— Пуля, — повторил Ронен. — Его застрелили раньше, чем поставили машину в столь странную позицию. Видимо, рассчитывали, что тело обгорит полной невозможности идентифицировать хоть что-нибудь. Но, как я уже говорил, его выбросило из машины на несколько метров… Так что дорожная полиция тебе не нужна. Этим делом занимается наш отдел. Тебе не кажется, что среди твоих знакомых началась массовая эпидемия странных смертей?
— Да, — сказал Розовски. — Похоже на то.
Он собрался идти, но инспектор Алон остановил его.
— Послушай, Натаниэль, — сказал он. — Я знаю, что ты был вчера в страховой компании «Байт ле-Ам».
— Да? — Розовски пожал плечами. — Очень возможно. И что же?
— Ари Розенфельд был их клиентом. Я знаю, что они не хотят платить страховку вдове убитого. Думаю, они наняли тебя, чтобы ты подтвердил их фантазии. Я прав? Впрочем, это неважно. Можешь сообщить им, что их версия, в твоем присутствии, приказала долго жить.
Белая «субару» медленно катила по вечерней Алленби так, словно ее обладатель еще не решил, ехать ли куда-нибудь вообще, или свернуть к тротуару и остановиться здесь. Собственно, почти так и было. Несмотря на относительно позднее время, Натаниэль понимал, что не может сейчас вернуться домой. Дело было даже не в желании или нежелании. Он чувствовал, что расследование начинает выходить на принципиально новый этап, что событий, так или иначе цепляющихся за смерть Ари Розенфельда, становится все больше. Это означало, что в ближайшее время ему предстоит заниматься только этим, и еще дай Бог, чтобы у него хватило — и времени, и сообразительности — для закрытия дела Розенфельда. Следовательно, нужно в кратчайшее время закрыть всю мелочевку, которая скопилась у него в столе, точнее в компьютере. И, опять-таки, следовательно — необходимо было вновь отправиться в офис. «Железная логика! — мрачно подумал Розовски. — Следовательно… следовательно… — передразнил он сам себя. — Если моя дедукция будет работать только на этом уровне, прощайте, денежки „Байт ле-Ам“!»
Прежде, чем переключить скорость, он снова обратился к папке с документами, нашел там еще один телефонный номер.
Приятный женский голос произнес:
— Компания «Интер», приемная президента компании.
— Алло, меня зовут Зеев Баренбойм, — Натаниэль очень удачно вспомнил, что Баренбойм, на манер многих репатриантов, после приезда переименовался в Зеева. Традиция эта брала свое начало в аналогичном поступке Жаботинского. Впрочем, Натаниэль никак не мог понять, почему, с точки зрения великого сиониста и его последователей «Владимир» и «Зеев» (то бишь, «Волк») суть одно и то же. — Я бы хотел договориться о встрече с господином Левински… Собственно, мы с ним говорили на эту тему, но не конкретизировали («Господи, откуда я знаю такие жуткие слова?!») дату встречи. Да, мы с ним давно знакомы, мне нужно поговорить об условиях кредита. Я понимаю, что его сейчас нет, но, госпожа, я бы хотел… Да, завтра, конечно… Хорошо, в восемь-тридцать. До свидания, — положив трубку, Розовски удовлетворенно потер подбородок. Уколовшись, вспомнил, что сегодня не брился («По дороге домой заехать в „супер“, купить крем для бритья и лосьон»)… Конечно, он вовремя вспомнил, что Баренбойм прилетел в Израиль одним рейсом с Моше Левински. Володя не обидится. Не мог же он представиться своим настоящим именем. Хотя, с другой стороны, ничего страшного в этом не было. Но… «Будем считать, что я положился на интуицию».
В офисе его ждал сюрприз. Владимир-Зеев Баренбойм не дотерпел до завтра и теперь, сидя в приемной пытался заигрывать с неприступной Офрой. — Зря стараешься, — бросил на ходу Розовски. — Офра не знает ни слова по-русски.
— Офра по-русски знает слова, — сказала вдруг Офра с непередаваемым акцентом. Натаниэль замер и с неподдельным изумлением уставился на своего секретаря.
— Эт-то еще что такое?! — спросил он. — Я же брал тебя на работу только для того, чтобы моим посетителям не с кем было болтать в мое отсутствие.
— И только? — Офра обиженно надула губки. — Я думала, тебе понравились и другие мои качества.
— Конечно, конечно, — торопливо заговорил Натаниэль, — конечно, другие качества в первую очередь, но, скажи мне, Офра, сколько русских слов тебе известно?
Офра зажмурилась, словно перед прыжком в воду, и быстро произнесла:
— Собака хароший, умный, золотой…
Глаза Розовски готовы были вылезти из орбит.
— Ну что, я правильно говорю? — спросила Офра, вновь переходя на иврит.
