— Совсем не интересуется курочками этот Клиффорд? Может, он педик?
— Мы не знаем.
— Он получил большой улов?
— Не больше пятидесяти четырех баксов. Смешные деньги.
— Мелкий вор, — согласился Доннер.
— Тебе известны крупные грабители?
— Те, кто работает на Холме, не пойдут грабить из-за жвачки. В прежнее время я знавал многих крупных грабителей.
Доннер лег спиной на мраморную скамью, устроив полотенце у себя на животе. Уиллис рукой стер пот со лба.
— Слушай, ты никогда не занимаешься делами снаружи?
— Что значит «снаружи»?
— На свежем воздухе.
— О, конечно. Этим летом я выходил часто. Замечательное было лето, приятель.
Уиллис вспомнил, что были побиты все рекорды высокой температуры.
— Да, чудесное, — кивнул он. — Так как же, Жиртрест? Есть у тебя кто-нибудь на примете?
— Ни одного слуха, если именно это тебя интересует. Или он новенький, или ведет себя тихо.
— А в городе много новых лиц?
— Новые лица всегда есть, папочка, — отозвался Доннер. — Но не сказал бы, что среди них сплошь грабители. По правде говоря, я знаю очень немного мальчишек, работающих по принципу «хватай и беги». Этим занимаются настоящие младенцы. Может, Клиффорд — подросток?
— Нет, судя по тому, что рассказывают его жертвы.
— Пожилой?
— За двадцать лет.
— Крутой возраст, — сказал Доннер. — Уже не мальчик, еще не мужчина.
— Бьет он, как мужчина, — заметил Уиллис. — Прошлой ночью последнюю свою жертву отправил в больницу.
— Знаешь что, давай-ка я соберу информацию, — предложил Доннер. — Послушаю немного здесь, немного там и позвоню тебе. Договорились?
— Когда? — спросил Уиллис.
— Скоро.
— Скоро — это как скоро?
— А высоко — это как высоко? — спросил Доннер и потер нос. — Тебе нужны наводки или доказательства?
— Наводка меня устроит, — сказал Уиллис.
— Великолепно. Тогда мне нужно немного принюхаться. Сегодня у нас что?
— Среда, — ответил Уиллис.
— Среда, — повторил Доннер и почему-то добавил: — Среда хороший день. Попытаюсь связаться с тобой вечером.
— Если будешь звонить, я подожду. Иначе пойду домой часа в четыре.
— Позвоню, — пообещал Доннер. — Эй, ты ничего не забыл? — крикнул Доннер Уиллису в спину.
Уиллис обернулся:
— Когда я пришел сюда, у меня не было ничего, кроме полотенца.
— Да, но я-то прихожу сюда каждый день, приятель, — сказал Доннер. — Мне потребуются расходы, ты понимаешь.
— Поговорим о цене, когда будет результат, — оборвал его Уиллис. — Пока я получил только много горячего воздуха.
Берт Клинг спрашивал себя, что он здесь делает.
Спустившись по лестнице от надземной станции, он мгновенно узнал ориентиры. Раньше он жил не здесь, но в детстве этот район входил в число его излюбленных мест, и Клинг с удивлением почувствовал, как легкая ностальгия закралась к нему в грудь.
Когда он смотрел вдоль улицы, видел широкий поворот железнодорожных путей там, где поезда надземной дороги Е1, сверкая и повизгивая, огибали Кэннон-роуд и направлялись на север. На фоне темнеющего неба он видел мерцающие огни чертового колеса и вспоминал ежегодные праздники в сентябре и апреле, которые проводились в дождь и солнце на пустыре рядом с жилым комплексом. Ребенком он часто посещал эти праздники и знал эту часть Риверхеда так же хорошо, как и район, в котором жил. В обоих районах странным образом перемешались итальянцы, евреи, ирландцы и чернокожие. Когда-то котелок с этой смесью поставили вариться в Риверхеде, с тех пор прошло много времени, а газ под ним так никто и не выключил.
В этой части города никогда не было расовых или религиозных столкновений, и Клинг сомневался, чтобы они когда-нибудь могли здесь возникнуть. Он вспомнил, как еще в 1935 году произошли беспорядки на расовой почве в Даймондбэке и как жители Риверхеда опасались, не распространятся ли они на их район. Это, конечно, был какой-то странный парадокс: в то время как в Даймондбэке белые и черные резали друг другу глотки, в Риверхеде белые и черные вместе молились, чтобы эта болезнь не распространилась на их общину.
В то время он был еще маленьким мальчиком, но крепко запомнил слова отца: «Если ты поможешь распространиться этой заразе, ты не сможешь сидеть неделю, Берт. Я так тебя отделаю, что, если после этого ты сможешь ходить, — считай, тебе повезло!»
