Кузьмичёв замолчал. К чему он мне всю эту лабуду травит? — не понял премьер-министр. Ну, благодарность понятно, а к чему старые дела вспоминать?
— Ладно. О прошлом поговорим после. — решил брать быка за рога Владимир Николаевич. — Мне нужно, чтобы ты со своими людьми принял мою сторону.
Кузьмичёв промолчал.
— Так какой будет твой ответ? — Яценко вскинул руку с часами: дел не впроворот, а этот побасенки травить вздумал.
Кузьмичёв по своему оценил жест гостя.
— Это всё, что ты хотел мне сказать?
— После договоримся, что и почём. Ты же знаешь, моё слово кремень.
— Знаю. Только Козаченко, а он мне назначил встречу на пять вечера, скорее всего, придёт с детальными, конкретными предложениями. Конечно его слово, в отличии от твоего, далеко не кремень, но я, вникая в то безвыходное положение, в какое он попал, могу выцыганить у него значительно больше, чем ты мне сейчас обещаешь. А, если учесть, что ты мне на данный момент ничего не гарантируешь, то выходит, я с них получу значительно больше.
— Много слов. — Яценко стянул с шеи шарф. — Говори конкретно, что хочешь взамен на свои голоса?
Кузьмичёв достал из нагрудного кармана шариковую ручку, притянул к себе лист бумаги и вывел на нём крупными буквами: ПОЛИТРЕФОРМУ.
Владимир Николаевич прочитал, несколько секунд дал себе времени подумать.
— В первой или во второй трактовке? — произнёс, наконец, премьер.
Первая трактовка принадлежала социалистам, и она превращала президентско — парламентскую республику в парламентско-президентскую, то есть, президент терял часть своих полномочий в руководстве внутренней политикой страны. Ему отводилась роль главы внешнеполитической деятельности, как, например, в Штатах. В таких условиях президент страны не мог влиять на бизнес — структуры, как было до сих пор. Чем никого из высших структур власти и не устраивал. Вторая трактовка принадлежала, как это ни странно, ныне действующему президенту Кучеруку. По ней, президент сохранял свои полномочия, однако, с некоторой корректировкой. К примеру, президент, своей личной росписью, как было до сих пор, по трактовке Кучерука, не имел, возможности влиять на фонд государственного имущества. Скептики и наиболее проницательные аналитики во втором варианте политреформы видели только одно: Кучерук побаивался, что любая пришедшая, новая власть попытается перераспределить уже распределённое по членам различных «семей» бывшее народное хозяйство.
Егор Федорович постучал пальцем по надписи:
— В первой трактовке.
— А если во второй?
— Это при том, что премьер-министр твой человек? — Яценко утвердительно кивнул головой. Кузьмичёв дал себе время подумать. — Согласен. Но, в таком случае, моей партии выделяются места в правительстве, и место спикера в парламенте.
— А не многовато ли?
Кузьмичёв порвал лист на мелкие кусочки и выбросил их в корзину для мусора.
— Я сейчас могу тебе, Владимир Николаевич, пообещать одно. Мне, честно признаться, с тобой будет работать намного спокойнее, нежели с Козаченко. Опять же, потому, что если ты даёшь слово, то его держишь. Но, если ты не пойдёшь на мои условия, не обессудь. Ты человек дела, и должен понимать: всё имеет свою цену. И я тебе её назвал. Подумай. До завтрашнего утра. Взвесь, прикинь. Как говорится, утро вечера мудренее.
* * * 16.00, по Киевскому времени
В назначенное время, к объекту «Продавец», в двадцати метрах от входа в станцию метро «Академгородок» подошли сразу два человека. Мужчина, лет тридцати, в демисезонном пальто, с кепкой на голове. И девчушка пятнадцати лет, в джинсах и куртке — «дутыше». В 17.38 наружное наблюдение, доведя мужчину в демисезонном пальто до квартиры, и убедившись, что тот там действительно проживает, доложило по городской телефонной связи руководителю Киевского областного управления Службы Безопасности Украины, Артёму Фёдоровичу Новокшенову, что: «… объект проявился, посылку забрал. Фотографии объекта сделаны, место его проживания установлено».
* * * 16.32, по Киевскому времени
«Руководство, подчиняясь указаниям вышестоящих органов, заставляет нас выполнять преступные приказы, направленные против народа. Мы, милицейское подразделение Киево-святошинского районного управления внутренних дел отказываемся исполнять незаконные инструкции, выданные нам на случай так называемой «кризисной ситуации». Мы заявляем о том, что вся милиция, весь офицерский и сержантский состав РУВД Киево — святошинского района города Киева поддерживает законные требования народа, и обязуется оказывать посильную помощь в поддержании правопорядка на Хрещатике, Майдане Незалежности, и в других точках скопления патриотов Украины.
