— Меня посетила та же мысль. — Хан шумно втянул носом воздух, через несколько секунд так же громко выдохнул его через рот. Видно было, что он расстроен. — Лютый предан мне, он ни разу не дал повода в нем усомниться, но… Он жаждет власти. Он давно ждет ее. Быть может, его терпение лопнуло?
— Не знаю, дядя Арам…
— Только мне всегда казалось, что он предпочитает вести открытую войну, — грустно сказал Хан, видимо, очень не хотелось ему верить в вероломство Альберта. — Да и не хватило бы у него ума на теневую…
Договорить он не успел, так как в этот момент распахнулись створки двери, и в помещение вплыл Чарльз. Это был все тот же чудик в ливрее и жабо, но на сей раз на его бесстрастной физиономии появилось торжественное выражение.
— Чего тебе? — спросил Хан, бросив мимолетный взгляд на Чарльза.
— Господин Лютый опять м о чится в саду, — выдал тот, с трудом вернув на свое лицо привычное постное выражение. — Мочится на розовый куст…
— Иди отсюда, — рыкнул на него хозяин.
— Я вам говорил, что куст гибнет именно из-за этого, а вы: «Тля, тля»…
— Пшел вон!
— Как вам будет угодно, — с достоинством молвил Чарльз. — Только впредь прошу не заставлять меня обрабатывать розу химикатом от вредителей. Это бесполезно.
Выдав сие, Чарльз скрылся, аккуратно притворив за собой дверь.
— Зачем Лютый мочится на твои розы? — недоуменно спросил Андрей сразу, как только дворецкий покинул помещение.
— Да говорю же — у него все внутренности повреждены. В том числе мочевой пузырь. Долго терпеть не может. И попросить Чарльза, который его до дверей провожает, показать, где туалет, тоже не может. То ли стесняется, то ли боится, как говорят японцы, лицо перед холуем потерять… Вот и мочится сразу, как спускается с крыльца и заворачивает за дом — там у меня как раз розы высажены — думает, его никто не видит… — Хан немного развеселился. — Только мой Чарли его вычислил (ему бы в британской контрразведке работать, агентом 007) и теперь постоянно бегает мне жаловаться. Запретите, говорит, господину Лютому орошать кусты, от его полива они чахнут… А как я Альберту скажу? Унижу ведь…
— Быть может, стоит показать ему, где находится туалет? Как бы между делом… Плиткой диковинной похвастать или унитазом с автоматическим смывом. У тебя ведь такой?
— А ты откуда знаешь?
— Мы в люксовые номера нашей гостиницы вынуждены были такие же поставить, так как туристы из России были недовольны тем, что в пятизвездочном отеле «отстойная» сантехника…
— Завтра же Альберта в свой толчок свожу — а то розы у меня и впрямь загибаются, — хмыкнул Хан. Но тут же стер с лица улыбку и заговорил серьезно. — Ладно, посмеялись, и будя. Теперь о деле. Ты, Андрюша, держи меня в курсе всего, ладно? Особенно что касается ваших контактов с Лютым. Любая информация, поступившая от него, должна быть известна мне. Я ее перепроверю. Для нашей общей пользы.
— Ты специально ему поручил это дело? Чтобы проверить, не он ли все затеял?
— Конечно… При других обстоятельствах я нашел бы тебе помощника поприятнее. Да и Лютого лишний раз не стал бы травмировать — ему твоя смазливая физия серпом по яйцам… — Хан тяжело встал с дивана, прихрамывая, подошел к окну, выглянул в сад, где Чарльз поливал из шланга многострадальный розовый куст, и тихо добавил: — Я ведь его выходил, когда он помирал. Лучших врачей ему нашел, хирурга, физиотерапевта… Травника из Китая привез. Он его водичкой какой-то отпоил, Альберт и начал вставать, а до этого лежал… Он тогда в ноги мне упал, сказал, что по гроб жизни должником моим себя считает… — В голосе Хана появилась горечь. — Неужели забыл?
— Я, конечно, могу ошибаться, но процентов на восемьдесят уверен, что Лютый тут ни при чем…
— Тогда кто?
— Никто. — Андрей покатал по столу абрикосину, подбросил ее и положил обратно в вазу. — Потому что девушек убили без оглядки на тебя. До тебя заказчику дела не было. Его цель — они, не ты. Я бы поверил в твою теорию, если бы покойницы не были связаны… Но они знали друг друга, у них одно прошлое, одна и та же болезнь…
— Но разная смерть! Одну убили чисто, не подкопаешься, вторую, наследив до неприличия…
— Заказчик один — исполнители разные.
