Соня была крупная черноволосая женщина с усами и бородавкой над верхней губой. От красоты Давида она немела. По вечерам расчесывала ему волосы, любуясь мужем точно куклой или ангелом. Эта двойственность отношения сохранилась в ней навсегда: благоговейный восторг, приправленный требовательным чувством собственности. Изольда выбрала себе достойную преемницу.
– У них в семье был культ матери, – сказал Вениамин. – Везде ее портреты, фотографии. Изольда то, Изольда се… Вот мамино кресло, вот мамина подставка для ног!
– Откуда ты знаешь?
– Давид и рассказывал. Он, бедный, жил под двумя каблуками.
– Сам виноват.
Вениамин улыбнулся. Помолчал, передвинулся под тень нависающей ветки и спросил:
– Думаешь, Прохор ни о чем не догадывается?
Тамара пристально взглянула на мужа.
– Нет. Пока нет.
Вениамин опустился на траву и обхватил голову руками. Тамара впервые увидела, как он теряет над собой контроль.
– Тихо, тихо… – она присела рядом, гладила его по спине, по плечам. – Все будет хорошо.
– Может, стоит ему рассказать?
Тамара отстранилась.
– Что рассказать?
– Что я болен. Что нужны деньги. Нет, подожди! – глаза его вдохновенно заблестели. – Не ему! Матери! И пусть она его продавит…
Он увидел выражение ее лица и осекся.
– Веничек, ты сбрендил, – ласково сказала Тамара. – Куда она его продавит? Твоя мать ничем не поможет, только навредит.
– Тогда ему в ноги броситься!
– Что-то тебя на литературщину понесло.
– Мне не до шуток, знаешь ли!
Тамара покачала головой.
– Он об тебя подошвы вытрет, мой милый. Стоит ему понять, что ты от него зависишь, и больше уже никуда не денешься. Отыграются на тебе, Веничек, за все годы твоей свободы. Думаешь, я ошибаюсь?
Вениамин молчал.
– А потом, наигравшись, – мягко продолжала она, – выставят тебя пинком под зад без копейки денег. С цитатой «Ты все пела? Это дело! Так пойди же, попляши!».
Крылов добил Вениамина окончательно. Он уткнулся жене в плечо, обмяк.
– Но что же делать, Тома, что же делать?
– Во-первых, молчать. И матери ни слова.
– А вдруг она что-нибудь придумает?
Тамара вздохнула.
– Милый, твоя мама чудесная женщина. Но очень небольшого ума, ты уж меня прости за прямоту.
– Она меня любит!
– Если Прохор заподозрит, что она что-то скрывает, он вскроет ее как протухшую устрицу. Без всякого ножа. Поэтому делаем, как договорились. Не расклеивайся!
– Не могу!
– Можешь! – голос ее стал жестким. – Только не сейчас. Недолго осталось, потерпи.
– С чего ты взяла?
– Ты плохо знаешь своего отца. Он почти наигрался. Еще пару недель и объявит призовую лошадь. Вот тогда все и выложишь.
– А если…
– Что – если?
– Если что-нибудь пойдет не так?
Тамара посмотрела на мужа, он на нее. Оба прекрасно поняли, что скрывается за этим неопределенным «что-нибудь».
– Вдруг он выберет не нашего мальчика… – начал Вениамин, как будто именно это и хотел сказать с самого начала.
Тамара наклонилась к нему, взяла за отворот рубашки и несильно тряхнула.
– Слушай меня внимательно, Веничек… – она улыбнулась одними губами. – Он выберет нашего, поверь. У него просто не будет вариантов.
Последние дни Тишке все время казалось, что за ней следят. Не дома, а в лесу. Она чувствовала чужой взгляд как легкое жжение между лопаток, оборачивалась – но видела лишь подрагивающие ветки кустов. Это мог быть и ветер.
Она больше не заговаривала с матерью об отъезде. Ощущение угрозы, нависшей над домом Савельева, никуда не исчезло. После драки Лелика с Пашкой оно притихло на время, а затем дало о себе знать с новой силой – точно ноющий зуб. Но Тишка твердо убедилась, что мать не уедет из дома Прохора. Что-то крепко держало ее здесь.
Оставалось лишь одно: быть настороже. Не ввязываться в новые Женькины проекты. Не огрызаться на Прохора. Вести себя тише воды ниже травы.
– Две недели, – повторяла про себя Тишка. – Две недели!
Ей осталось вытерпеть совсем немного.
Кроме того, у нее была очень веская причина задержаться. Но о ней Тишка не говорила никому, даже Лелику.
Взрослые шептались, что Прохор устал от них. Он столько лет жил один – Раиса не в счет – и вдруг целая компания. Причем часть этой компании – его собственные дети, что, конечно, добавляет невыносимости бытию. Чужих вытерпеть еще можно. Но своих!
