И внезапно царь и царица появились вновь, вместе. Он сменил Синюю корону на Двойную корону Верхнего и Нижнего Египта. Коршун и кобра сияли у него на лбу, символизируя божественную защиту. На Анхесенамон была высокая корона с двумя перьями, та самая, которую носила ее мать Нефертити, — тем самым она объявляла себя Царицей-Богиней. Тутанхамон, который теперь ничуть не выглядел неуверенным или испуганным, горделиво смотрел вперед, поверх голов изумленной толпы жрецов и сановников, сгрудившихся в передней комнате, и дальше, на Солнечный двор. Выждав, он заговорил тихим, напряженным голосом:
— В храме Амона боги открыли себя Тутанхамону, Живому образу Амона. Я обладаю царскими именами: мое Горово имя — «Могучий бык, совершенный в своем воплощении», а также «Царь Верхнего и Нижнего Египта», «Ра — господин превращений, властитель правосудия». Этими своими царскими именами я возлагаю на себя Двойную корону и беру скипетр правителя и плеть Осириса. С этого дня я объявляю себя царем по имени и деяниям.
Имена — это силы. Они приносят в реальный мир то, что провозглашают. Это было провозглашение новой политики независимости. Новая коронация. Шорох изумления и благоговейного страха пронесся по толпе вслед за этим поразительным и неожиданным заявлением. Я заплатил бы золотом, лишь бы взглянуть на лицо Эйе в тот момент, когда он слушал эти слова, но голова старика оставалась склоненной.
Царь продолжал:
— Пусть об этом будет объявлено во всех уголках Обеих Земель. Да станет известно, что в память об этом дне я учреждаю новый праздник во священное имя Амона-Ра. Пусть это будет записано на веки вечные в писаниях богов, и пусть эти слова распространятся в записях по всем номам Обеих Земель, чтобы каждый подданный Великого Дома узнал эту великую истину!
Официальные писцы поспешили вперед со своими табличками, уселись со скрещенными ногами, натянув набедренные повязки на колени наподобие маленьких столиков, и быстро записали все сказанное царем на развернутых свитках.
Затем — как я теперь понял, они, должно быть, репетировали это множество раз — Анхесенамон поднялась и присоединилась к Тутанхамону, и они остались стоять вместе, пока толпа медленно впитывала в себя смысл и подразумеваемое значение его слов, чтобы после опуститься на колени и простереться ниц. Интересно, подумал я, как отреагирует Эйе на такой бесстрашный ход в великой игре во власть? Тот повернулся ко множеству лиц — взбудораженных, ожидающих, что он не примет подобного низвержения без борьбы. Однако Эйе был достаточно умен. Выждав долгую, тщательно выверенную паузу, словно именно он держал судьбу Обеих Земель в своих руках, Эйе заговорил:
— Боги всеведущи. Мы, те, кто всю свою жизнь трудится, чтобы поддерживать и укреплять Великий Дом, чтобы восстановить утерянный порядок в Обеих Землях, приветствуем это заявление! Царь есть царь. Пусть же боги сделают его великим царем!
Писцы записали и это тоже, и по сигналу, данному Эйе, быстро пустили свои свитки по рукам в дальний конец комнаты, где их забрали помощники, чтобы переписать и распространить повсюду, по всем землям и владениям, на свитках и резных каменных стелах. А затем, подавая пример остальным, Эйе простерся перед царственной четой, словно престарелое чудовище перед своими детьми, медленно и натужно, а также с опасной иронией, которую лишь он был способен вкладывать во все, что делал. Анхесенамон с Тутанхамоном поставили все на эту минуту, на успех своего заявления. Последующие дни должны показать, победили они или потерпели поражение.
Царь с царицей прошествовали из храмового комплекса обратно на Солнечный двор, где жрецы опустились перед ними на тщательно выметенную землю, и через колоннаду вышли к ожидавшей их колеснице, которая быстро унесла их прочь в коротком взблеске золота.
Прежде чем последовать за ними и отбыть вместе с Симутом на его колеснице, я оглянулся на заполненный толпой двор перед Колонным залом и увидел Эйе: он стоял в центре толпы, наблюдая за тем, как мы уезжаем, неподвижный словно камень. Казалось, волны спешных догадок и всеобщего волнения разбивались о него, расходясь кругами по сторонам. Очень скоро новости распространятся по всему городу, по канцеляриям и общественным местам, зернохранилищам и сокровищницам, и официальное заявление появится сперва в Фивах, а затем с гонцами будет переслано во все крупные города — Мемфис, Абидос, Гелиополь и Бубастис, а также к югу от Элефантины и в гарнизонные городки в Нубии.
