Галина перебирала свои сокровища с выражением печали и нежности на лице. Она достала из коробки еще несколько выцветших листков, и тут на дне мелькнул какой-то маленький блестящий предмет. Золотисто-желтая безделушка.
– А это что такое? – проговорила Инга, стараясь не выказать волнение.
– Это? – Галина помрачнела, на лицо набежала тень. – Я нашла это рядом с Бориным телом, ты понимаешь когда. Подобрала машинально, а потом сохранила. Сама не знаю зачем. Не знаю, откуда это у Бори, может, подарила какая-то участница ансамбля. Его ведь очень любили.
Инга не сводила глаз с золотистой безделушки.
Фигурка из непрозрачного стекла. Скорее всего, брелок для ключей. Полосатый зверек, похожий на тигра, но не тигр. Зверь с поднятой передней лапой.
Инга знала, что это за зверь.
Он называется бабр, это мифический хищник, герб и символ города Иркутска.
Еще бы Инге не узнать этого зверя, еще бы не узнать этот брелок.
Она сама купила его в аэропорту Иркутска, когда девять лет назад возвращалась с соревнований по легкой атлетике, на которых заняла третье место.
Уже в аэропорту она вспомнила, что не купила никакой сувенир для родственника, и тогда нашла в киоске этот брелок.
А потом подарила Ивану.
Она хотела наладить отношения с зятем, которые как-то не складывались. Очень уж они с Иваном были разные. Линке она тогда привезла серебряный кулончик с зеленым камнем, который называли «сибирским изумрудом», настоящее название она уже забыла. Линка так радовалась, она любила украшения.
И вот теперь оказывается, что Галина нашла этот брелок рядом с телом своего брата.
Не может быть. Мало ли на свете одинаковых безделушек? Может, этот брелок действительно подарила Борису какая-то влюбленная хористка?
Нет, не может быть.
Таких совпадений не бывает.
Это именно тот брелок, который она купила в Иркутске. Полосатый мифический зверь с золотыми глазами. Бабр.
Иван, неужели он связан с убийством Бориса? Но каким образом?
– Прости, – смущенно проговорила Инга, – можно мне немного воды? У меня что-то пересохло в горле…
– Конечно, – засуетилась Галина. – Наверное, от пыли. Сейчас принесу.
Она повернулась к крану, звякнула стаканом.
Воровато оглянувшись, Инга вытащила из коробки стеклянную фигурку, сунула ее в карман, положила обратно записки и фотографии Бориса, чтобы пропажа брелка не бросалась в глаза.
Галина подала ей стакан воды.
Инга выпила жадно, быстро – у нее действительно пересохло в горле, не столько от пыли, сколько от волнения.
– Я хочу, чтобы ты знала, – сказала Галина, – мой брат любил твою сестру. Ничего между ними не было, потому что… Словом, он любил ее издали, никогда бы ей не признался. Он и мне ничего не говорил, я только потом поняла, когда он буквально сошел с ума после ее смерти. Он так винил себя..
– В чем? – встрепенулась Инга.
– Дело в том, что в тот вечер не было спевки, Боря отменил ее, потому что возил меня в больницу. У меня был сердечный приступ. Наша мама умерла от инфаркта, и Борис боялся, что я тоже могу. Поэтому он настоял, чтобы мы поехали в больницу, меня оставили там, Боря всю ночь просидел в коридоре. Если бы твоя сестра была на спевке, он проводил бы ее до дома и, возможно, маньяк бы…
– Что теперь об этом говорить, – глухо произнесла Инга.
И тут же засобиралась:
– Извини, мне пора. У меня еще дела.
– Что ж. – Галина встала, чтобы проводить ее до двери. – Мне было приятно поговорить с тобой, как будто вернулись прежние времена. Времена, когда…
«Когда был жив ее брат. Когда была жива моя сестра», – мысленно закончила Инга. Но не посмела произнести эти слова вслух.
Она понимала, что чувствует эта женщина, потому что сама чувствовала то же.
К дому Инга брела, не разбирая дороги.
В голове ее, как тяжелые мельничные жернова, ворочались мысли.
Как мог этот иркутский брелок оказаться рядом с телом убитого Бориса?
Только одним способом.
Его мог потерять Иван.
Но ведь Галина первой нашла тело своего брата, она оказалась там раньше всех, раньше полиции.
Что же это значит? Что значит?
Кто мог оказаться возле тела раньше Галины? Допустим, случайный прохожий не захотел связываться с полицией, подумал, что затаскают потом, и сбежал? Но брелок-то принадлежал Ивану!
Она не хотела впускать очевидный вывод в свои мысли. Не хотела облекать его в слова.
Иван неприятен ей, у них сложные отношения, но Инга не могла представить его убийцей.
Вот! Она произнесла это слово – убийца.
