– А скажи, ты хорошо знаешь этого Комарова? – на всякий случай я решила разузнать побольше об интересующем меня объекте – информация в моей работе лишней не бывает.
– Как тебе сказать, – задумалась Мила. – Славочке сейчас должно быть… он с пятидесятого года… за шестьдесят. Ох, как бежит время! А я ведь помню его кудрявым мальчиком! Он был такой талантливый! Я дружила с его покойной матушкой – мы вместе ходили в консерваторию, в клуб меломанов, и она много о нем рассказывала. Славочка был очень способный и честолюбивый. Он всегда хотел сделать карьеру: продвигался по комсомольской линии, потом вступил в партию… Это было году в семьдесят пятом. Или в семьдесят седьмом? – задумалась Мила. – Точно, в семьдесят седьмом! В семьдесят пятом он был еще комсомольцем!
Я чуть сдуру не спросила, в какую партию собирался вступить Славочка. Понятно же, что в 1975-м в нашей стране была только одна партия – великая и ужасная КПСС.
– Но странно, карьеру сделать ему так и не удалось! Хотя он и в самом деле был очень талантлив. Еще будучи студентом, Славочка печатался в научных журналах. Его даже называли вундеркиндом, Моцартом от биохимии!
Я задумалась, представив кудрявого юношу с горящими от научного вдохновения глазами, лихорадочно перебирающего ряды разноцветных пробирок, в которых что-то булькает и пузырится. Сильный образ!
– А почему он не сделал карьеры? – поинтересовалась я.
– Поставил не на ту лошадь, – пожала плечами Мила. – Вместо того чтобы заниматься наукой, Славочка решил продвигаться по партийной линии. Вообще-то это был правильный ход и довольно популярный в те времена способ делать карьеру. Но Комаров поздно начал, ведь до двадцати семи лет молодые люди состояли в комсомоле, а только потом получали возможность вступить в партию, да еще какое-то время надо было побыть кандидатом… То ли он просто не успел к «разделу пирога», то ли функционером оказался куда менее талантливым, чем биохимиком, – в общем, как Славочка поступил в этот свой институт в семьдесят пятом, так до сих пор там и работает. Скоро ему на пенсию, подумать только! – И тетя покачала головой, удивляясь скоротечности жизни.
Ну что ж, теперь я лучше представляла себе человека, из которого собиралась вытянуть необходимую информацию. Это должно было помочь.
– А его жена… как ее… Ольга? – напоследок поинтересовалась я.
– С ней я почти не знакома. Знаю только, что она работает бухгалтером в фирме своего брата. У него заводик по производству азотных удобрений, кажется.
Ничего себе «почти не знакома»! Интересно, есть ли в Тарасове хоть один человек, о ком Мила действительно ничего не знает?!
Я попрощалась с тетушкой, пообещав навестить ее завтра. Когда я выходила, Мила уже раскрыла очередной детектив, и мир перестал для нее существовать.
Я присела на скамейку в больничном сквере и набрала данный тетушкой номер. Трубку взяли сразу.
– Алло? Алло?! Да говорите же! – не давая мне вставить ни слова, кричал высокий женский голос, – Андрей, это ты? Где ты?!
– Простите, я говорю с Ольгой? – ухитрилась произнести я.
Женщина замолчала, потом раздраженно сказала:
– Я слушаю! Кто вы? Что вам надо?!
Я объяснила, что я племянница Людмилы Охотниковой и разыскиваю Вячеслава Васильевича Комарова по важному делу. Как бы мне с ним повидаться?
– Так он дома! – огорошила меня Ольга. – Приходите сейчас, если вам надо!
И скороговоркой продиктовала адрес. Надо же, а я-то настроилась на долгие поиски!
Комаровы проживали неподалеку от меня – по крайней мере, через их двор пролегал маршрут моих утренних пробежек. Дверь мне открыла Ольга, и я сразу вспомнила ее – они с мужем как-то приходили к нам домой. Вероятно, это было как раз тогда, когда они пытались устроить своего сына в институт. В те времена Комаровы были с тетушкой и даже со мной невероятно вежливы и приветливы – как и всякий человек, которому от тебя что-то надо. Но и сейчас Ольга дружелюбно кивнула мне:
– Проходите, Женя! Ничего, что я так попросту?
