– Ну, а как продвигается следствие по убийству на Ханбери-стрит, инспектор?
– Хотите перехватить у нас лавры, мистер Фейберовски? Могу вам подкинуть свеженькую версию. Вчера Абберлайну телеграммой сообщили из Грейвсенда об аресте в тамошнем трактире «Голова Римского папы» какого-то Пиготта. В его чемодане была обнаружена рубаха с кровавыми пятнами, а на обуви были следы скребка, которым, конечно же, соскабливали кровь. Суперинтендант Берри, взявший дело в свои руки, заметил рану на его руке. Пиготт объяснил ее укусом какой-то припадочной бабы на заднем дворе Уайтчеплской ночлежки, которой он пытался помочь.
– И что, Абберлайн принимает всю эту чушь за чистую монету?
– Похоже на то. По крайней мере сегодня утренним поездом Абберлайн выехал для выяснения дела в Грейвсенд и около часа привез с вокзала Лондон-Бридж Пиготта в кэбе в участок на Коммершл-роуд. Говорят, он совершенный псих.
– Не понимаю, зачем Абберлайну потребовалось тащить этого Пиготта до Уайтчеплу. Он что, собирается прикладывать укушенную руку до зубов покойной?
– Нет, инспектор намерен представить Пиготта на опознание перед хозяйкой таверны «Принц Альберт» на Брашфилд-стрит, где в семь утра восьмого сентября какой-то из посетителей выпил наспех полпинты пива. Хозяйка таверны настаивала, что руки и лицо того посетителя были испачканы кровью. Его видели также подруга хозяйки и один из завсегдатаев.
Артемий Иванович, собравшийся проверить, чем же в действительности занимается поляк, узнавал только отдельные слова вроде «пива» и «таверны», и понимающе кивал, когда таковые встречались в речи собеседников.
– Я всего лишь частный сыщик, инспектор, – сказал Фаберовский. – Я никогда раньше не занимался расследованиями убийств, но мне кажется, что полиция не там ищет убийцу.
– И где же, по вашему, мы должны его искать?
– Скажем, прямо у вас на участке имеется одно такое гнездо разврата и преступлений, скрывающееся под вывеской Международного Образовательного клуба. В этом клубе на Бернер-стрит собирается весь тот сброд, все те бездельники и негодяи, которые не пожелали быть законопослушными гражданами у себя на родине, в России или Польше, и уехали сюда, в Англию, чтобы здесь безнаказанно сеять беззаконие и анархию.
– Мне кажется, вы преувеличиваете, Фейберовски, – поморщился Пинхорн. – Все эти социалисты – те же несчастные евреи, которые высаживаются с гамбургских пароходов у Айронгейтской лестницы в доках Тилбури. Если и есть от них беспокойство для полиции – я не говорю об Особом отделе – то только в случае, если социалисты передерутся со своими ортодоксальными соседями.
– Жители Ист-Энда очень рассержены на полицию за последние убийства, – сказал поляк.
– Это претензии к инспектору Риду и его подчиненным. Мы сделали со своей стороны все, что могли. Со вчерашнего вечера на дежурство отправлены усиленные наряды. Мы выпустили на улицы большое количество констеблей в штатском. Но люди совершенно сошли с ума. Сегодня утром было арестовано двое мужчин за какие-то пустяковые нарушения и каждый раз взбешенная толпа бежала за констеблями, крича, что пойман убийца. А к нам в участок принесли тут на носилках одного человека, которого несколько помяли в ссоре, так перед дверями собралась огромная толпа и отказывалась разойтись. Они убрались только незадолго до вашего прихода.
– К вам сержант Тик, сэр, – доложил дежурный.
– Чем порадуете нас, сержант? – спросил Пинхорн у вошедшего детектива.
– Здравствуйте, мистер Фейберовский, – приветливо кивнул Тик. – Я задержал Джека Пайзера, инспектор. Едва довели его до участка. Я уж думал, что у нас его просто отнимут.
– И зачем нам этот Пайзер нужен?
– Кожаный Фартук, – неуверенно и мрачно сказал Тик.
– Веди его! – равнодушно проговорил Пинхорн. – Отдадим Абберлайну.
Дверь открылась, и в кабинет ввели тщедушного еврея с черными пейсами и чисто выбритым подбородком, в толстых очках, неоднократно чиненых бечевкой. Вид его был настолько жалким и смехотворным, что в кабинете воцарилось молчание. Все недоуменно переглядывались.
– Ну, не знаю, сэр! – наконец сказал Тик. – Мне было велено найти Кожаного Фартука и я его нашел. Если у нас и есть какой-то Кожаный Фартук, то это он. Сегодня утром, уже после восьми часов, мы с двумя констеблями пришли в дом 22 по Малберри-стрит и Пайзер открыл нам дверь. Я сказал ему, что он и есть тот человек, который мне нужен. Я предъявил ему обвинение в причастности к убийству на Ханбери-стрит и он ничего мне на это не ответил.