И Прохор срывается. Все чаще запирается в своей лаборатории. Накричал на Раису, которая принесла ему туда чай. Дядя Юра попытался вступиться за мать, и его чуть не выгнали из дома.
После драки с Пашкой дед сначала привечал Лелика. Все опасались, что мальчишке достанется, но они плохо знали деда: он расценил его нападение на более сильного брата как проявление характера. Приблизил к себе Юриного сына, захвалил. Однако вскоре Лелик ему наскучил.
И теперь у Прохора новая игрушка.
Тишка.
Дед поет дифирамбы ее самостоятельности, ее любви к высоте, даже ее маленькому росту! То ли провоцирует остальных, то ли и в самом деле доволен Тишкой. Обсудил с ней сборник рассказов Стивена Кинга. Сошлись на том, что страшилки – ерунда, а вот «Короткая дорога миссис Тодд» – отличная вещь.
В общем, мать могла бы быть довольна.
Но и на ее лице Тишка замечала следы плохо скрытой тревоги. Наверное, она думала, что если дед полюбит Тишку, все у них будет хорошо. Наивная мама! Все самое плохое начинается, когда такие люди, как Прохор, выделяют кого-то своей любовью.
Это как черная метка. Если ты получил ее, жди беды.
Из всех, кого Прохор одарял своей милостью, пока везло только Пашке.
– Куда собралась?
Женька выскочила на крыльцо как раз тогда, когда Тишка решила удрать в лес незаметно от остальных.
– Гулять.
– Пойдем вместе?
– В другой раз.
Женька криво улыбается, молчит, не уходит с крыльца, пока Тишка идет к калитке. Может, это ее взгляд сверлит спину? Последнее время Женька ведет себя до того дружелюбно, что ожидаешь подвоха. Женька – взрослая, высокомерная, насмешливая. Зачем ей дружба маленькой сестры?
Тишка на днях случайно подслушала разговор матери и дяди Юры. «Трется возле лидера», – непонятно сказала мать. А дядя Юра подтвердил: «Качественно держать нос по ветру – великое умение». И оба неприятно рассмеялись.
Кое-что стало яснее. Но не все.
Нет, Женьке нечего делать в лесу. Лес – только для Тишки. Там ей никто не нужен.
Была еще одна причина, почему Тишка не желала компании.
У нее был почти завершен проект, который она старательно готовила последние три недели.
Проект носил кличку Дымчик и жил в поленнице.
Мойва бабушки Раисы сотворила чудо. Из маленького дичка, бросавшегося прочь при первом подозрительном звуке, котенок стал человеком. Ну, почти.
– Ах ты мой маленький! Ах ты мой хищненький!
Тишка держала котенка на коленях и ворковала, почесывая его за ухом. Три недели – и такой прогресс! Зверек, которого тщетно пытались поймать Женька с Вероникой, доверился только ей. Совсем ручным он пока не стал. Но у них впереди еще две недели!
– Блох выведем, – говорила Тишка, гладя сытого котенка. Дымчик урчал и топтался по ней растопыренными лапами. – Командам тебя обучим. И покажем маме. Она тогда согласится взять тебя в город, правда?
Вот почему Тишка готова была торчать в Литвиновке еще две недели. Ради котенка она вытерпела бы и дольше.
«Никаких животных в доме!» Мать была категорична.
Но Тишка рассудила так: она хорошо себя вела, нравилась деду и заслужила небольшую награду. Маленькую такую награду на четырех рахитичных лапках.
Впрочем, на мойве котенок окреп и перестал казаться заморышем.
– Пойдем прогуляемся.
Тишка посадила котенка на плечо и прошлась по окрестностям. До чего упоительное чувство – ощущать себя хозяйкой живого существа! Дымчик сначала больно цеплялся когтями, но потом сообразил, что можно растянуться вокруг ее шеи. Он вырастет в огромного кота, в бархатного кота-Баюна, и будет перед сном приходить к ней в постель и мурлыкать сказки.
Если бы не кот, Тишка пешком ушла бы из Литвиновки. Но из-за Дымчика все изменилось.
– Ну все, до вечера! В лес тебе нельзя. Там леший.
Каждому известно, что леший обращает котов в сов. Будет Дымчик ухать и летать, расправив крылья, а Тишка останется без питомца.
Вокруг гнезда, устроенного в развилке старой липы, кружились пчелы. Девочка забралась наверх и проверила свои сокровища. Все здесь, в мешочке, обернутом для надежности пакетом. И рисунок Лелика, на котором смешная птичка с густой челкой, и волшебный лесной кулон, и камешек с дыркой, найденный на берегу реки, и синее перо, и гладкий корень в виде страшной физиономии с округленным ртом.
Послышался шорох. Тишка вскинулась, замерла.
Неужели ее выследили?
Женька, больше некому. Увлеченная мыслями о котенке, Тишка прошляпила слежку. Вот балда!
Девочка сгребла свои сокровища, распихала по карманам. Слетела с дерева как птица и помчалась по тропе в глубь лесной чащи.