Вслед за царской колесницей мы возвратились к реке, где собравшаяся толпа выкрикивала молитвы и приветствия, и быстро погрузились на царскую барку, чтобы переправиться через реку. Царь с царицей оставались в отгороженном для них отделении, за опущенными занавесями. Когда барка отплыла от берега и крики с причала стихли, я услышал, как они тихо разговаривают друг с другом; слов было не разобрать, но слух мой уловил интонации ее голоса, успокаивающие и подбадривающие, в ответ на его более недовольный голос.
Корабль пристал возле дворца, и сошедшую на берег царскую чету быстро окружила защитная фаланга дворцовой стражи. Они поспешили внутрь дворца, словно сам солнечный свет таил в себе угрозу.
Хаи шел вместе со мной и Симутом, оживленно разговаривая. В кои-то веки он казался взволнованным.
— Эйе будет просто в ярости! — восторженно шептал он. — Он не ожидал ничего подобного!
— А вы ожидали, — уточнил я.
— Ну, мне лестно осознавать, что я был удостоен доверия царицы. Она не стала бы делать этого хода в великой игре, не заручившись предварительно поддержкой среди тех, кто к ней близок.
И поддержка ей понадобится, подумал я. Эйе крепко держал Обе Земли за горло; он до сих пор правил жречеством, чиновниками и казначейством. А Хоремхеб контролировал армию.
— Но чуть не случилась еще одна катастрофа! Еще чуть-чуть, и… Как такое могло произойти? К счастью, это не заставило царя передумать, — сказал Хаи.
Симут ощетинился:
— Главного архитектора вскоре доставят сюда для допроса!
— А вы, Рахотеп, так и не приблизились к раскрытию преступления, а злоумышленник, кажется, свободно действует не только в царских покоях, но еще и в Колонном зале, на территории самого священного храма! — проговорил Хаи, словно решил, что настало время поровну распределить между нами обвинения.
— Мы боремся с тенью, — ответил я.
— Что не означает ровным счетом ничего, — фыркнул он, к моему раздражению.
— Важно понять, как этот человек думает. Все, что он делает, — ключ к его разуму. Поэтому нам следует внимательно рассмотреть каждую ситуацию и попытаться расшифровать и выяснить ее значение. Проблема в том, что все наши усилия контролировать ситуацию сводятся на нет благодаря разногласиям, которые он тщательно создает среди нас. Для него это нечто вроде изящной игры. Он бросает нам вызов, предлагая понять его, разобраться в его мотивах и затем поймать. До сих пор мы ни в чем не имели успеха. Мы едва-едва начали принимать его всерьез. Или, возможно, мы приняли его слишком серьезно, потому что если бы мы не обращали внимания на то, что он делает, разве приобрел бы он какую-либо реальную власть?
— Вы говорите словно воин, который восхищается своим врагом, — саркастически отозвался Хаи.
— Я могу уважать его ум и ловкость, но это не значит, что я уважаю или восхищаюсь тем, как он их использует.
Анхесенамон и Тутанхамон ожидали нас в приемной, восседая на двух великолепных тронах. Все вокруг было пронизано опьяняюще-приподнятым духом, хотя витала в воздухе также и ощутимая нотка беспокойства, поскольку не все прошло вполне безупречно.
Хаи, Симут и я принесли формальные поздравления.
Тутанхамон окинул нас пристальным взглядом.
— Склоните передо мной головы! — внезапно вскричал он, вставая. — Как оказалось возможным, что я — снова! — был так унижен? Как оказалось, что для меня по-прежнему нет безопасного места, даже в моем собственном дворце?
Мы ждали, опустив головы.
— Муж мой, — быстро промолвила Анхесенамон. — Лучше подумать о том, что у нас есть. Нам стоит принять добрый совет от этих людей, которым мы доверяем.
Он снова уселся на свой маленький трон.
— Поднимите головы.
Мы повиновались.
— Ни один из вас не сумел защитить меня от всех этих опасностей. Но у меня есть идея. Думаю, это очень хорошая идея. Пожалуй, она может разом разрешить все наши проблемы.
Мы ждали, обратив к царю лица, на которых, должно быть, отражалась вся смесь наших эмоций.
— Есть ли иной, столь же освященный временем обычай, с помощью которого новый царь может выказать свою власть и храбрость, кроме львиной охоты? — продолжал Тутанхамон. — Мы объявили себя царем. А следовательно, что может послужить лучшим доказательством нашей пригодности для народа, чем охота? Я отправлюсь охотиться в Красную землю и вернусь с добычей!
