленный во время распродажи какой-нибудь аптеки, лампа на высокой подставке, взятая из какой-нибудь полуподвальной лавки, и запачканный простой деревянный стол, на котором валялось несколько иллюстрированных журналов. Дверь за мной захлопнулась, и в прихожей стало бы совсем темно, если бы не свет из коридора, падавший сюда сквозь пеностекло двери. Я дернул за цепочку выключателя, висевшего на лампе, и подошел ко второй двери, которая была в перегородке. На двери было написано: Х. Р. Тигер. Личный кабинет. Дверь была не заперта.
Квадратная комната с двумя окнами, выходящими на запад. Занавесок на окнах не было, на подоконниках — слой пыли. Почти квадратный письменный стол, возле него вращающееся кресло и еще два простых грязных деревянных стула с прямыми спинками. На столе только старое пресс-папье, дешевая подставка для авторучки и круглая стеклянная пепельница, в которой был пепел от сигары. В ящиках письменного стола валялись транспаранты, ручки, перья для них, канцелярские скрепки, еще несколько старых пресс-папье, четыре непогашенных двухцентовые марки, конверты, несколько бланков для деловых писем с отпечатанными заголовками и несколько учетных бланков.
Проволочная мусорная корзина была битком набита. Целых десять минут потратил я на то, чтобы тщательно разобраться в этом мусоре. И недаром, — теперь я точно знал, что Х. Р. Тигер, зубоврачебный техник, обслуживал зубных врачей из бедных районов города, тех самых дантистов, кабинеты которых обычно находятся на вторых этажах небольших магазинчиков. Они не в состоянии выполнить сами техническую работу, обратиться в большие, хорошо оборудованные лаборатории они не могут из-за недостатка средств, и поэтому предпочитают иметь дело с такими же бедняками, как и они сами.
А главное, я нашел здесь квитанцию об уплате счета за газ, на которой стоял домашний адрес Тигера: Тоберман-стрит, 1354Б.
Запихав мусор обратно в корзину, я выпрямился и подошел к деревянной двери с надписью: Лаборатория. В дверь был врезан новенький замок, к которому мой ключ не подходил. Ничего не поделаешь. Погасив лампу в прихожей, я захлопнул дверь и вышел в коридор.
Лифт был внизу, и я вызвал его. Войдя в лифт, я бочком проскользнул мимо Попа Грэнди, держа ключи у себя за спиной, и незаметно повесил их на гвоздь у него над головой. Ключи слегка звякнули, ударившись о стенку, и он усмехнулся.
— Ушел, — сказал я. — Наверное, сегодня ночью. Унес с собой все барахло. В письменном столе ничего не осталось.
Поп Грэнди кивнул.
— Тащил два чемодана. А мне-то что, тут многие таскают чемоданы. Я думаю, он собрал монатки и бросил работу.
— И какая же у него работа?
Опять я задал пустой, праздный вопрос. Лифт, громыхая, спускался вниз.
— Какая? Да делает зубные протезы для ублюдков вроде меня.
— Не могли бы вы мне сказать, — спросил я его, когда он с трудом распахнул двери лифта, — какой цвет глаз у колибри? Мне кажется, это вам вполне по силам.
Он усмехнулся.
— Чего он натворил-то?
— Поеду к нему домой и разберусь, — сказал я. — Мне кажется, этот малый просто смылся.
— А я бы с ним поменялся местами, — сказал Поп Грэнди. — Даже если он отвалил во Фриско,[13] и его там сцапают, все равно я бы поменялся с ним местами.
Тоберман-стрит — широкая, пыльная улица, отходящая от Пико-стрит. Двухэтажный, выкрашенный белой и желтой краской дом смотрит на юг. Войдя на крыльцо, я открыл входную дверь. На первом этаже две квартиры, расположенные под прямым углом друг к другу. Квартира 1354Б была на втором этаже. Я нажал на кнопку звонка и держал ее, хотя был уверен, что мне никто не откроет. Мне казалось, что я непременно заинтересую соседей.
Действительно, открылась дверь квартиры 1354А, и из нее выглянула маленькая темноволосая женщина с очень живыми глазами. Она только что вымыла волосы и уложила их с помощью сложной системы заколок.
— Вы к миссис Тигер? — визгливо спросила она.
— Я — к мистеру, но можно и к миссис.
— Они вчера поздно вечером уехали в отпуск. Много времени отняла погрузка, и они запоздали. Они просили меня сказать, чтобы им перестали приносить молоко и газеты. Они ужасно торопились, все вышло как-то внезапно.
— Благодарю. Какой у них был автомобиль?
Вдруг из открытой двери раздался душераздирающий любовный диалог, который подействовал на меня так, словно меня съездили по лицу мокрой тряпкой.
Женщина с живыми глазами спросила:
— Вы их друг?
В ее голосе подозрение читалось столь же четко, как бездарность в радиопостановке.
— Наплевать, — сказал я грубо. — Деньги все могут, и я все равно узнаю, на какой машине они уехали.
Женщина повернула голову, прислушиваясь.
— Это Бьюла Мэй, — сказала она с грустной улыбкой, — ей так не хочется танцевать с доктором Майерсом. Я так боялась, что она не станет.
— О, черт, — сказал я.
Я вышел из дома, сел в машину и поехал по направлению к Голливуду.
Мой офис был пуст. Я отпер вторую, внутреннюю дверь, раскрыл окна и сел в кресло.
Вот и второй день близился к концу, из окон доносился грохот двигавшихся по бульвару машин. Марло в своем офисе, не забывая, конечно, про стакан, разбирал дневную почту. Четыре рекламных объявления, два счета, красивая цветная открытка из отеля в Санта-Роса, где я пробыл четыре дня в прошлом году, занимаясь одним делом, длинное, скверное отпечатанное письмо от какого-то Пибоди из Саусалито, в котором после общих и довольно туманных рассуждений говорилось, что он, Пибоди, по образцу представленного ему почерка подозреваемой личности может судить о внутренних эмоциональных свойствах личности согласно системам Фрейда и Юнга.
