Но скачки, которые проводил «Боливар», должны были дать старт всему празднику. Василий Петрович, как один из участников, получал из «Боливара» уведомления о тех или иных событиях, посвященных предстоящему празднику. И когда друзьям сообщили, что господин Мазуренко сегодня лично будет инспектировать беговую дорожку, они не замедлили явиться на скаковое поле.
Василий Петрович уже бывал тут, и не один раз, вместе со своими лошадьми и помощниками. И сейчас он явился в обществе Толи. Владелец «Боливара» тоже был тут. Господин Харин лично представил Василия Петровича господину Мазуренко, присовокупив:
– Это владелец нашего фаворита.
И напрасно Василий Петрович искал в лице Харина какой-то насмешки или издевки. Сам украл Жеребчика, а теперь еще насмехается! Владелец «Боливара» держался совершенно невозмутимо. Он явно ничего не знал об исчезновении Жеребчика.
Но сам Мазуренко заинтересовался:
– Я слышал, конь нашей новой отечественной породы? Мне рассказывали мои коллеги. Они-то уже вдоволь на него налюбовались. Могу я тоже на него взглянуть?
Василий Петрович напрягся. Он снова посмотрел на Харина, но тот взирал на них с такой отеческой лаской и снисходительностью, что у Василия Петровича никак не получалось всерьез заподозрить этого человека в причастности к трагедии. А просьба самого Мазуренко как нельзя лучше укладывалась в планы Василия Петровича и Толи, и поэтому он сказал:
– Можете.
– Даже прямо сейчас?
– Поедемте со мной, и я вам покажу своих лошадей.
– Ого! Так у вас их несколько? С удовольствием взгляну. Ведь мы должны поощрять таких вот энтузиастов конного спорта.
Мазуренко выглядел совершенно безмятежным. И Василий Петрович никак не мог взять в толк, почему. Неужели депутату еще не сообщили о смерти его любовницы? Невероятно, но было похоже, что Мазуренко ничего не знает.
И по дороге к конюшне, куда они отправились на депутатской машине, Василий Петрович наконец придумал, как вывести Мазуренко на интересующую его тему.
– Я бы хотел вас познакомить также и со своей супругой, – произнес Василий Петрович и многозначительно прибавил: – И еще с одной молодой женщиной… Ну, вы меня понимаете?
Мазуренко с интересом взглянул на него.
– А вы ходок! Неужели с собой привезли? Или уже здесь подыскали?
Но даже тени легкой задумчивости не появилось при этом на его лице.
Либо у этого человека железные нервы, либо он ничего еще не знает, подумал Василий Петрович.
Было и еще одно предположение: Мазуренко – редкая сволочь, и смерть его любовницы оставила его совершенно равнодушным. Но что-то мешало Василию Петровичу поверить именно в это.
«Знает или не знает?» – терзался он.
Оказалось, что второе предположение было ближе к истине. Мазуренко ничего не знал.
– Замотался я с этими приготовлениями к празднику, – признался Мазуренко по дороге к конюшне. – И так работы целое море, а в связи с праздниками ее стало больше раз в десять. Сегодня весь день катался по округе, призывал людей приходить на праздник трезвыми и соблюдать порядок и организованность. Все-таки на всю страну трансляция пойдет. Может быть, даже в Европе покажут отдельные кадры. Неудобно получится, если где-нибудь драку ребята устроят или другое безобразие.
Вообще Мазуренко производил впечатление человека, который если и запускает руку в казну, то делает это крайне осторожно. И для чего он в своем кресле посажен, тоже не забывает.
– Да, в такое время хочется вечерком прийти к себе домой, расслабиться, – закинул очередную удочку Василий Петрович. – Вы женаты?
– Женат, – коротко ответил Мазуренко, причем только сейчас на его лице появилась тучка.
Больше развивать эту тему он не захотел, из чего Василий Петрович сделал для себя вывод, что в личной жизни у депутата не все в порядке.
– Вот конюшня, а лошади дальше.
В это время во дворе на корде бегал Буран. Он был темно-гнедой масти. А чуть более светлая Торпеда стояла неподалеку, мечтательно глядя куда-то вдаль. Торпеда была кобылой задумчивой, жеребцами не интересовалась, а витала мыслями где-то далеко-далеко. Она встрепенулась, когда ее поспешно принялись седлать. Но возражать не стала. А потом, когда Василий Петрович лично взял на ней несколько препятствий, она и вовсе развеселилась.
Торпеда находилась в знакомой среде, среди хорошо известных ей людей. Поэтому кобыла не волновалась и прыгала легко и изящно, не задев и не сбив ни одной балки. Следом за ней прыгнул Буран, который тоже отличился.
– Хороши, – одобрил депутат. – Но вы говорили, что лошадей у вас три. Где же третий?
– Его украли.
– Украли? Кто?