— Правильно, но почему…
— У нас на улице поселилось много репатриантов из России. Теперь все бродячие собаки понимают русский язык. Что я, глупее их, что ли?
— Офра, девочка, — торжественно сказал Розовски. — Обещаю тебе прибавку к жалованию при первой же возможности, но только дай мне честное слово, что клиенты не узнают о твоих способностях к языкам.
— Да? — Офра фыркнула. — Прибавка будет так же, как шоколад, обещанный вчера?
— Будет, будет, клянусь…
— Ладно, — Офра сменила гнев на милость. — Так и быть. Звонил Алекс. У него есть что-то интересное. Или кто-то интересный, я не совсем поняла. Он просил, чтобы ты, когда придешь, дождался его и никуда не уходил. И не уезжал! — добавила Офра многозначительно.
— Замечательно, — пробормотал Натаниэль, отпирая дверь в кабинет. — Непременно дождусь. Что еще?
— Еще звонил Габриэль. Будет завтра. Всю информацию по Кирьят-Малахи он спрятал в сейф в твоем кабинете — видеокассета, магнитофонная запись и фотографии с пленкой. Но отчет у него с собой, он привезет завтра с утра в контору. Сказал, что хочет завтра же закончить все свои дела. Он договорился с профессором насчет работы.
— Информацию?… Ах, да, конечно, — вспомнил Розовски. — Это наше новое дело отшибло у меня память. Значит, Габи договорился. Молодец. С него вечеринка, — он повернулся к Баренбойму. — Входи, Володя, — у него язык не поворачивался назвать Баренбойма «волком». Даже на иврите. — Так что ты хотел мне сообщить?
Баренбойм мгновенно посерьезнел.
— Ты спрашивал, не были ли связаны Ари и Шмулик?
Розовски не спрашивал, но жест, которым он поощрил Баренбойма на дальнейший разговор, можно было принять за согласие.
— Так вот, — Баренбойм понизил голос. — Был я, как-то, в Кесарии… то есть, в Ор-Акива, у родственников. Недавно приехали, занесло их в эту дыру. Гуляли с ними… в шабат, стало быть.
— Точно? — Розовски весь обратился во внимание. — Именно в шабат?
Баренбойм удивленно посмотрел на него:
— А где я возьму другое время? Я ведь кручусь целыми днями, ты даже не представляешь, Натан, если я сейчас что-то имею, сколько мне это стоит здоровья, и нервов, и всего…
— Ладно, ладно, я верю, рассказывай. Значит, в шабат ты гулял по Ор-Акива…
— Нет, это родственники живут в Ор-Акива. А гуляли мы по Кесарии. Приятное место, красиво. Ну, и посмотреть приятно, как люди устроились. Да… — он замолчал, стараясь припомнить поточнее. Натаниэль его не торопил.
— Ну вот, — снова заговорил Баренбойм. — Идем, смотрим на эти виллы… Между прочим, в России сейчас есть не хуже, а даже лучше, и не только для обкомовцев…
— Ты хочешь сказать, что в Кесарии живут обкомовцы? — с серьезным видом спросил Розовски. Баренбойм оторопело на него уставился:
— Что?… При чем тут… Я просто хочу сказать, что раньше в Союзе шикарные виллы имели только обкомовцы, а сейчас, если зарабатываешь нормально, тоже можешь иметь.
— А-а… Ну-ну. И что же Кесария?
— А то, что мы проходили мимо виллы Розенфельда как раз тогда, когда он из нее выходил.
— Ари?
— Нет, при чем тут Ари? Если бы Ари, я бы не удивился.
— А ты удивился?
— В тот раз нет, — честно ответил Баренбойм. — А сейчас — да.
— Чему именно? — спросил Розовски.
— Так ведь с виллы Ари выходил Шмулик Бройдер, собственной персоной! — торжествующе завершил рассказ Баренбойм.
— Ты уверен?
— Конечно.
— Та-ак… — Розовски помрачнел. После всех сегодняшних событий ему вовсе не улыбалось навесить на себя еще и расследование обстоятельств гибели Шмулика. А, судя по всему, и особенно — по рассказу Баренбойма, без этого не обойтись. Он спросил: — Когда это было, не помнишь?
— Почему не помню? Помню — в день рождения моей племянницы Вики. Она и живет в Ор-Акива.
— Замечательно. А поточнее? Видишь ли, — произнес Натаниэль с абсолютно серьезным выражением лица, — я и собственный день рождения не всегда вспоминаю, а твоей племянницы — тем более.
— В мае. 16 мая этого года.
Четыре месяца назад. Тогда же Розенфельд внес в страховой договор пункт о смерти в результате убийства. Что было четыре месяца назад? Розовски пометил в ежедневнике. Надо выяснить, чем занимался президент «Интера» весною. Он черкнул вверху страницы: «Срочно», поставил восклицательный знак и трижды подчеркнул. Многовато заметок появилось в этом разделе за сегодняшний день.
