— А вы почему здесь?
— Потому что я здоров. — Сариев хотел еще что-то сказать, но женщина сделала несколько шагов, и ее пальцы вцепились в его плащ.
— Верните мне моего сына!
Неожиданно для всех подполковник Сариев обнял женщину и отер слезы с ее лица. Ощутив теплоту и участие этого человека, мать потеряла последние силы.
— Здесь неподходящее место для разговоров, — тихо сказал Сариев. — Пойдемте со мной! — И он открыл ворота. Собравшиеся поблизости солдаты разбежались по всему плацу.
На лестнице, ведущей к штабу, самая пожилая из женщин остановилась и спросила его:
— Живы ли они?
Сариев не ответил. Пропустил женщин вперед себя. У него закружилась голова. Но он не поддался охватившей его слабости. Бросил плащ на первый попавшийся стул и поднял телефонную трубку.
— Свяжите меня с госпиталем, — попросил он.
Женщины сидели на мягком диване, боясь пошевелиться. — Доктор Драгиев, извините, пожалуйста! Подполковник Сариев вас беспокоит. У меня находятся матери трех пострадавших. Прошу вас, разрешите им свидание с сыновьями. — Женщины зашевелились. — Что? Они не хотят больше оставаться в госпитале? Нет, я запрещаю! Передайте им, что, если они сбегут, я их отдам под суд! — И он положил трубку.
Три пары глаз следили за каждым его движением. Женщины ловили каждое его слово. Он обязан был успокоить их, убедить в том, что их дети будут жить.
Но подполковник не знал, с чего начать.
Одна из матерей протянула ему телеграмму, в которой было написано: «Приезжайте немедленно в полк. Ваш сын в предсмертной агонии. Петр, его товарищ».
И другие женщины протянули ему телеграммы с таким же текстом.
Сариев держал три листка и никак не мог поверить, что они посланы из его полка. Открыв дверь, он крикнул в коридор:
— Пусть придет водитель! — и остался стоять у двери, пока не услышал торопливые шаги. — Отвези этих женщин к нашим ребятам в госпиталь! Потом доставишь их на вокзал! — приказал он водителю.
Когда матери ушли, он запер дверь на ключ и больше никого к себе не пускал.
Поздно ночью в дверь его кабинета постучали три раза. Он открыл. На пороге стоял Павел Дамянов.
— Зачем ты заперся? — спросил полковник, прежде чем Сариев предложил ему войти.
— Обдумываю сложившуюся ситуацию, — ответил он.
— Один? — спросил Дамянов.
— Люди чаще готовы посудачить о случившемся, вместо того чтобы помочь. — Огнян впустил его и закрыл дверь.
— Я несколько раз приходил к тебе домой, но не застал. — Павел налил себе воды из графина и жадно выпил.
— Я не гожусь для компании. Никак не могу обрести душевного покоя и... — недоговорил Огнян. Он решил, что именно теперь не имеет права занимать окружающих своими мыслями.
— Уж не считаешь ли ты, что в одиночестве тебе будет легче?
— Возможно, меня осудят, возможно, вы с генералом окажетесь правы. Но меня пугает только подлость, двуличие! — И он подал Дамянову телеграммы, которые были отправлены матерям пострадавших солдат.
Павел долго перечитывал тексты, сравнивал их. Потом свернул бланки и положил в карман.
— Не забирай их! — Голое Огняна стал недружелюбным. — Это мой недосмотр. Я забыл, что есть и такие люди.
Павел не вернул телеграммы. Надел фуражку и предложил:
— Давай пройдемся немного?
Но Огнян ничего не ответил.
— Машина стоит перед штабом. Жду тебя! — сказал Павел и вышел.
Сариев заколебался, остаться ему до утра в казарме или последовать за Павлом. Павел был мужем его сестры, но они уже год избегали разговоров на семейные темы.
Сариев закрыл сейф, с трудом натянул обувь. Ноги у него отекли.
Когда Огнян сел на заднее сиденье машины, Дамянов докуривал вторую сигарету.
Они долго кружили по кривым улочкам города, прежде чем начали подниматься на какой-то холм, заросший соснами. Павел сказал водителю:
— Останови и можешь возвращаться в штаб.
Выйдя из машины, Сариев понял, где они находятся. Внизу под ними горели огни города, а на самой вершине можно было различить контуры горной хижины. Машина уехала.
— Вот это наш город, — после долгого молчания сказал Павел.
— У тебя есть сигареты? — вместо того чтобы поддержать разговор, спросил Сариев.
Полковник дал ему сигарету. Закурил и сам. Он никогда не курил так много.
— Вон в том доме несколько лет назад жил комиссар нашего партизанского отряда, Ярослав, — показал он на большую террасу, закрытую плющом.
— Я его помню, — с досадой произнес Сариев. Он уже жалел, что согласился на эту поездку. В последнее время все говорили только о прошлом и будущем, но не о настоящем...
— По этой дороге мы спустились в ту историческую ночь и взяли город, — продолжал Павел. — Твой отец вел колонну партизан.
— С Сильвой что-то происходит, — попытался направить разговор в другом направлении Огнян, но Павел его не слышал. Он весь отдался воспоминаниям. — Что ты хотел мне сказать? — скомкал недокуренную сигарету Сариев, едва сдерживаясь, чтобы тотчас же не уйти.
— Неужели ты меня не понял? — искоса посмотрел на него Дамянов. — Ты видишь эти огни? На этом месте через неделю установят бюст Ярослава. С ним здесь навсегда останутся и наши воспоминания. Только воспоминания! Ты все-таки мало нас знаешь.
— И ты тоже меня обвиняешь?
— Мы должны больше доверять друг другу, — сказал Павел.
— Доверие нельзя купить, его можно только заслужить.
— Это ты хорошо понял, — негромко, но сурово проговорил Павел.
— Что-нибудь еще хочешь сказать?
— Некогда мы были едины, как сжатые в кулак пальцы. Прошли годы, жизнь нас разбросала в разные стороны, мы редко встречаемся... И нам довелось пережить немало бед. Мы сто раз готовы были уже проститься с жизнью и снова возвращались к ней.
— Ты что, меня агитируешь? — спросил Огнян.
— Нет, просто рассказываю, доверяю тебе, — и Павел провел рукой по пересохшим губам. — Не улыбайся! Мы думали поставить памятник Ярославу в городе, но твой