Какая милая женщина! Мне стало немного стыдно за то, что про себя я называла ее придуманным прозвищем «Миледи». Дело в том, что Ольга Комарова была обладательницей целой гривы роскошных волос. Кудрявые от природы, красивого медно-рыжего оттенка, они укрывали женщину по пояс – точь-в-точь как тот парик, что носила актриса Маргарита Терехова в роли Миледи в советском фильме о трех мушкетерах. Проблема заключалась в том, что рост Ольги Комаровой составлял примерно один метр пятьдесят пять сантиметров. То есть эта грива молодой львицы закрывала большую половину ее тела. Эффект получался удивительный – казалось, это карнавальный костюм. Но Ольга всерьез гордилась своим главным украшением – роскошными волосами – и с гордостью носила гриву. Еще мне запомнились накладные ногти Ольги – невероятно длинные и загнутые на концах. Возможно, это был элемент бухгалтерской моды. Я давно замечаю, что каждая профессия представляет собой своего рода субкультуру – посмотрите на учителей, водителей маршруток, банкиров, продавщиц овощей. Везде свои традиции, как должен выглядеть «правильный» представитель профессии, свои стандарты одежды, обуви и причесок (взгляните, к примеру, на парикмахеров, нигде вы не найдете таких напрочь сожженных осветлением волос), даже макияжа, не говоря уже о профессиональном жаргоне, который тоже, конечно же, присутствует в любой профессии. Не могу забыть, как поразили меня «двенадцать мужиков на голом заднике» – профессиональный сленг помощников режиссера на местном телевидении…
– Проходите, Женя! – Ольга придвинула мне пару порядком потрепанных тапочек. Пришлось переобуться – не вступать же в споры с хозяевами с первой минуты пребывания в доме!
Ольга проводила меня на кухню – еще одна примета чисто советского гостеприимства. Пожалуй, сейчас мне предложат поесть.
– Покушать не хотите? – приветливо поинтересовалась Ольга. – Есть солянка рыбная, щи вчерашние.
Какие все-таки сердечные люди! Я поблагодарила и отказалась. Зная, что меня будут донимать предложениями все нового угощения до тех пор, пока я что-нибудь не выберу, я попросила чаю. Ольга захлопотала, приговаривая:
– К чаю нет ничего. Не успеваю ничего, целыми днями на работе, уж извините!
– А где вы работаете? – спросила я, хотя уже знала ответ. Но нет ничего лучше для установления контакта, чем спросить человека о нем самом. Ну, или о том, что ему хорошо знакомо. Все люди любят говорить о себе, и каждому приятно чувствовать себя экспертом в своей области. Так что это превосходный способ «разговорить» кого-то.
– Да бухгалтер я! – просто ответила Ольга. – У брата работаю. Коля у меня большой человек, хозяин фирмы – «Тарасовский азот», может, слышали?
Я уважительно покивала.
– Мы в отпуск уезжали, в Анталию! Вы потому и не могли до Славочки дозвониться, – объяснила Комарова. – А вот и Славочка!
В кухню, шаркая тапками, вошел небольшого роста мужчина. Я поняла, почему все называют этого человека предпенсионного возраста уменьшительным именем. Первое чувство, которое я испытала при взгляде на Комарова, – жалость. Худенький и сутулый, Вячеслав напоминал преждевременно постаревшего подростка. Он явно оделся для выхода. Костюм, безупречно чистый и отглаженный, был куплен в середине восьмидесятых – это было заметно по ширине брюк и лацканов пиджака, да и галстук сохранился явно с тех самых времен. Мила помнила Славочку кудрявым юношей, но с тех пор Комаров лишился всех своих кудрей, и его абсолютно лысый череп сверкал свежим турецким загаром. Неопределенного цвета глаза смотрели словно сквозь предметы, ни на чем не задерживаясь дольше чем на пару секунд. В целом Комаров производил впечатление человека, для которого время остановилось. Причем году так в 1980-м. Как раз к Олимпиаде-80. Среди наших соотечественников это не такое уж редкое явление – для многих прошлое представляется не просто идеалом, но некой альтернативной реальностью – там по-прежнему распределяют продуктовые пайки и путевки в санаторий, медицина бесплатна, а хоронят за счет завода… С каждым годом таких людей остается все меньше, но Комаров, кажется, именно из них. Особенно заметно это по контрасту с его женой – напористой, вполне успешно вписавшейся в реалии сегодняшнего дня. Вероятно, Ольга обеспечивает семью, а Комаров получает копейки в своем институте и тянет лямку, считая дни до пенсии.
Я поздоровалась и объяснила, кто я такая. Имя тетушки Милы волшебным образом открывало мне двери и сердца. Комаров приветливо улыбнулся, и стало видно, что зубы у него отличные – не иначе результат работы классного дантиста. Вообще состояние зубов говорит о материальном положении человека гораздо больше, чем его часы и ботинки, – на эти признаки советуют обращать внимание в первую очередь, если вы хотите выяснить истинное положение дел у вашего собеседника. Так вот, определить подлинность часов, не снимая их с руки, может только мастер-часовщик. А ботинки вообще могут быть куплены за тысячу рублей, но абсолютно новыми, и вы не отличите их от фирменного изделия, клоном которого они являются. В конце концов, «Патек Филипп» можно и одолжить перед важной встречей. А вот зубы – это показатель. Их ведь не подделаешь.