И Василий Петрович произнес фразу, которую готовил в уме вот уже почти целый час.
– Полагаю, – сказал он, глядя прямо депутату в глаза, – об этом нам могли бы рассказать люди, которые причастны к смерти вашей любовницы – Маргариты Лаврушкиной. Вы же знаете, что она убита?
И вот только теперь Василий Петрович воочию убедился в том, что эта новость для Мазуренко явилась настоящим откровением. Депутат побледнел, даже посерел всеми своими пухлыми щеками и жирной шеей. Его упитанное брюшко задрожало и как-то сжалось. А сам он вдруг сделался маленьким, несчастным и каким-то очень испуганным.
– Что вы сказали? Маргарита мертва? Это что? Какая-то шутка?
– Нет. К сожалению, нет. Маргарита погибла. Ее тело нашли сегодня утром возле поселка Лебяжий Лог. Вы знаете, где это?
Мазуренко кивнул. Говорить он мог лишь с огромным трудом. И единственное, что сумел выдавить, был жалкий вопрос:
– Откуда… Откуда вы знаете про Маргариту?
– Я вам сейчас все объясню, – вздохнул Василий Петрович. – Но вы должны пообещать мне, что все рассказанное останется между мной и вами. У меня еще есть надежда вернуть своего Жеребчика до скачек. Но для этого я должен выяснить, какое отношение к его пропаже имела ваша любовница.
– Еще и это! – простонал депутат. – Ох, Маргошка, неугомонная твоя голова, во что же ты снова вляпалась!
– Вы хорошо знали свою подругу?
– Мы с ней вместе уже пять лет. Конечно, я хорошо ее знал.
И чувствуя, что разговор будет длинным, Василий Петрович пригласил депутата пройти к зданию конюшни. Там у него был обустроен уголок, в котором можно было спокойно выпить, посидеть и поговорить по душам.
Мазуренко оказался настоящим мужиком. Василий Петрович понял это уже после третьей рюмки, которую депутат опрокинул в себя без всякой закуски.
– Ты пойми, – втолковывал он Василию Петровичу, – я же ее любил. Может, я даже на ней жениться собирался!
– Ты женат вроде бы.
– Женат, – не спорил Мазуренко. – И что? У жены давно своя жизнь, у меня своя. Я же не брошу ее, квартира, содержание – все при ней останется. Как жила, так и будет жить дальше. Только меня рядом с ней не будет. Но ты же меня понимаешь?
– Я понимаю, а она?
– Жена? Она бы тоже поняла. Не сразу, но со временем обязательно бы поняла.
– Ты ей уже сказал, что хочешь к другой женщине уйти?
– И документы заставил на развод подать. Там ведь ребенок, мой малыш!
– Уверен, что твой?
– Конечно, мой! А то чей же?
– Да поговаривают про покойницу всякое. Вроде бы хахаль у нее какой-то завелся. Никитой зовут.
– Кабы кто был, я бы уж знал! – отрезал депутат.
Но после этой вспышки замолчал, задумался, а потом признался:
– Хотя… Действительно, в последнее время Маргошка что-то печальная сделалась. На здоровье жаловалась. Я приеду – она в постель. Да не так, как обычно, – в бельишке с кружавчиками. А так, словно и знать меня больше не хочет. Но потом я журнальчики у нее увидел для беременных, тест опять же в мусорке валялся, и все мне ясно стало. Залетела моя голубка! Пузатенькая скоро могла ходить.
– И вы с ней разговаривали насчет этого?
– Она аборт сделать хотела. Я ей запретил. Сказал, что с женой разведусь, раз такое дело, а на ней женюсь. Ребенок – это то, о чем я уже лет двадцать как мечтаю. Сколько мы с женой всяких лекарств перепробовали! Даже на ЭКО согласны были. Не получилось. А у Маргошки получилось.
– Но ты уверен, что ребенок твой?
Мазуренко подумал, выпил еще водки и глубокомысленно произнес:
– Мой или не мой… Теперь-то уж какая разница? Маргошки в живых нету. И ребенка тоже нету.
И так Мазуренко это огорчило, что он уронил свою большую голову на сложенные перед собой руки и горько зарыдал. Выглядел он вполне искренним и горько переживал смерть подруги и не рожденного ею ребенка. Похоже, депутат был последним человеком, кто согласился бы причинить Маргарите вред. Да он был готов с нее пылинки сдувать все девять месяцев ее беременности, лишь бы она родила ему здорового малыша, о котором он так страстно мечтал многие годы подряд.
Но тут Мазуренко внезапно поднял на Василия Петровича глаза и произнес:
– Знаешь, как я с Маргошкой своей познакомился? На улице ее подобрал, в прямом смысле этого слова. Ночь, темнота, а она одна бредет, и в руках только чемоданчик маленький. И знаешь, что в том чемоданчике у нее было?