Хан задумался, переваривая услышанное. Взгляд его блуждал по саду: то останавливаясь на худой спине Чарльза, то перекидываясь на кудри виноградных лоз, то скользя по пышным хвостам павлинов, копошащихся под абрикосовыми деревьями. Наконец он уперся в тугую струю воды, бьющую изо рта мраморного кита, венчающего фонтан, и Хан сказал:
— Будем надеяться, что ты прав… И если ты прав, Альберт найдет убийцу.
— Мне нужен не только исполнитель, но и заказчик.
— Я так и понял… — Хан оторвал взгляд от окна, обернулся, впился своими пронзительными черными глазами в лицо Андрея. — Что ты с ним сделаешь?
— То же самое, что сделал отец с убийцами моей матери.
— Убьешь?
— Да.
Хан сокрушенно покачал головой, и было неясно, что он выражает этим жестом: осуждение или сожаление.
— Зачем марать руки, сынок? — тихо спросил он. — Попроси дядю Арама, он даст людей…
— Нет, я сам.
— Тебе не нужно во всем подражать отцу… Ты — не он.
— Считаешь, у меня кишка тонка? — Глаза Андрея сверкнули гневом, разом превратившись из зеленых в оранжевые.
— Нет, считаю, что тебе это не принесет избавления…
— Отцу принесло.
— Я повторяю, ты — не он. И слава богу! Карэн не хотел, чтобы ты стал его копией. Думаешь, почему он не подпускал тебя к криминальному бизнесу? Почему настоял на твоей учебе в институте, запрещал якшаться со всякой шпаной? Он не хотел, чтобы ты пошел по его стопам… — Хан опустился на диван рядом с Андреем, обнял его за плечи. — Я знал Карэна еще молодым парнем. Ему только исполнилось восемнадцать, когда он попал в тюрьму, где сидел и я… Он был очень милым, чистым мальчиком, угодившим за решетку по глупости — вступился за девушку (проститутку, как оказалось потом), которую избивал пьяный мужик (ее сутенер). Завязалась драка. Сутенер вытащил нож, Карэн попытался его выбить, да неудачно — острие попало нападающему в бок. Девка тут же заверещала, на ее ор приехала милиция, всех забрали, а виноватым сделали твоего отца. И раненый, и его девка утверждали, что парень напал на них и, угрожая ножом, вымогал деньги… — Хан сжал плечо Андрея своими тонкими узловатыми пальцами. — Четыре года дали сердобольному мальчику Карэну. Потом еще пять добавили…
— За что?
— Отец не рассказывал? — Андрей отрицательно покачал головой. — Его опустить в зоне хотели… Да он не позволил — бился до последнего. Против четверых выстоял, а пятого не смог одолеть, сил уже не было, тогда он в горло ему вцепился зубами и не отпускал, пока тот не сдох… — Хан резко наклонился к столу, схватил бутылку и сделал глоток прямо из горлышка. — Больше к нему никто приставать не смел — бояться стали, зауважали, а много позже короновали… С того убийства началась его «карьера»… Не будь его, он мог бы все вернуть — выйти через четыре года, восстановиться в институте, окончить его, зажить тихой жизнью простого обывателя. Но он зажил другой… Так получилось. Он отсидел почти десять лет и вышел уже взрослым мужчиной… Поздно было возвращаться назад. Да и от клейма «убийца-уголовник» никуда не деться — нормальную работу с ним не найти, а без работы семью (мать и сестра еле-еле перебивались) не прокормить… Ему пришлось делать выбор — или жить изгоем, или стать королем, пусть и преступного мира… Карэн выбрал последнее — он всегда был честолюбивым. Но для тебя он хотел другой доли…
Андрей жестом оборвал его:
— Ты не о том говоришь, дядя Арам. Я не собираюсь садиться в тюрьму. Не такой я дурак, чтобы попасться…
— Я говорю как раз о том, да только ты меня не понимаешь… — досадливо протянул старик. — А раз так — я замолкаю. Поступай, как считаешь нужным, но знай — тебе с этим придется жить… До конца дней ты будешь помнить глаза убитого человека. — Сказав это, он прикрыл свои, словно в его памяти всплыли глаза тех многих, кого он убил. Затем он встряхнулся, отгоняя видение, подошел к антикварному шкафчику с позолотой, открыл один из ящиков и достал из него небольшой плоский пистолет, очень похожий на игрушечный. — У тебя ведь нет оружия?
— Пока нет.
— А разрешение на ношение?
— Есть.
Хан протянул пистолет Андрею:
— Тогда возьми это. Вдруг пригодится…
Андрей принял из его рук матово поблескивающую «игрушку» и, поблагодарив старика кивком головы, сунул ее в передний карман брюк. Когда прохладная сталь коснулась его бедра (он почувствовал это через ткань), Андрей вздрогнул — это неживое прикосновение было ему неприятно, но вынимать пистолет не стал. Он вдруг понял, что тот ему очень скоро пригодится.