подполковник МВД Украины, Суровцев С. К.,
специально для канала «Свобода», понедельник, 22-е, 200…»
* * * 17.00, по Киевскому времени
Ровно в 17.00 апартаменты ЦК КПУ посетил Андрей Николаевич Козаченко. Егор Федорович принял кандидата от оппозиции в том же кабинете, что и Яценко.
— С чем пожаловали? — хозяин коммунистического особняка излучал радость при появлении столь редкого гостя.
— Да вот, Егор Федорович, хочу с вами, как говорят в таких случаях, навести мосты.
— Внимательно слушаю.
Козаченко, в отличии от Яценко, сел не на стул, а разместился на кожаном диване, отчего и Кузьмичёву пришлось сесть рядом, тем самым, как бы устанавливая более тесные отношения с оппозицией, нежели с провластным кандидатом.
— Мы с вами, то есть и вы и я, вот уже как несколько лет являемся единственной оппозицией к нынешней власти. — начал монолог Андрей Николаевич. — Каждый в соответствии своего политического мировоззрения. Но цель у нас всегда была одна: не дать президентской власти скатиться до примитивной диктатуры.
— Согласен. — Кузьмичев повернулся в сторону небольшого, антикварного столика, на котором разместился чайный прибор, налил из фарфорового китайского чайничка в две сервизные чашечки чай, и одну из них протянул гостю. — Даниил Леонидович сконцентрировал в своих руках чрезвычайно широкие полномочия. Это недопустимо для демократического государства.
Если он сейчас положительно отреагирует на последнюю фразу, — решил Егор Федорович, — То, в конце — концов, можно наладить отношения и с ним.
Однако, Козаченко сделал вид, будто не обратил внимания на слова главного коммуниста Украины.
— На данный момент Украине нужна настоящая, народная власть. — продолжил лидер оппозиции свою мысль, которую перебил Кузьмичёв. — В некоторой степени, аналогичная той, что была при Советской власти. Когда народ выдвигает своих лидеров, и может с них потребовать отчёт о проделанной работе. Народ настаивает на этом. Он требует, чтобы оппозиция приняла на себя бразды власти. А потому, вы, Егор Фёдорович, как представитель оппозиции должны встать на сторону народа. Поддержать его надежды и чаянья.
Да, — подумал Кузьмичёв, рассматривая нарисованную, на чайничке миниатюрную китаянку. — Болтать мы тебя точно научили. Прямо Горбачев. Ни дать, ни взять.
— Хорошо, — как бы раздумывая, высказался коммунист, отставив чашку, — Предположим, встану я на вашу сторону. Подержу лично. Но я не один. За мной стоит часть, и довольно солидная часть населения, в основном пенсионеры, бывшие военные, ветераны войны. Что вы можете гарантировать им, как представитель будущей власти?
Козаченко тоже отставил чашку. Вот, кажется, начался торг.
Егор Фёдорович, естественно, в самой конструкции вопроса, имел в виду себя, и вопрос должен был прозвучать приблизительно так: что вы гарантируете лично мне, если я прикажу своей фракции в парламенте проголосовать за решение о непризнании результатов второго тура голосований?
Андрей Николаевич понял подтекст вопроса и решил ответить на него специально заготовленной фразой.
— Я считаю, ваша партия достойна того, чтобы иметь своего представителя в руководстве парламента после новых выборов в народные депутаты, которые состоятся в будущем году. Хотя, по моим данным, вы не наберёте того процента голосов, на который рассчитываете.
— Вы знаете, на что мы рассчитываем? — поинтересовался Кузьмичёв.
— Предполагаем. А наши прогнозы исходят из результатов первого тура. Так что, Егор Федорович, нам лучше всего идти одним фронтом. А лично вам я гарантирую президентскую поддержку в будущем парламенте.
— Что ж, место спикера нас бы вполне устроило.
— Нет, вы меня несколько не так поняли. — Козаченко тяжело вздохнул. К сожалению, придётся конкретизировать своё предложение. — Я, естественно, ничего не имею против того, чтобы вы, или кто-то из вашей команды встал у руля парламента. Но, сами понимаете, что для этого нужно набрать необходимое количество голосов. Если, чего я вам искренне желаю, вашими депутатами будет заполнено хотя бы одна четверть сессионного зала, то, в таком случае, я буду полностью на вашей стороне. И, пожалуй, можно будет подумать по поводу места в кабинете министров.