Только убийца мог оказаться рядом с телом раньше Галины. Только убийца мог обронить там проклятый брелок. Стало быть, это Иван забил до смерти того человека, у которого хватило глупости проявить внимание к его жене. Да нет же, ведь это случилось уже после смерти Линки. Надо разобраться наконец, что же произошло. Но неужели Иван – убийца?
От этого слова Инга словно проснулась. Пришла в себя, как от резкого запаха нашатыря.
Она подняла глаза – и с удивлением увидела, что пришла к своему старому дому. К тому дому, где они жили с Линкой. А потом недолго с Линкой и Иваном.
Давным-давно, восемь лет назад.
Целую жизнь назад.
Когда она была совсем другим человеком, а Линка… Линка просто была.
Ноги сами привели ее сюда, благо, от того района, где жила Галина, до их пригорода было рукой подать.
Инга сегодня уже побывала здесь. Но тогда она не решилась войти в дом. Не решилась разбудить спящие в нем воспоминания. Теперь, после того, что она нашла у Галины…
Инга достала из кармана иркутский брелок.
Да, это был тот самый брелок, который она подарила Ивану.
Мифический бабр словно придал ей сил. Он раскрыл какую-то часть правды, какой-то уголок, и теперь она должна идти дальше, должна узнать правду до конца, какой бы страшной она ни оказалась. Должна сложить головоломку из разрозненных кусков.
И какое-то шестое чувство подсказывало, что для этого нужно войти в старый дом.
Должна войти в дом, должна вдохнуть воздух прошлого – тогда он раскроет перед ней свои тайны.
Инга толкнула калитку и пошла по дорожке к крыльцу.
Хотя тетя Соня присматривала за домом и участком, все равно уже в саду Ингу охватило тоскливое чувство запустения. Трава кое-где была скошена, но успела отрасти, тут и там остались нетронутыми заросли бурьяна и репейника. Даже дорожка, по которой она шла, заросла сорной травой, цепляющейся за ноги.
Инге показалось, что справа от дорожки в траве кто-то пробежал или прополз – так закачалась, зашевелилась трава, но, наверное, это был просто ветер. Сбоку от крыльца стоял ржавый, давным-давно переполнившийся бак с дождевой водой.
Она подошла к крыльцу, ступила на первую ступеньку.
Ступенька заскрипела под ее ногой, но выдержала.
Инга достала ключи, отперла дверь.
Вошла в прихожую.
Сквозь запыленные окна пробивался худосочный свет, в сенях было полутемно, и Инге показалось, что в углу справа от входа кто-то притаился. Она вскрикнула от неожиданности, попятилась.
Но тут же разглядела, что это всего лишь старая куртка Ивана, висящая на вешалке, и его же выгоревшая кепка. Там же, рядом, болталось серое демисезонное пальто Линки. Словно даже сейчас, спустя восемь лет после смерти, сестра держалась рядом с мужем.
Инга перевела дыхание, взяла себя в руки, вошла в комнату.
Соседка не обманула, здесь и правда было прибрано. Вещи не валялись на полу, не катались комки мусора, все стояло на своих местах, только толстый слой пыли покрывал каждый предмет, как кожа.
Инга обошла комнату, дотронулась до стола, до стульев, до вытертого старенького диванчика, словно здороваясь с ними, словно надеясь, что они узнают ее.
Но дом молчал.
Если он что-то знал – он не спешил делиться с ней этим знанием. Может быть, он ее просто забыл. Не признал за свою, ведь прошло восемь долгих лет. Для дома это тоже большой срок.
Инга постояла немного посреди комнаты, сделала над собой усилие и прошла на кухню.
Здесь ее сразу обдало страхом, как будто кто-то выплеснул на нее ведро ледяной воды.
Вот люк, тот самый, который она безуспешно пыталась открыть снизу – в ту страшную ночь. Люк, который стал границей между жизнью и смертью.
Инга постояла над этим люком, задержав дыхание.
Снова, как тысячи раз за эти годы, перед ней встала эта картина – подвал в тусклых отблесках свечей и мертвое лицо сестры.
Она не смогла заставить себя поднять люк, не смогла заглянуть в подвал, в прошлое.
Вместо этого она развернулась и пошла назад – в прихожую.
Ничего не вышло. Дом ничего ей не рассказал.
Или у нее не хватило духу дойти до конца?
Может быть, она слишком рано сдалась?
Нет, она больше не может здесь находиться! Она здесь просто задыхается – от слежавшейся многолетней пыли, от запаха страха и смерти, которым пропитан этот старый дом.
На волю! На улицу!
Прежде чем выйти из дома, Инга шагнула в угол, туда, где рядом висели куртка Ивана и пальто Лины. Она велела тете Соне потихонечку раздать все вещи сестры и свои, что остались. Куда уж старуха их девала, она не интересовалась. Но в шкафу теперь было пусто. Осталось только пальто.
