— Сиди, — тихо приказал Сутяга.
Они скрылись за постом. Мы тихонько отъехали.
— Затаимся неподалеку и подождем? — спросила я.
— Заберем на обратном пути, — ответил Сутяга. — Мы как-то один раз ее ждали. Сутки. Лучше потом подобрать.
А через час нас подсекли “Жигули”.
— Попали, — вздохнул Сутяга.
Из машины вышли трое, охая и ахая, осмотрели свою разбитую заднюю фару, дождались, пока Сутяга опустит на два сантиметра стекло, и спросили, как будем расплачиваться.
— Ты знаешь, чья это машина? — спросил Сутяга. — Братьев Мазарини.
— А мы — братья Худощеповы, а ты разбил нашу тачку, а мы очень злые на это, а ты теперь попал на большие бабки, — улыбаясь, два брата Худощеповых дергали ручки, пытаясь открыть дверцы джипа, а третий брат достал пистолет.
— Не надо разборок, — крикнул Сутяга. — Возьмите в багажнике все, что надо.
И просунул им в щелку ключик.
Братья открыли багажник. Минуты три им хватило на осмотр. Сутяга поднял стекло, закупориваясь, положил мне ладонь на затылок и опустил голову вниз.
Затаившись, мы втроем синхронно представляем себе, как братья Худощеповы открыли черный мешок…
— Запрячься на всякий случай.
Я скорчилась, закрыв голову руками. Стукнула, закрываясь, крышка багажника. Братья Худощеповы стояли истуканами, наверное, не в силах быстро оценить создавшуюся ситуацию.
— Давай на газ! — шепотом предложил Тихоня скорчившийся под сиденьем сзади.
— Не надо нагнетать обстановку, — Сутяга достойно выдержал паузу и завел мотор только после того, как братья Худощеповы развернулись и отъехали.
В половине пятого утра мы втроем выволокли труп из багажника, вытащили из полиэтиленового мешка, раскачали и бросили в озеро. В камышовую заболоченную заводь.
— Бульк! — сказал Тихоня.
— Теперь мы с тобой квиты, — Сутяга положил руку мне на плечо и больно стиснул.
— А как же дружба? — загрустила я.
— Через год ты станешь самой молодой авантюристкой в мире, через три — секретным агентом спецслужб, зачем тебе моя дружба? Разве что труп куда-нибудь подбросить, так для этого есть чистильщики-профессионалы. А у меня дочка растет. Я тебе не напарник.
— Как это ты вдруг повзрослел!
— Деньги кого хочешь облагоразумят. А вообще — заходи, если что.
Поиграю тебе.
— Ты, Сутяга, поменьше смотри американское кино! Чистильщики, агенты, — толкнул меня плечом Тихоня. — Я тебе, Алиска, всегда рад. С тобой интересно.
На обратном пути мы подобрали изрядно пьяную Офелию, и я спросила у Сутяги, при чем здесь, действительно, агенты спецслужб?
— Твоя знакомая тетка, которая зарабатывает стиркой, имеет буферный адрес ФСБ в Интернете.
— Что это значит?
— Ты просила меня навести о ней справки. Я пытался, но ее адрес оказался буферным, то есть закрытым для информационного запроса, по кодовой сетке ребята определили, что это буфер ФСБ.
— Ничего не понимаю.
— Что тут понимать? Ее файлы закрыты для взлома, коды — из сетки ФСБ, если в них начать копаться, тебя через шесть минут ставят на мухоловку, что значит — высчитывают и ломают твою систему.
— Она работает в Службе Безопасности? — я задумалась.
— Или работала, а теперь пользуется некоторыми льготами как ветеран службы. Так что ты с ней поосторожней.
Я откидываюсь на спинку сиденья, стискиваю кулаки и яростно кричу:
— Я никого не убивала!
— Не унывай, — успокаивает меня Сутяга, — у тебя еще вся жизнь впереди!
* * *
Следователь Лотаров, изогнув верхнюю губу до ощутимого ее прикосновения к носу, несколько раз прочел заключение по отпечаткам пальцев. На пустой бутылке из-под грузинского вина отпечатки были только девочки Алисы.
Отчетливые. Свежие. Если еще учесть, что отпечатки эти были сделаны довольно грязными — в сладостях и фруктовом соке — руками, картинка складывалась странная. Либо девочка Алиса выпила вино, либо, что более правдоподобно, собственноручно вылила на себя содержимое бутылки. Но тогда получается, что ворвавшийся к ней в квартиру бандит Штукарь не обливал бедную девочку вином, и, естественно, это ставит под сомнение и остальное. Не скидывал в кучу одежду корейца, не вываливал в одежде Алису, обмазанную тортом, не падал с балкона?..
Стоп. Расслабив верхнюю губу и звонко пошлепав ею о нижнюю, Лотаров задумался и прислушался. К нему под ноги забежал Допрос и посмотрел снизу тревожными желтыми глазами. Скребущие звуки не прекратились. Погрозив Допросу пальцем, Лотаров осторожно встал и на цыпочках вышел в коридор. Дверь в туалет была открыта. Затаив дыхание, Лотаров смотрел на кошку светло-серой масти с черными кончиками ушей. Андалузка сидела рядом с унитазом в эмалированном поддоне, напрягшись и закрыв глаза. Застывшая поза ее выставленный торчком хвост — все указывало на особую важность момента. Несколько конвульсивных движений спиной, и… Лотаров успел забрать поддон до того, как андалузка принялась засыпать сделанное ею песком. Он осторожно перенес поддон в ванную.
Кошка, не дождавшись обычной после опорожнения кишечника похвалы, пошла за ним и, урча, терлась мордой о шлепанцы.
— Да-да! — нетерпеливо кивнул Лотаров. — Ты умница, умница! Три, четыре, пять, — он сосредоточенно доставал что-то из поддона пинцетом и складывал в салатник. — Ты заслужила лакомство! Восемь, девять… Одну минуточку, одиннадцать, двенадцать…
Часть II
Прачка по вызову. Дорого.
Я звоню в дверь прачечной.
Где-то за синими морями и высокими горами гуси-лебеди уносят к страшной Бабе-Яге маленького мальчика — украден чей-то братишка, теперь сестренка пойдет его искать, будет есть горько-кислые яблоки, непропеченный ржаной хлеб…
Я звоню в дверь прачечной. Мне никто не открывает.
Я сажусь на ступеньки и через пять минут уже готова замерзнуть до галлюцинаций — самые красивые дворцы изо льда, самые пышные перины из снежинок.
Если я окажусь добросовестной затворницей и буду хорошо взбивать перину, Москву укроет снег, если у меня хватит сил, я буду взбивать день и ночь, чтобы снег завалил дома до крыш…
— Алиса!
— Мне тепло, — шепчу я.
— Алиса, вставай. Есть работа.
— Пенелопа, я очень устала и хочу спать. Я три дня и три ночи взбивала перину, видишь? — выставив ладонь, ловлю падающие снежинки. — Это все я сделала!
— Хорошо, хорошо, только вставай, а то примерзнешь. Заходи.
— Я не могу сидеть дома, мне страшно.
— Хорошо, заходи же! Умеешь клизмы ставить?
— Нет, но видела, как это делала тетушка Леонидия. Они с корейцем перед особенно затяжным траханьем ставили друг другу клизмы.
— Бедный ребенок! — бормочет Пенелопа, отключая сигнализацию.
— Я никого не убивала, — эта фраза не дает мне покоя, я повторяю и повторяю ее, как загипнотизированная, уже третий день.
— Не сомневаюсь, — успокаивает меня Пенелопа. — Очень надеюсь, что и в дальнейшем ты будешь решать все свои проблемы чужими руками.
— Чужими?..
— Ну да, — Пенелопа спокойна, пожимает плечами. — У тебя в квартире был кто-то еще? Один из братьев Мазарини?
Я молчу.
— Ты знаешь, кто вывалился с твоего балкона? Иди сюда, — она зовет меня в кабинет. — Садись. Так… Сейчас откроем. Вот, познакомься, Штукин Максим Суренович, уроженец Баку, четыре судимости, один побег. Последние три года вел себя неприметно в том смысле, что не попадался на глаза органам.
На экране монитора лицо моего гостя плохо узнаваемо — голова обрита, взгляд затравленный.
— Значит, он не Геннадий?
— Нет. Он Максим Суренович. И поскольку три последних года вел себя странно тихо, можно предположить самое худшее.
— И что это такое?
— Ну, посуди сама. К тебе вваливается уголовник, заявляет, что он — твой отец. Что ты по этому поводу думаешь?
— Он рассказал кое-что о себе и маме. Что я могла думать? Сидели за одной партой, ранняя беременность, избиение…
— Ты знаешь, что твой отчим занимался медицинским сырьем или оборудованием?
— Не думаю. В основном он занимался философией.
— Ладно. Следователь Лотаров совсем не дурак, совсем. Он снимал отпечатки пальцев в квартире?
— Снимал.
— А теперь подумай, что тебе грозит, если он найдет пальчики брата Мазарина? Я думаю.
Пенелопа приносит чай и печенье. Я думаю.
— Пей, пока горячий, нам пора ехать.
— Не найдет, — говорю я, все продумав. — Он был в перчатках и сразу прошел на балкон. Когда я подходила к подъезду, я увидела, как джип разворачивается, значит, он только что подъехал.
— Ты узнала машину?
— Нет, я просто отметила про себя, что у моего подъезда разворачивается джип, это автоматизм — я научилась одним взглядом запоминать восемьдесят два предмета.
— Что?
— Отчим учил меня внимательности. Поднимаю глаза, смотрю пять секунд, опускаю. Если смогу потом перечислить восемьдесят два предмета, получаю мороженое.