И эта эпидемия не затронула их район.
Клинг прошел по авеню, жадно разглядывая хорошо знакомые ориентиры. Latticini,[3] кошерная мясная лавка, магазин «Лаки и краски», большой магазин «А. & Р.», булочная, кондитерская Сэма на углу. Господи, сколько разнообразного сливочного мороженого съел он в кондитерской Сэма? Ему очень захотелось зайти туда и поздороваться, но за прилавком стоял вовсе не Сэм, а незнакомый мужчина, низенький и лысый, и Клинг с мучительной ясностью понял, что с тех пор, когда он был беспечным подростком, изменилось многое.
Эта мысль была не только болезненной, но и здравой, и он в пятидесятый раз спросил себя, зачем вернулся в Риверхед, зачем идет к Девитт-стрит и к дому Питера Белла. Поговорить с девочкой? Что может он сказать юной, семнадцатилетней особе? Держи ножки вместе, милая?
Клинг пожал широкими плечами. Роста он был высокого. Этим вечером он надел темно-синий костюм, и рядом с темной тканью его светлые волосы казались еще светлее. Дойдя до Девитт-стрит, он повернул на юг и достал из бумажника адрес, который дал ему Питер. Дальше по улице он видел желтое кирпичное здание средней школы и ее ограду. Вдоль улицы стояли частные дома, построенные в основном из древесины, но кое-где между ними, нарушая однообразие, попадались кирпичные здания. По обеим сторонам улицы, близко к проезжей части, росли старые деревья, смыкавшиеся над улицей сводом пылающего осенними листьями собора. В Девитт-стрит было что-то очень спокойное и миролюбивое. Клинг видел много листьев, сложенных у водостока, видел мужчину с граблями, пристально наблюдавшего за небольшим дымящим костерком из листьев возле его ног. От костра шел приятный запах. Клинг глубоко вдохнул воздух. Это место очень отличалось от запруженных толпой улиц 87-го участка. Здесь не было густонаселенных многоквартирных домов и закопченных зданий, тянувших к небу грязные бетонные пальцы. Здесь росли деревья тех же видов, которые встречались в Гровер-парке, граничившем с 87-м участком на юге. Но здесь вы могли быть уверены, что за их крепкими стволами не скрываются убийцы. Вот в чем было отличие.
В сгустившихся сумерках, под внезапно включившимися уличными фонарями Берт Клинг шел, вслушиваясь в звук своих шагов, и — довольно любопытно! — радовался, что попал сюда.
Он нашел дом Белла — большой дом в середине квартала, как и говорил Питер. Это было высокое, на две семьи, строение из кирпича и белой обшивочной доски. Асфальтовая подъездная дорожка спускалась к белому гаражу позади дома. К парадной двери вел ряд ступеней. Клинг еще раз проверил адрес, поднялся по лестнице и нажал кнопку звонка на дверном косяке. Через секунду раздался жужжащий звук, и Клинг, услышав легкий щелчок, повернул ручку и толкнул дверь внутрь. Он оказался в маленьком фойе, и перед ним немедленно распахнулась еще одна дверь, в которой — рот до ушей — появился Питер Белл.
— Ты пришел, Берт! Господи, не знаю, как тебя благодарить.
Клинг кивнул и улыбнулся. Белл схватил его за руку:
— Входи, входи. — Он понизил голос до шепота. — Джинни еще здесь. Я представлю тебя как моего друга-полицейского, а потом мы с Молли уйдем, хорошо?
— Хорошо, — ответил Клинг.
Белл провел его через открытую дверь. В доме пахло стряпней, и это усилило ностальгическое чувство Клинга. Дом выглядел теплым и надежным, в такой дом приятно входить с прохладного воздуха улицы.
Белл закрыл дверь и позвал:
— Молли!
Этот дом, как немедленно заметил Клинг, был построен по принципу железнодорожного вагона, в нем одна комната следовала за другой, и чтобы попасть в последнюю комнату, вам приходилось пройти через все остальные помещения. За передней дверью находилась гостиная, небольшая комната с диваном и креслами, которые, несомненно, рекламировались в одном из магазинов дешевой мебели как «Набор для гостиной». Над диваном на стене висело зеркало, а над одним из кресел — пейзаж в скверной раме. В углу комнаты стоял неизменный телевизор, с противоположной стороны находилось окно, под ним — батарея отопления.
— Садись, Берт, — предложил Белл. — Молли! — снова позвал он.
— Иду, — послышалось из другого конца дома, где, по предположению Клинга, располагалась кухня.
— Моет посуду, — объяснил Белл. — Сейчас придет. Садись, Берт.
Клинг опустился в одно из кресел. Как обходительный хозяин, Белл навис над ним.