– При этом он побледнел и задрожал? – иронически заметил поляк.
– Так и было, мистер Фейберовский, – ответил детектив. – Я передал его констеблям и произвел обыск в доме. Я нашел у него пять вот этих ножей для работы с кожей и несколько старых шляп.
Тик положил на стол суконный охотничий шлем с двумя козырьками, полный острых длинных ножей.
– Зачем вы притащили этот чепец? – спросил Пинхорн.
– Ну как же, сэр, ведь в газетах писали, что Кожаный Фартук носит именно такую кепку. Это и есть его кепка. Одно время он подрабатывал изготовлением шляп, а у Мэри Николз, по уверениям свидетелей, перед ее убийством появилась новенькая шляпка. Я знаю Пайзера восемнадцать лет, господа, и я почти уверен, что он невиновен, но никакого другого Кожаного Фартука у нас в дивизионе нету.
– Кожаного Фартука скорее следовало бы искать среди местных подонков: воров, хулиганов, – сказал Фаберовский. – Или анархистов с социалистами.
– Мне знакомы все значительные воры в нашем дивизионе, сэр, – возразил Тик. – За последние два дня я посетил множество притонов, и меня, как и после первых убийств, опять уверяли в своем отвращении к зверским преступлениям. Мне открыто заявили, что если только они смогут поймать убийцу, они немедленно отдадут его в руки правосудия. Я уверен, что Кожаный Фартук, которого мы ищем – это Джон Пайзер. Я допросил его друзей и брата с мачехой, у которых он скрывался. Они утверждают, что он не имел никакого отношения к этому делу и что он не высовывал носа из дома начиная с четверга. Я спросил у него, зачем же он тогда скрывался, а Пайзер ответил, что это брат посоветовал ему укрыться, сказав, что его считают главным подозреваемым и могут растерзать, если он попадет в руки разъяренной толпе.
– Надо организовать опознание, – инспектор скучающе взглянул на Пицера. – Отправьте арестованного в камеру и вызовите свидетелей и подставных на завтра на час дня. Да подберите подставных среди евреев, а то я вас знаю: притащите каких-нибудь негров или китайцев.
Тик с арестованным ушел. Фаберовский встал и сказал инспектору, толкнув в бок набалдашником трости задремавшего Артемия Ивановича:
– Мы зайдем попозже, когда вы завершите свои опознания.
– Если вам, как частным сыщикам, это интересно, вы можете посетить «Корону» на Майл-Энд-роуд. Сегодня наши торговцы и подрядчики устраивают там собрание, чтобы создать Комитет бдительности.
– Спасибо, инспектор, – сказал Фаберовский. – Мы непременно зайдем. Но мне обидно, честное слово, что Кожаный Фартук оказался таким заморышем.
И Пинхорн согласился с ним.
* * *
Выйдя на улицу, агенты раскрыли зонты.
– Прежде чем идти в «Корону», давайте навестим наших ирландцев на Брейди-стрит, – предложил Владимирову Фаберовский. – Меня беспокоит та история со шлюхами.
Они пошли на Брейди-стрит и, подходя к ограде еврейского кладбища, Артемий Иванович в ужасе увидел нескольких мужчин в штатском и констебля, о чем-то разговаривающих с миссис Слоупер и Даффи прямо перед дверями в дом.
– Это детектив-сержант Годли из отдела уголовных расследований. Идемте отсюда, пересидим где-нибудь в трактире.
Фаберовский быстро пошел прочь от кладбища в направлении Уайтчепл-Хай-роуд, и Артемий Иванович засеменил следом, то и дело оглядываясь.
Не останавливаясь, они свернули на Майл-Энд-роуд и шли по ней, пока Владимиров не увидел трактир под вывеской, изображавшей корону. Но едва они сунулись в дверь, как путь им перегородил трактирщик.
– Сейчас тут не наливают. У меня в трактире собрание налогоплательщиков прихода, решают вопрос о создании Уайтчеплского комитета бдительности из-за последних чудовищных злодеяний.
– Мы приглашены, – сказал поляк и потащил Владимирова внутрь.
– Странная публика, – шепнул ему на ухо Артемий Иванович. – Таких упитанных рож обычно в трактирах не бывает.
– Все те люди – подрядчики, портные, артисты, трактирщики – сливки уайтчеплского общества, связанные с мюзик-холлами, собрание налогоплательщиков прихода, – пояснил Фаберовский. – Они терпят убытки от нашей деятельности и потому, как я понимаю, только что на собрании налогоплательщиков прихода объявили себя Уайтчеплским комитетом бдительности.
Председательствующий на собрании, пожилой господин с понурыми усами, постучал кружкой по столу и сказал:
