Дверь в дом Надежды была открыта. Ульяна вошла, прошла внутрь. Тихо. Стало немного страшно – вдруг как померла Надежда? Болеет ведь.
– Теть Надь, вы дома? – Окликнула Ульяна.
Тишина. Ульяна в комнату прошла, на кровати кто-то зашевелился.
– Кто там?
– Это я, теть Надь, Ульяна.
– А-а, Уля, проходи. Нездоровиться мне что-то, прилегла вот.
– Может, вам чайку вскипятить? Или лекарство купить сбегать? Скажите…
– Лекарство не нужно, у меня есть, выпила уже. А чайку можно, вскипяти, ноги не ходят, а пить хочется. Мёд там есть и сахар.
Ульяна поставила на плитку пузатый чайник, зажгла газ. Синие язычки плотно охватили донышко чайника, и он загудел. Ульяна подождала, пока закипит, заварила с травкой, поставила на поднос мёд, чашки и чайник и пошла в комнату.
– Пейте, теть Надь, я там травку у вас нашла, так положила.
– Вот спасибо, а то уж не знала, что и делать.
Пока она пила, Ульяна посмотрела по сторонам. Грязно, пыльно, запущено.
– Вы пейте пока, а я подмету у вас. – Не дожидаясь ответа, сходила за веником и принялась за уборку, вымела избу, смахнула паутину из углов, подоконники протёрла.
– Вот спасибо, деточка! Стыдно за грязь, но что поделаешь… сил в последнее время совсем не стало. Как Галочка умерла, – Надежда зашмыгала носом, – так всё в запустение пришло. И я совсем расхворалась, да и не хочется ничего…
– Что вы, теть Надь, вы ещё молодая… Негоже так думать.
– Да я и сама знаю, но руки опускаются. Ты чаю-то попей, милая, попей. Вкусный получился, ароматный!
Ульяна взяла в руки чашку, отхлебнула.
– Я поговорить хотела… О Галине и Грише. Я знаю, было у них что-то раньше. Серьёзно?
– Было, да прошло… Зачем тебе? Галочки нет, Гриша твой муж.
– Да я не сплетничать собиралась. После смерти Галины Гриша сам не свой ходит. Как подменили. Что делать, не знаю, поэтому разобраться хочу. Чем лечить, если диагноз неизвестен? Если он из-за Галины так расстраивается, это одно, а ежели что другое?
– Да ладно, что тут скрывать, и не тайна это вовсе. Они с Гришей ещё со школы дружили. Ты совсем маленькая была, поэтому не помнишь. Потом Гриша в институт поступил, на первый курс, а Галина к нему ездила. Думаю, любовь у них была. Серьёзно всё было, к свадьбе шло. Гришку должны были после первого курса в армию забрать, а потом они расписаться собирались. Гриша хотел сразу, до армии ещё, но Галя что-то вдруг на дыбы встала. Зачем, говорит, всё в кучу мешать. Придёт из армии, спокойно распишутся и свадьбу сыграют. На том и порешили. Гриша комнату у хозяйки в городе снимал, туда и Галина приезжала. Я-то знала, но смотрела сквозь пальцы. Дело молодое, чего мешать? Тем более что жених и невеста. Как-то Галя уехала в город, к Грише, но вдруг неожиданно быстро вернулась. Да хмурая такая, злая. Я её спрашиваю, а она молчит. В комнате заперлась, сутки не выходила. Потом вышла и говорит, что всё мол, с Гришей покончено. Расстались. Я уж её расспрашивала, и так, и эдак. Она пару слов бросила, что приревновал её Гришка, и всё. Даже упоминать об этом запретила. Всё и всё. Нет больше у неё жениха. Вроде из-за сына хозяйского они тогда повздорили. Гришка застукал их вместе, а как там и что, точно не знаю. Кто же расскажет, если это только их троих касалось? Гришку потом в армию забрали, отслужил, снова в институт вернулся, доучился и сюда приехал. Пока его не было, за Галиной многие ухаживали, добивались, а она ни в какую. Не люблю, говорит, никого. Я её и уговаривала, и плакала, всё без толку. Упрямая была. Потом я узнала, что она, оказывается, с парнем из города иногда встречается, с тем сыном хозяйки, Димой, из-за которого весь сыр-бор разгорелся. Ездила к нему в город на выходные, но он сюда не приезжал. Один раз только. Тогда я его и увидела. Мне уже всё равно было – Дима так Дима. Бабий век он, сама знаешь, короткий… Но Галка и тут хвостом крутить умудрялась. Водила этого Диму за нос, манила, но близко не подпускала. Издевалась. А он всё ходил за ней, как телок. Потом военный этот… Смеялась всё. И этот дурак, и тот не такой. Я предупреждала, смотри, допрыгаешься, одна останешься. Думаешь, легко век одной коротать? Какое там! Она и слушать не хотела. Мне, говорит, всё равно, одна так одна. Найду потом деда, или калеку какого, и буду жить. А пока на меня мужики смотрят, мне и так хорошо. Дура, я ей говорила, ты дура! У деда бабка есть, внуки. А у тебя чего? Никого и ничего. Потом и захочешь родить, а не сможешь. Она смеялась. Я уже рукой на неё махнула, пусть живёт, как хочет! Плетью обуха не перешибёшь, и замуж насильно не выдашь. И вдруг накануне праздника Ивана Купалы она мне и говорит: «Дима на праздник придёт, я его пригласила. Руки моей после у тебя просить хочет… – Я так и замерла. – А ты чего? – Ну, чего я? Соглашусь, наверное… Надоело одной мыкаться, устала. Семью хочу, детей. Димка меня любит. – Я обрадовалась, грешным делом, – вот и правильно, дочка, выходи. Свадьбу сыграем, дети пойдут, мне на радость!» Она улыбнулась печально так, обняла меня, и всплакнули мы с ней. А беду-то я и не почуяла… Молчало сердце материнское. Вот ведь как бывает… – Надежда заплакала.
– Не плачьте, теть Надь, – Ульяна бросилась её утешать. – Не вернёшь уже ничего…
– Да это я так, вспомнила, будто живую её увидела… Тоска нахлынула. Знаешь, ты не подумай чего, но кажется мне, что Гришку твоего она любила, так и не смогла забыть, потому и маялась. А он гордый: сказал, как отрезал. Вычеркнул её из жизни, и всё, нет человека. Умерла она для него в тот день, а потом и в самом деле умерла. И за Диму не хотела выходить, тянула до последнего, не любила его. Но когда ваша свадьба была назначена, поняла, что всё, потерян Гриша для неё навсегда. От отчаяния замуж решила выйти, мол, стерпится – слюбится. Или назло. Гришке твоему назло. Про него не скажу, не знаю, любил он Галю или нет. Что там у них вышло, что так его отвратило? Поэтому осуждать не буду. И ты, Уля, тоже не виновата, на тебя у меня ни зла, ни обиды нет. Сама мучаешься. Тебе-то, Господи, за что?
– Люблю я его, теть Надь. Сильно люблю.
– Что ж, счастья тебе, как говорится.
– Спасибо, – Ульяна встала, – если что-то нужно, скажите, я помогу.
– Тебе спасибо, деточка! Встану скоро, сама понемногу шевелиться начну.
Ульяна вышла на улицу, притворив за собой дверь. Любила, значит, надеялась. Знала она Галкин характер, одними надеждами жить не в её правилах. Домогалась, небось, пока никто не видит, стерва.
Былая неприязнь снова вышла на поверхность, заставив Ульяну задохнуться от возмущения. И что за бабы такие бывают, липучие, как смола. Их в дверь, они в окно! Никому покоя от них нет. Прости, Господи, что скажешь, но с того света и то достать умудряются! Правду говорили, ведьма, чистая ведьма! Хоть иди и кол осиновый в грудь вбивай.
В понедельник бюллетень закончился, и Гриша вышел на работу. Приходил вовремя, повеселел немного. Вечерами тепло стало, и они с Ульяной по деревне прогуливались.
Как-то Ульяна решила к Светке зайти. Светка мальчика родила, Ульяна давно зайти собиралась, да всё настроения не было. Теперь же купила ребёнку игрушку, торт к чаю, и пошла.
Светка встретила её приветливо, обняла, расцеловала.
– Ну, подруга, проходи! Совсем меня забыла, не заходишь, не интересуешься…
– Прости, закрутилась. То то, то это…
– Да, ладно, – Светка махнула рукой, – я не обижаюсь, у самой забот полон рот. Кручусь, как белка в колесе.
– А Витька где?
– Работает. Сверхурочно. Ему теперь зарабатывать надо хорошо. Пополнение у нас, видишь!
Ульяна подошла к кроватке, где лежал спеленатый младенец. Вздохнула. Скоро и она могла бы такого нянчить, да видно, не судьба.
– Как назвали?
– Не придумали пока. Ссоримся из-за этого. Я Ярославом хочу, а Витька Борей, в честь деда.
– Что за имя – Ярослав? Не нашенское какое-то… Боря лучше. И где только ты всего этого нахваталась – Ярослав?
– Вот и Витька так говорит, как ты прямо. Ладно, уговорили, Боря так Боря. Только по мне оно хряка нашего напоминает. Того тоже Борькой звали.
– Ну, Светка, ты и скажешь! Мало ли как хряка назовут! – Ульяна засмеялась. – Мать поросёнка брать собралась, так посоветую Ярославом назвать, чтобы тебе не обидно было.
Светка расхохоталась.
– Пошли чай пить, подруга! Соскучилась я по тебе, поболтаем. – Светка поставила чайник, Ульяна разрезала торт.
– Видно, как соскучилась. Взяла бы да сама зашла.
– Да куда мне с пузом, а как весна наступила, ноги отекать стали, не до гостей. Лучше расскажи, как у тебя?
– Как, как. По-всякому.
– Слышала я, пьёт Гришка. Вся деревня судачит.
Ульяна хотела ответить резко, но передумала. Тяжело стало одной груз носить, поплакаться захотелось.
– Пьёт. Ума не приложу, что и делать. Боюсь, дальше хуже будет.
– Может, к врачу его свозить?
– А поедет ли? Сомневаюсь я что-то. Разве он себя пьяницей считает? Нет, конечно.
– Я тоже думаю, не поедет. А ты тогда к бабке Фросе сходи, в соседнюю деревню. Она, говорят, от пьянства по фото избавляет. Я тебе и адрес дам.
